Филис Хаусман - Роман с натурщиком
Даже через плотный свитер она чувствовала, как от его могучего тела пышет жаром.
— Можно, я взгляну?
Его огромная ручища опустилась на столик поверх ее плеча и подняла один из листов. Почувствовав, как она напряглась, Шон остановился.
— Ты, надеюсь, не против?
— Ничего страшного, я его уже зафиксировала. — Сирил сама удивилась, что умеет держать такой ровный тон. — Не люблю только, когда мне заглядывают через плечо во время работы, а сейчас — ради Бога!
Она осторожно выскользнула из-под его руки в сторону и с безопасной дистанции взглянула в лицо Шона. Тот сосредоточенно рассматривал эскиз, глаза его перебегали от одной детали к другой. Потом он взял другие листы — и губы его расплылись в кривой улыбке:
— А ты вчера правду сказала, Сирил: мать родная не узнала бы меня на этих рисунках.
Лицо на эскизах было едва намечено. Собственно, здесь оно и не играло никакой роли: изюминкой было тело, призванное в самом выигрышном свете преподнести тот или иной образчик одежды.
— Ну и как? — глуповато спросила Сирил и тут же в отчаянии зажала себе рот. Но было уже поздно: слово не воробей.
— На редкость мастерски, но чего-то не хватает… Какие-то они холодные — блестящие, но холодные — без души, что ли? Я не вижу здесь тебя. Такое впечатление, что ты просто отрабатывала заказ.
Как ни жестоки были его выводы, он всего лишь выразил вслух ее собственные сомнения.
— И давно ли вы стали специалистом в живописи, мистер Стивенс? Никто, слышишь, никто до сих пор не подавал рекламаций по поводу моей работы! Ко мне на месяц вперед стоит очередь из заказчиков, к твоему сведению! — выпалила она, до глубины души уязвленная его критикой.
— Ты сама спросила… А впрочем, ты права. Кто я такой, чтобы выносить суждения? И если уж речь зашла о моих словах, то я знаю только, что мне нравится, а почему нравится — это уж одному Богу известно.
Сирил по-прежнему стояла напротив, уперев руки в бока, и ее кобальтовые глаза сверкали как две ослепительные льдинки.
Шон примиряюще поднял руки, но прежде чем он успел что-либо вымолвить, Сирил уже бежала по лестнице, топоча по ступенькам.
— Одевайся, мистер Стивенс! — крикнула она на бегу. — Когда спустишься, я уже накрою на стол. Омлет тебя устроит?
— Более чем! Обожаю омлеты!
4
— И кто тебя за язык дергал спрашивать его мнение? — пробормотала себе под нос Сирил. До сих пор она придерживалась железного правила: никогда и ни под каким предлогом не показывать работы натурщику, дабы не нарваться на непрофессиональное суждение или расхолаживающий критицизм дилетанта.
«Я знаю только, что мне нравится», — мысленно передразнила она Шона. Сама виновата: чего можно было ожидать в ответ, кроме глубокомысленно-расхожих фраз?
Разбив четыре яйца в кастрюльку, она яростно швырнула скорлупу в мусорное ведро и взбила смесь в густую пену.
Отодвинув в сторону кастрюльку, она бросила на горячую сковороду маргарин, быстро нашинковала и высыпала туда же лук, грибы и зеленый перец, в другой сковороде поджарила яйца и посыпала их сверху золотистой поджаркой из овощей.
Переложив омлет в сервировочную тарелку, она вынула из микроволновой печи подогретые булочки.
— Помочь? — прозвучал у самого уха низкий добродушный голос.
Сирил чуть не уронила омлет на пол: Шон подошел к ней так бесшумно, что любой индеец мог бы позавидовать.
— Серебро в нижнем ящике, а тарелки наверху, в шкафу, — нашлась она. — Кстати, кофе не хочешь?
Она потянулась за банкой с кофе.
— А вместо него большой стакан молока никак нельзя? — невинно поинтересовался Шон, расставляя посуду и раскладывая приборы на дубовом кухонном столике.
— Ты же никогда не отказываешься от кофе! — насмешливо напомнила Сирил.
— Не отказывался… и как-нибудь однажды я приготовлю его тебе, — сообщил он, доставая из холодильника упаковку молока.
Сирил сделала вид, что не заметила шпильки в свой адрес, успокоив себя тем, что и сама всегда предпочитала молоко.
Они с жадностью набросились на еду и какое-то время ели не проронив ни слова.
Когда Шон намазал маслом третью булочку, Сирил забеспокоилась:
— Ты наелся? Я могу быстренько приготовить салат из овощей.
Она привстала. Он усадил ее.
— Успокойся, Сирил, я сыт. Просто мама с детства приучила меня к плотному завтраку. «Правильно начинать свой день» — так это у нее называлось. Учитывая мой режим, это действительно самая важная трапеза за день. Кстати, омлет великолепен.
— Неужели лучше кофе? — Сирил вдруг обнаружила, что еще не совсем потеряла чувство юмора.
— Мне придется научить тебя великому мастерству приготовления кофе — если, конечно, тебе небезразлично мое самочувствие, — с блистательной самоуверенностью отозвался Шон. — А вот яичница у тебя вышла первоклассная! Мама — и то не сделала бы лучше, а она потрясный кулинар. Ты в этом сама убедишься, когда мы покончим с этими твоими эскизами.
На щеках его мелькнули те самые чарующие ямочки…
— Ты живешь с родителями? — отрешенно спросила Сирил.
— Нет, я отделился от них сто лет назад. Но они каждое воскресенье забирают меня на семейный обед. Понятное дело: дом без детей — пустое гнездо.
— Ты один приходишь на эти родственные посиделки, или… у тебя есть брат или сестра?
— Один как перст. Родители поженились поздно, и им с лихвой хватило одного меня. — На лице Шона появилась мечтательная улыбка. — Ну а как обстоит дело с тобой? Куча братьев и сестер, да?
— Увы, я тоже единственный ребенок: маме перевалило за тридцать, когда я появилась на свет, а папа был еще старше. — Глаза Сирия увлажнились.
Шон мягко поймал ее руку.
— Их больше нет? — тихо спросил он.
— Да, пожалуй… Что касается папы, то он умер четыре года назад, а мама… она, можно сказать, тоже пребывает на небесах.
— И как же называется ее рай?
— Год назад она познакомилась на курсах повышения квалификации с французским профессором-лингвистом, и он увез ее в Париж — этакий медовый месяц пополам с оргией. Назад она решила не возвращаться.
Раскатистый хохот Шона наполнил комнату, и Сирил тоже невольно засмеялась, утирая рукой выступившие слезы.
— Сирил, — сказал он, вдруг останавливаясь. — Время десерта.
— О… конечно! У меня есть немного фруктов и сыр. Я сейчас… — Она снова попыталась встать и он снова заставил ее сесть.
— Забудем о бренной пище. Я хочу пить амброзию твоих уст.
И Сирил с изумлением обнаружила, что он сажает ее к себе на колени.
