Терри Макмиллан - Дела житейские
— Ну как прошла первая ночь?
Она резко повернулась и одарила меня таким взглядом, будто я предложил ей лечь со мной или что-то в этом роде. Потом оперлась на одну ногу и тяжело вздохнула.
— Это, конечно, не мое дело. Я просто так спросил.
— По правде говоря, всю ночь глаз не сомкнула. Надо привыкнуть к новому месту.
— А где вы спали?
— На полу.
— А где же ваша кровать?
— Да там. Вон доски у стены. Это кровать-платформа. Но старый матрас я выбросила, а новый еще не купила.
— Вы сами соберете ее?
— Вряд ли. Мне должен помочь приятель, он зайдет, как только полы высохнут. Как вы думаете, они уже просохли?
Приятель? Почему бы ей просто не сказать „мой парень"? Ох уж эти бабы! Вечно крутят да вертят. Я встал и пошел посмотреть пол. Он уже совсем просох.
— Еще не совсем сухой. Если не хотите портить его, лучше бы еще денек обождать. — Когда меня начинает так нести, значит, я ищу приключений на свою голову. Лучше в таких случаях мотать домой. Но я никак не мог.
— Еще целый день?
— Да нет, можете звать вашего парня.
Она как-то странно посмотрела и говорит:
— Я же сказала, это мой приятель.
Конечно, он приятель, а я кандидат в президенты. Потеха! У женщин не бывает приятелей-мужиков. И все же признаюсь, у меня от сердца отлегло. Вообще-то не похоже, что она врет, да и зачем ей лапшу на уши мне вешать? Хотя, черт побери, какое мне до всего этого дело? Что-то я начинаю не то нести. Какая мне разница? Пора бы сматывать удочки. Но я все никак не мог заставить себя уйти. Я всегда на поводу у своих инстинктов. И чутье, надо сказать, меня редко подводит.
— Что в этих коробках? А где ваш стереопроигрыватель? Уверен, что он у вас есть, раз вы певица.
— В основном здесь книги. Стерео есть; Эли соберет его потом.
— Должно быть, он и вправду хороший приятель.
— Да.
— Знаете что? Я, конечно, в ваши дела не лезу, но мне сегодня все равно нечего делать, так я мог бы вам помочь. У вас, я смотрю, книжные полки.
— Для них нужны болты. Спасибо за предложение, но Эли сделает все бесплатно.
— А я разве говорил о деньгах?
— Вы говорили, что не работаете задарма.
— Но, если помните, я сказал, что иногда могу позволить себе сделать даме любезность.
— А вам не кажется, что вы слишком увлеклись этим?
— Может, и так. А у вас есть инструменты — ну, дрель, отвертка, молоток?
— Нет.
— Так я и знал.
— Вы всегда так навязчивы?
Я только посмотрел на нее и ухмыльнулся. Это я-то навязчив! Да это вообще не в моем духе. Женщины обычно сами ко мне приходят. Но с этой все было как-то шиворот-навыворот. Что-то в ней возбуждало мое любопытство. Мне хотелось узнать, откуда она. Что делает в Бруклине. Есть ли у нее мужчина. А если есть, то где он, черт побери? Почему не помогает ей? Да ясно, нет у нее никого. Иначе какого хрена она первую ночь провела одна? Но мне-то что до всего этого? Одно я хотел бы знать: в самом деле она поет или просто треплется? Бабы есть бабы. Они тебе что хочешь наговорят, лишь бы произвести впечатление. Но с Зорой это как-то не вязалось. Вряд ли она интересуется, что я о ней думаю. И мне это даже нравилось. К тому же я впервые встретил женщину самостоятельную, которая ни на ком не висит. Да из-за одного этого она мне понравилась. Мы могли бы стать друзьями, если бы это, конечно, не ломало моих планов. Но я же говорил, что женщина не может быть другом. Она либо твоя баба, либо никто тебе.
Она принесла кофе в отличной керамической чашке. Что правда, то правда, вкус у нее есть. Я это понял по тем пожиткам, что перетаскивал сюда. У нее есть настоящие произведения искусства, а не потертые старые плакаты, которые обычно висят на стенах у баб, если у них вообще что-нибудь висит. И насчет кофе она права.
Кофе что надо!
— Послушайте, мне скоро на работу, — сказала она.
— Что за работа? Вы же вроде певица.
— Я действительно пою, но жить на это пока не могу. Я преподаю музыку в 189-й школе.
— То есть вы учительница младших классов средней школы?
— Вот именно. А сейчас мне надо принять душ. Так что спасибо за кофе и за готовность помочь. Вам пора идти. Пожалуйста.
— Я еще не допил кофе.
Я хотел как-нибудь расшевелить ее, убедиться, что ей хочется меня задержать. Может, так оно и есть, как знать. Иначе с чего бы она впустила меня в такую рань? Я проверял ее выдержку, и, надо сказать, пока она не сломалась. Она вела себя так, будто ей все без разницы, и в этом что-то было. Скорей всего, ей досадно, что я ее застал врасплох, без всякого марафета. А по мне, в этом тоже кайф.
— А когда вы домой приходите?
— Вам-то что?
— Я же предложил вам помочь распаковать эти коробки, чтоб вы здесь могли передвигаться и посидеть, наконец, на этом шикарном диване.
Она уставилась на меня, но потом взгляд ее стал мягче.
— Я соврала, — выдавила она.
— Наконец! Первая женщина, которая признается в этом!
— Вы меня простите?
— Пустое. А что вы не то сказали?
— Я в самом деле преподаю, но не в летней школе.
— Слушайте, я вовсе не хочу, чтобы вы думали, будто я из себя крутого мужика корчу или что-то в этом роде. Я правда хочу вам помочь. Неужели такие женщины, как вы, не могут спокойно принять от мужчины помощь?
Она снова на меня как-то странно посмотрела:
— Что значит „такие женщины, как вы"?
— Ну, наверное, независимые, что ли.
И тут она улыбнулась, а во мне аж все перевернулось: такая это была улыбка. Закачаешься?
— У меня куча дел в Манхэттене, но к шести я буду дома.
— Я приду.
— Ну, раз уж мы все обсудили, может, вы все же уйдете? Мне надо принять душ.
Я рассмеялся:
— Разве вам не нужно потереть спинку?
Она снова выкатила на меня свои карие глазищи, но я-то чувствовал, что сунься я в ванную, она бы меня не прогнала. А будь мы тиграми, мы не играли бы в эту идиотскую игру.
— Пожалуйста, не обижайтесь, это я так ляпнул. Спасибо за кофе. Удачи вам. До скорого свидания!
День тянулся жутко долго. Два часа я провел в спортивном зале: качал мышцы, поиграл немного в гандбол, попарился, малость вздремнул; потом пошел домой и начал столярничать. Я разглядывал здоровенный пень, который притащил несколько недель назад, чтобы сделать из него столик. Я уже ошкурил его, он был сухой, хоть сейчас приступай; минут двадцать я рассматривал его поверхность — гладкую-прегладкую, совсем как ее кожа. Но никак я не мог сосредоточиться: Зора не выходила из головы. Плохи твои дела, Фрэнклин. Опять ищешь приключений! Как кобель почуял сучку, и хвост по ветру. Но на этот раз я чувствовал, что дело здесь не только в течке. Было в этой женщине что-то притягательное, правильное, что ли, и это пугало меня. Вот так, бывало, я и попадал на рельсы; не шевельнешь ни рукой, ни ногой, а на тебя уже мчится грохочущий состав. Все повторяется. Боже упаси! Только не сейчас! Впрочем, она учительница и считает небось, что я ей неровня. Но главное, черт побери, Зора — даже не знаю ее фамилии — совершенно не вписывается в мои планы на будущее. Хватит! Да и живет она слишком близко, чтобы крутить с ней любовь. Да провались она пропадом! Пусть этот ее Эли, или как там его, помогает ей обустраиваться на новом месте, раз уж он такой распрекрасный приятель.
