Джанет Дейли - Аргентинское танго
Это несправедливо. Внутренне она не чувствовала себя ни на йоту старше Клодии Бейнз. И никто еще ни разу не угадал ее настоящий возраст. Но этой ночью дети, Эндрю и эти морщинки на шее — все словно бы сошлось вместе, чтобы напомнить ей, что она уже больше не молода. Она и не заметила, как время настигло ее. Как-то однажды она сказала: сорок два — это такой же блаженный возраст, как и двадцать четыре. Но когда ей было двадцать четыре, она думала, что сорок два — это пожилой возраст. Пожилой. Какое жестокое слово.
…Французские окна в столовой и гостиной распахнуты настежь на просторный внутренний дворик, окруженный зеленью и растениями в кадках и освещенный развешанными через равномерные промежутки факелами. Дальний конец патио занимал небольшой оркестр. С каждой минутой прибывало все больше гостей. Лес вошла в дом, чтобы поздороваться и поболтать с теми, кто только что подъехал.
В зеркальном потолке столовой отражалось великолепное угощение, выставленное для гостей. Вместо обычного в таких случаях и всем надоевшего набора из канапе с деликатесами, дешевой икры, фруктов и фондю[2] Лес выбрала меню, в которое входили возмутительно вкусные ребрышки и зажаренные до хруста цыплята. Приятно было поглядеть, как увешанные бриллиантами женщины облизывают вымазанные в жире пальцы. Это создавало восхитительно непринужденную атмосферу, рушило все барьеры и позволяло людям стать самими собой. Лес и сама наслаждалась этой непринужденностью — она так устала от всех этих сложностей и тревог, которые свалились на нее в последнее время.
Она остановилась в дверях гостиной и окинула взглядом толпу гостей. Возле роскошного бара со спиртным не иссякал поток желающих освежиться. Лес заметила Тришу, маячащую в прихожей и, по-видимому, все еще ожидающую прихода своего гостя.
— Так вот ты где, Лес! — окликнул ее сзади женский голос, и Лес обернулась.
— Конни! — воскликнула она с восхищением, шагнув навстречу подруге.
Конни Дэвенпорт, полная и статная, держала в одной руке поднос, уставленный всякой снедью, и облизывала пальцы другой, перепачканные соусом от барбекю.
— Давно ты здесь? — спросила Лес.
— Достаточно давно, чтобы понять, что перед тем, как уеду домой, успею потешиться вволю.
Под словом «потешиться» Конни подразумевала только одно — как следует поесть. Она никогда не скрывала своей любви к этому занятию, да и скрыть ее было бы невозможно — выдавали пышные формы, туго обтянутые красным платьем.
— Кстати, раз уж речь зашла о еде… — Конни с видом заговорщицы понизила голос. — Ты уже видела Веронику Хамптон? Они с Джорджем пришли всего несколько минут назад.
— Я была снаружи. — Лес поискала взглядом среди гостей новоприбывших.
— Вон они, около бара. — Конни незаметно указала ей на высокую болезненно худую женщину в розовом платье. — Оказывается, она сидела на этой своей новой диете. Как тебе это нравится? Ну не смешно ли? От нее и без того остались одна кожа да кости.
— Думаю, именно это и называется «модной худощавостью», — пробормотала Лес.
— Как бы это ни называлось, я этого никогда не пойму, — засмеялась Конни.
— Как, впрочем, и большинство из нас, — согласилась Лес, хотя сама она никогда не волновалась за свой вес. Она ухитрялась безо всяких усилий сохранять стройную фигуру. Наверное, из-за того, что много ездила верхом, да и вообще постоянно была чем-то занята.
— А где Роб? Я его еще не видела.
— Уехал в школу. А Триша возвращается туда завтра. Когда оба они уедут, тут у нас станет довольно тихо. Кажется, я плохо представляю, куда себя девать без детей, — с грустью призналась Лес.
— Тебе пора бы уже к этому привыкнуть.
— Может быть. Но мне особенно трудно потому, что в нынешнем году к тому же еще умер Джейк. А как раз именно в это время, в конце зимы, мы с отцом всегда проводили время в Виргинии на конном заводе. Обсуждали, какую кобылку скрестить с каким жеребцом, или осматривали двухлеток, выбирая из них наиболее перспективных для поло. Я по всему этому скучаю.
— Но ведь ты можешь и одна туда поехать, — сказала Конни. — Понимаю, что это не то же самое, что прежде, но все-таки лучше, чем сидеть и томиться без дела.
— Возможно, — пожала плечами Лес. — Я знаю, что Одра поговаривает о том, чтобы закрыть тамошний дом. Может быть, даже продать его. Думаю, она решила жить круглый год здесь, во Флориде. Если так, то я действительно поеду в Виргинию, присмотрю, чтобы там все было в порядке, а заодно погляжу в последний раз на места детства.
— В любом случае теперь, когда дети разъехались и никто не вертится под ногами, ты можешь проводить гораздо больше времени с Эндрю.
— К сожалению, он очень занят на работе, — сказала Лес.
Кони взяла куриную ножку и, поднеся тарелку поближе ко рту, чтобы не капать на платье, впилась зубами в хрустящую поджаренную корочку.
— Кстати, кто такая эта брюнетка рядом с Эндрю?
— Клодия Бейнз.
Когда брюнетка появилась на вечере, Лес перебросилась с ней несколькими словами, но тут подлетел Эндрю и увел юную красавицу знакомиться с прочими гостями. Сейчас они беседовали с какой-то парой, которую Лес не могла разглядеть. Но что она хорошо заметила — это то, как Эндрю держал руку на плечах молодой женщины, прижимая ее к себе. Лес быстро отвернулась, чувствуя, как в животе у нее словно сворачивается какая-то тугая пружина.
— Это его новая сотрудница из фирмы, — пояснила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденней.
— Он явно уделяет ей массу внимания. — Конни многозначительно приподняла брови.
— Она — протеже Эндрю.
— А не из-за нее ли он задерживается так допоздна?
Лес сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и заставила себя беззаботно расхохотаться.
— Не будь дурочкой, Конни. Она так молода, что годится ему в дочери.
— Вот этих-то и надо больше всего опасаться. — Тон, которым подруга произнесла эти слова, напомнил Лес, что муж Конни известен своими любовными похождениями.
Внезапно Лес почувствовала легкую дурноту: ее начало подташнивать и знобить. Она понимала, почему Конни пришли в голову такие мысли. Собственный опыт подталкивал подругу видеть ситуацию именно в таком омерзительном свете. Но это же просто смешно! Эндрю совсем не такой. Но, боже праведный, как мне хочется, чтобы он наконец-то убрал руку с плеча этой женщины, с яростью подумала Лес. Это прикосновение напоминает о чем-то гораздо более личном, чем просто дружеское участие. Если Конни заподозрила неладное, то же самое могут подумать и все остальные.
