Бывшие. Я (не) могу тебя забыть (СИ) - Бауэр Алика

Темнота давит физически ощутимо. Всей своей массой. И я не могу ей противостоять. Не могла тогда, не могу и сейчас.

Здесь только я. Этот плач. И позорное чувство беспомощности.

И сквозь этот ад, сквозь вой в собственных ушах, пробивается что-то еще. Далекое, но настоящее.

— Ле-ра!

Голос. Его голос. Такой отчетливый, что я на секунду замираю, не веря своим ушам.

— Т-ем... — мой собственный голос слабый, сорванный шепот.

И вдруг скрежет. Двери лифта с усилием расходятся на несколько сантиметров. В щель врывается спасительная струя прохладного воздуха. Жадно глотаю ее, пока Артем просовывает какую-то деревяшку между дверями лифта, чтобы те не закрылись вновь.

— Держи! — слышу его голос уже более ясно и вижу смутные очертания его руки, а в ней что-то маленькое и прямоугольное. — Аварийка уже едет.

Тянусь к нему дрожащими пальцами. Фонарик… Нажимаю на кнопку, и тьма отступает. Не полностью, но тусклого, рассеянного луча оказывается достаточно, чтобы я снова могла спокойно вздохнуть. Детский плач в голове стихает, превращаясь в далекое эхо. Тишина. Делаю глубокий вдох.

Я начинаю медленно возвращаться к себе.

Острая, обжигающая боль в затылке пульсирует в такт бешенному стуку сердца. Меня швырнуло в кирпичную стену, отчего на секунду в глазах темнеет. Прежде чем я успела понять, что происходит, в нос ударяет удушливый, ядовитый запах дешевых сигарет, смешанный с потом.

Мужская ладонь впивается мне в горло, сдавив его так, что перехватывает дыхание. Но даже если бы воздух мог пробиться через эту преграду, я бы задохнулась от этого зловония.

— Деньги где? — рычит мужчина прямо над ухом.

— Ка-кие? — выдавливаю хрипом, цепляясь пальцами за его руку, но это все бесполезно.

— Дурой не прикидывайся! Которые твой брат нам должен!

Пазл резко складывается. И мне становится еще страшнее. Леха. Его долги. Его проблемы, которые, как всегда, стали моими.

— Он... он должен был вас предупредить... — каждое слово дается с трудом, пока я отчаянно царапаю ногтями по мужской руке. — Мы отдадим... просто нужно немного времени...

— Не гони! — он тряхнул меня так, что зубы щелкнули. — Я видел, на какой тачке ты приехала. Давай бабки, или возьму аванс так...

Его свободная рука впивается мне в бедро. Пальцы ведут вверх, к кромке юбки. Внутри все сжимается от ужаса. Зажмуриваюсь, пытаюсь отстраниться, но все мои барахтанья напрасны.

И вдруг... все исчезает. Давящая хватка ослабевает, вонючее дыхание отступает.

Сползаю по стене и оседаю на мокрый, холодный асфальт, судорожно хватая ртом воздух.

Сознание возвращается вместе с появившимися мурашками от раздававшихся звуков. Глухие, мокрые удары. Приглушенный стон. Хруст, от которого скручивает желудок.

Поднимаю голову, и сквозь пелену слез и дождя вижу его…

Артем. Он двигается с грацией и яростью хищника. Его удары, отточенные годами тренировок, молниеносно находят цель. Но напавший на меня мужчина превосходил его по комплекции. Он был выше и тяжелее. Один удар, второй и Артем пошатнулся. Еще один удар и он падает на землю.

Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, лишь наблюдаю, затаив дыхание. Нужно что-то делать. Вызвать полицию, но не получается отвести взгляд от картины, развернувшейся передо мной.

Артем снова лидировал и не останавливался, нанося удары.

Невольно, всего на секунду, может быть парочку, я залюбовалась им, позабыв от страхе. И именно в этот момент этот здоровый мужик увернулся от последнего удара и нанес свой. Артем не успел среагировать. Нападавший, не теряя ни секунды, пустился наутек. Его фигура в черном балахоне с капюшоном быстро растворилась в темноте.

Выбегаю обратно под дождь падаю на колени рядом с ним.

— Ты как? — голос звучит словно сдавленный.

— Ничего... серьезного, — Артем попытается отдышаться.

Протягиваю дрожащую руку, желая прикоснуться, но боюсь причинить боль. При свете уличного фонаря все видно. Его губа распухла и была разбита, из рассеченной брови струилась алая черта крови, смешиваясь с дождевой водой и стекая по виску.

Артем выглядит бледно, дезориентировано, но в его глазах все еще тлели угольки ярости.

— Пойдем, — шепчу, пытаясь его поднять. — Надо обработать раны.

Глава 14

В моей небольшой ванной комнате было душно, влажно. Пахло гелем для душа, дождем и легким привкусом крови.

Артем сидит на краю акриловой ванны, пока я роюсь в аптечке, доставая перекись, вату и пластыри. Вдруг слышу легкий шелест ткани.

Оборачиваюсь и замираю.

Макаров сбросил с себя промокшую насквозь рубашку, и мой взгляд сам собой скользнул по его торсу. Мускулатура, когда-то поджарая и рельефная, теперь стала мощнее. Каждое движение под кожей говорило о силе и контроле. Смотрю на следы времени. Несколько новых шрамов, о которых не знала, и старые, знакомые до боли.

— Сильно изменился? — его голос звучит приглушенно, и на его щеке проступает та самая ямочка, что когда-то сводила меня с ума.

Подхожу ближе, стараясь дышать ровно. В пальцах слегка дрожит вата, смоченная антисептиком.

— С чего ты взял, что я и раньше видела тебя без рубашки?

Первое прикосновение ваты к рассеченной брови. Макаров не дрогнул, не издал ни звука, но я все равно инстинктивно дую на ранку.

— Уверен, что между нами были не только платонические отношения, — произнес он тихо с легкой усмешкой.

Неуверенная улыбка трогает мои губы.

Пытаюсь сосредоточиться на работе. Вот ватка касается его брови, вот я меняю ее на новую, осторожно прижимаю к разбитому уголку его губ, где алая кровь уже начинает подсыхать. Он сидит неподвижно, позволяя мне это делать, но его взгляд… Его взгляд тяжелый и пристальный. Артем неотрывно следит за моим лицом, словно пытаясь что-то считать на нем.

И сама делаю тоже самое…

Макаров правда изменился. Юношеская угловатость сменилась уверенной, мужской красотой. Он стал тем, кем и должен был стать. Успешным, состоявшимся, тем, о ком мечтала его семья. Но сейчас, в тусклом свете ванной, с каплями дождя в волосах, он был просто Артемом. Повзрослевшей версией себя.

Мои пальцы, обрабатывавшие рану, невольно скользят ниже, задев легкую щетину на его щеке. Раньше он никогда не позволял себе такого. Всегда был тщательно выбрит, порой до раздражения на коже. Подушечка моего пальца провела по тому месту на подбородке, где прятался старый, почти невидимый шрам. Его не разглядеть за щетиной, но я знаю, что он там. Всегда знала. И от этого прикосновения в груди что-то встрепенулось, забилось, словно рой испуганных бабочек.

Ловлю себя на том, что хочу изучить каждый новый сантиметр, каждую перемену. Но в этот момент чувствую легкое, почти невесомое прикосновение. Его костяшки, слегка шершавые и теплые, касаются тыльной стороны моей свободной руки.

Резко отдергиваю ладонь, словно обожглась.

Что я делаю? Мы не имеем права на эту близость.

— Наверное, делала так уже раньше, много раз после моих боев? — спрашивает Макаров, и в его голосе слышу какую-то странную, смутную надежда.

— Нет, — отвечаю на автомате, прежде чем мозг успел вмешаться. — Обычно ты обо мне заботился.

Повисшая тишина становится ощутимой.

Черт. Снова эти провалы, когда прошлое брало верх над осторожностью. Я не хотела ворошить это. Не хотела снова проходить весь этот путь, зная, что в финале он развернется и уйдет к своей настоящей жизни, а я останусь с растерзанной, вывернутой наружу грудной клеткой.

— Я много думала над тем, почему ты забыл именно те полгода, когда мы были вместе. Травма могла вычеркнуть месяц, два…

— Это просто случайное стечение обстоятельств…

— А может это знак, что нам и не стоило ничего начинать? — говорю резко и смотрю на него в упор.

Артем качает головой и тяжело вздыхает.

— При чем тут какие-то знаки? — звучит раздраженно. — Разве странно, что я хочу вспомнить полгода своей жизни?