Развод. Испеку себе любовь (СИ) - Марс Яна

Артём коротко улыбнулся.

— Пока нет. Сначала — дело. — Он посмотрел на коробки у их ног. — Это всё?

— Это всё, что удалось спасти, — честно сказала Аля. — Ночью у нас взорвалась одна печь. Половина заказа сгорела.

Она ждала насмешки, снисходительной улыбки. Но Артём лишь нахмурился.

— Взорвалась? Никто не пострадал?

— Нет, — удивилась Аля его реакции. — Только хлеб.

— Жаль. Но люди важнее, — он открыл верхнюю коробку, достал одну из булок. Она была неидеальной, чуть непропечённой сбоку. Он отломил кусок, попробовал. Жевал медленно, внимательно. — Вкусно. Чувствуется ручная работа. И... борьба.

Аля вздрогнула. Он угадал.

— Вы не выполнили условия, — констатировал он, доедая булку. — Двести булок. У вас на вид будет семьдесят.

— Мы знаем, — вздохнула Вика. — Это полный провал.

— Провал — это не попытка, — парировал Артём, его глаза упёрлись в Алю. — Провал — это сдаться и не приехать. Вы приехали. Значит, вам важно. Расскажите, что произошло.

И Аля рассказала. Коротко, без прикрас. Про развод и ультиматум, про пожар, про испорченный хлеб. И про то, что случилось потом — как бывший муж смеется над ней и манипулирует ребенком.

Артём слушал молча, не перебивая. Когда она закончила, он кивнул.

— Понятно. Ситуация сложная. Но интересная. — Он сделал паузу, покрутил головой, рассматривая завод. — Я верю в потенциал. Ваш хлеб — хороший продукт. Ваша история — сильный бренд. Но вам нужны не две печи в саду. Вам нужна настоящая пекарня.

Аля замерла, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.

— Я готов инвестировать два миллиона рублей, — чётко сказал Артём. — Этой суммы хватит на старт. На оборудование, ремонт, легализацию. На то, чтобы выпекать не две сотни, а две тысячи булок в день.

— И... какие условия? — тихо спросила Аля, уже зная, что бесплатного сыра не бывает.

Артём повернулся к ней. Его взгляд был прямым и жёстким.

— Пятьдесят процентов доли в компании. Вы управляете бизнесом, я — капиталом и стратегией. И... — он сделал едва заметную паузу, — одна ночь. С вами.

Воздух вокруг Али застыл. Вика ахнула и зажала рот рукой. Аля почувствовала, как кровь отливает от лица. Вот он, крючок. Тот самый, которого она боялась.

— Одна ночь? — переспросила она, и её голос прозвучал холодно, как утренний ветер. — Это что, часть инвестиционного предложения?

— Только бизнес, — парировал Артём, ничуть не смущаясь. — Без обязательств, без намёков на отношения. Проверка на совместимость. Я должен понимать, с кем имею дело не только на производстве, но и в ситуации стресса. Доверие строится на разных уровнях. Вы мне нужны целиком. Или не нужны вообще.

Он говорил это так спокойно, так расчётливо, будто предлагал продегустировать йогурт в супермаркете. В его словах не было пошлости, только холодная деловая логика. И от этого было ещё противнее.

— Вы хотите купить меня за два миллиона? — спросила Аля, и в её голосе зазвенела сталь.

— Я предлагаю партнёрство, — поправил он. — На моих условиях. Вы свободны отказаться. Ваш дом уйдёт с молотка, а дочь будет расти с отцом, который демонстрирует ей, что такое "успех". Или вы принимаете правила игры и получаете шанс всё изменить. Выбор за вами.

Он посмотрел на часы.

— У вас есть два дня на раздумье. Мой номер у вас есть. — Он развернулся и пошёл к своему внедорожнику.

— Артём! — крикнула ему вдогонку Аля.

Он обернулся.

— Да?

— А вам не кажется, что то, что вы предлагаете — это просто более изощрённая форма унижения?

Он снова коротко улыбнулся. На этот раз в его улыбке было что-то печальное.

— Алёна, в бизнесе нет унижения. Есть цена и возможности. А всё остальное — лирика.

Он сел в машину и уехал, оставив их стоять на ветру с тремя коробками недопечённого хлеба и ультиматумом, который был хуже любого поражения.

Вика первая нарушила молчание.

— Аля... это же просто... это ужасно! Мы найдём другие деньги! Я одолжу, мама продаст что-нибудь...

Аля не слушала. Она смотрела на точку, где исчез чёрный внедорожник. Перед ней был выбор. Между потерей всего и потерей себя. Между шансом вернуть дочь и дом — и необходимостью заплатить за этот шанс самой собой.

Она повернулась, подняла одну из коробок и понесла её к машине.

— Поехали, Вика. Нам нужно печь хлеб. И думать.

Она ещё не знала, какой выбор сделает. Но она знала, что этот выбор навсегда разделит её жизнь на до и после.

11. Цена муки

Три коробки с булками стояли на заднем сиденье "Лады", наполняя салон душистым, горьковатым запахом дыма и неудачи. Аля вела машину молча, уставившись в убегающую под колёса ленту асфальта. Вика, прижавшись лбом к холодному стеклу, пыталась найти хоть какие-то слова, но все они казались плоскими и фальшивыми, как дешёвый грим.

— Может, он псих? — наконец выдохнула она, ломая тягостное молчание. — Нормальные люди так не делают. "Одна ночь"... Да за два ляма можно нанять модельное агентство на месяц! Это просто унижение.

Аля не ответила. Она просто вела машину, заворачивая на знакомую улицу. Унижение? Нет. То, что предложил Артём, было хуже. Это была холодная, расчётливая товарно-денежная операция. Проверка на прочность. Он покупал не её тело — он покупал её готовность переступить через себя. И самое ужасное, что в его извращённой логике это имело смысл. Он вкладывался в человека, который готов на всё ради цели. А что может быть большей демонстрацией целеустремленности, чем согласие на такие условия?

— Он проверяет, насколько я готова пасть, — тихо проговорила Аля, будто отвечая на свои мысли. — Чтобы понять, насколько я буду беспощадна к конкурентам. К нему. К самой себе.

— Это бред! — возмутилась Вика. — Мы найдём другие деньги. Я возьму кредит! У меня есть просмотры, я могу...

— На что, Вик? — Аля резко притормозила перед своим, нет, домом Ильи . — На новый миксер? На аренду помещения? На юридическое оформление, чтобы опека отстала? Тебе банк даст два миллиона под твои посты? Мне — без официального дохода? — Она выключила зажигание, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем остывающего двигателя. — Нет. Он это знает. Он знает, что у меня нет выбора.

Она вышла из машины. Утренний воздух был свеж и колок, но Аля его не чувствовала. Она чувствовала только тяжесть в ногах и ледяной ком в груди. Из-за забора доносился смех Сони. Высокий, звонкий, счастливый. Илья, должно быть, включил ей мультики или играл с ней. В уже-не-её доме.

Аля зашла в сад. Печь стояла холодная, почерневшая от вчерашнего пожара. Рядом валялась злополучная буржуйка с оторванной дверцей — памятник её провалу. На столе остались следы муки и несколько недоделанных булок, заветревшихся за ночь. Картина полного разгрома.

Она машинально подошла к миске, где осталось немного теста. Оно уже закисло, покрылось коркой. Она ткнула в него пальцем. Холодное, безжизненное. Как она сама.

Из-за угла вышла Маргарита Вениаминовна. На её лице была смесь укора и жалости.

— Ну что, дочка? Развезли свой хлеб? — спросила она, но по взгляду Али всё поняла. Лицо матери сразу помрачнело. — Опять ничего? Я же говорила, нечего было с этим аферистом связываться! Теперь ещё и слух по городу пойдёт, что Молчанова взятки булками раздаёт!

Аля промолчала. Какая разница, что пойдёт по городу? Главный слух уже летел по цифровым проводам: "Аля Молчанова не потянула заказ. Инвестор отказал". Илья наверняка уже знает. Он, как стервятник, чует слабость за версту.

Она прошла мимо матери в летнюю кухню, села на старый табурет и уставилась на телефон. Таймер показывал: 84 дня 4 часа 12 минут. Время текло сквозь пальцы, как песок. А вместе с ним утекали её шансы.

Она крутила в голове слова Артёма. "Без обязательств, без намёков на отношения. Проверка на совместимость". Что это меняло? Ничего. Это всё равно была проституция, просто прикрытая бизнес-терминами. Более изощрённая, более унизительная.