Юлия Добровольская - Любовники
— В кинотеатре у вас тоже друг директором? — улыбнулась Дина.
Константин Константинович, уловив, наконец, шутливый тон спутницы, облегченно рассмеялся:
— Нет, билеты я купил в кассе. За полчаса до вашего прихода.
— Сразу вношу ясность: за билеты и ужин я способна расплатиться сама. Что и сделаю чуть позже, чтобы не ставить вас в неловкое положение, — тихо, но твердо сказала Дина.
— Ну вот, уже и поставили, — попытался изобразить обиду Константин Константинович.
— Ничего, переживете.
— А что так? Можно полюбопытствовать?
— Демонстрация независимости.
— Ух ты! Это серьезно. — Константин Константинович подпер щеки кулаками и воззрился на Дину. — Вы мне с каждой минутой все интересней и интересней.
— Вы мне тоже.
— Я-то чем?
— А я чем?
— Я первый спросил, — засмеялся Динин визави.
— Ладно. Признаюсь. Хоть мне и предстоит еще сдавать вам госэкзамен.
— И диплом защищать! — уточнил преподаватель с задорной улыбкой. — Я ж председатель госкомиссии на вашем факультете… Ну, давайте! Кто не рискует, тот, как говорится… — Он перебил сам себя: — Кстати, как насчет шампанского? У вас же сегодня последний экзамен! Только, чур, я угощаю. — Не дожидаясь ответа, Константин Константинович подозвал официанта и сделал заказ. — Ну, я слушаю, — вернулся он к теме. — Чем же я вас удивлю?
— Вы знаете, что о вас говорят в институте?.. Ну, в среде студентов?
— Ммм… Наверняка не все. — Преподаватель смотрел на Дину с внимательной и выжидающей улыбкой.
— А что вы знаете? — спросила Дина.
— Нет уж! Начали — продолжайте сами.
— Ну ладно, продолжу… — Она сделала паузу, словно собираясь с духом. — Так вот, говорят, что к концу учебы не остается ни одной студентки, которая бы… Ну, вы понимаете.
Константин Константинович, смеясь, закрыл руками лицо:
— Слышал, слышал. Только…
Дина перебила его:
— Это еще не все. А половина из них аборты от вас делает.
— Только с поправочкой, — вставил-таки Константин Константинович, — ни одной смазливой студентки… А еще говорят, что на каждом курсе у меня не по одному ребенку.
— Мне это не кажется смешным. — Дина была серьезна.
— Как сказать… — Он перестал смеяться и посмотрел на Дину. — А чем же я вас удивляю-то?
— Тем, что то, что я о вас слышала, не стыкуется с тем, что я в вас вижу.
— Правда? И что же не стыкуется?
— Ну, во-первых, вы не такой уж дурак…
Константин Константинович снова рассмеялся:
— Так-так! Дурак, но не такой уж! Ну, спасибо!
— Не перебивайте, — серьезно продолжала Дина. — У вас и интеллект, и чувство юмора на месте…
— А с этими качествами на красивых девушек заглядываться не положено?
— Заглядываться, может быть, и можно, но не всех же подряд…
В этот момент подошел официант и принялся убирать со стола два лишних прибора и расставлять принесенные закуски.
— Вы позволите мне закурить? — спросил Константин Константинович, продолжая смотреть на Дину все с тем же смятенным и удивленным выражением лица и улыбкой в глазах.
— Да, пожалуйста, — ответила Дина.
— Значит, вы не поощряете мой образ жизни? — продолжил он, когда официант отошел.
— А вы как думаете?
Дина опустила взгляд на свои пальцы и принялась рассматривать перламутровые ногти, мерцающие в свете свечи. Ей стало неловко: получалось, что она нравоучает своего преподавателя — взрослого мужчину, вольного жить так, как он хочет.
— Начинаю опасаться, что вы пришли на свидание со мной только с одной целью: наставить заблудшего на путь истинный. Мм?
«Ну вот, — подумала Дина, — я и впрямь перегнула палку…»
— Нет, не с этой. — Она чуть заметно смешалась, но тут же взяла себя в руки. — Я пришла потому, что вы мне нравитесь. — Помолчала немного, словно снова собираясь с силами: — И чем дальше, тем больше вы мне интересны. — Она подняла глаза.
На лице преподавателя мелькнула растерянность, он смотрел на Дину и ждал продолжения.
— Только не думайте, что со мной будет как со всеми остальными. Вы же не просто меня пригласили, чтоб в кино сводить и ужином накормить?
— Не просто, — серьезно ответил Константин Константинович.
— Так вот — не получится.
— Не получится что?
— Не получится ничего.
— Ну, хоть поужинать-то получится? — Он улыбнулся. — Я с голоду умираю.
Дина, расслабившись от его легкого перехода с серьезного тона на шутливый, сказала:
— Поужинать получится.
— Тогда приступим? Приятного аппетита.
— Приятного аппетита.
Оба принялись за принесенные салаты. Константин Константинович спохватился:
— Мм! Шампанское! Где наше шампанское? — и подозвал официанта.
Официант, извинившись, тут же принес бутылку в ведерке со льдом, открыл ее профессиональным движением — лишь короткий шипящий щелчок и легкий дымок из-под пробки, — наполнил фужеры и еще раз пожелал приятного аппетита.
Константин Константинович поднял свой фужер:
— За вас, Дина… Александровна. За успешное окончание четвертого курса.
— Спасибо, Константин Константинович. — Дина пригубила игристого вина и поставила фужер на стол.
Константин Константинович с аппетитом продолжил уничтожать салат и очень скоро справился с ним, подобрав все до крошки. Дина ела немного лениво, словно вовсе не была голодна.
— А вы не курите? — спросил Константин Константинович, взяв сигарету.
— Иногда, — ответила Дина.
Он протянул ей пачку «Столичных»:
— Прошу.
Ничего не ответив, Дина вынула из сумочки плоскую коричневую пачку импортных дамских сигарет, достала одну и поднесла ко рту.
Константин Константинович, выразив движением брови восхищение, протянул ей зажженную спичку.
Дина курила, почти не затягиваясь, выпуская дым эффектной тонкой струйкой вверх.
Заиграла музыка — это на сцену вернулись после перерыва музыканты. Все они были молодыми, чуть более длинноволосыми, чем позволялось комсомольской молодежи неписаными правилами — а другой молодежи в стране почти и не было, — но им, музыкантам, вероятно, так же негласно разрешались подобные вольности из соображений создания сценического образа. У двоих были «английские усы», которые англичане называли «украинскими», на носу одного из усатых сидели моднющие дымчатые очки в оправе «дипломат», а один из безусых был в обтягивающих белых — совершенно белых! — штанах. Джинсы только входили в моду и были редкостью, доступной разве что золотой молодежи, неизвестно где бравшей деньги на заморскую одежду и дорогие рестораны. А уж белоснежные джинсы и вовсе считались экзотикой…
