Соль под кожей. Том второй (СИ) - Субботина Айя
— Обсуждали, — немного растерянно тянет Сергей. — И решили вернуться к разговору в более подходящей обстановке.
— Подкарауливать меня около работы — это совсем не то, что можно назвать «подходящей обстановкой».
— Бляяя… — мученически протягивает Сергей, но вместо того, чтобы уйти, продолжает держать дверцу машины. — Тебе самой эта клоунада не надоела? Может, пора просто уже правду говорить?
— Я всегда за честный диалог, — немного смягчаю тон, а то этот мамкин Штирлиц, чего доброго, еще сорвется с крючка. — Как только найдешь свои яйца и будешь готов разговаривать в открытую — дай мне знать.
Мне хватает сил захлопнуть дверцу машины, и Сергею не остается ничего другого, как отступить, но на прощанье он все-таки наклоняется к открытому окну, заглядывает внутрь и фирменным наратовским многозначительным тоном, говорит:
— Еще созвонимся, Валерия.
— Обязательно, Сергей Сергеевич.
Хорошо, что поблизости со мной нет других машин, потому что я так резко стартую с места, что это точно стоило бы мне парочки оторванных бамперов и разрыва ануса у Андрея, дрожащего над своей какой-то уникальной покраской машины.
Глава сорок третья: Лори
Глава сорок третья: Лори
Настоящее
В офис я приезжаю с небольшим опозданием, но Копытин уже подкарауливает меня в холле и сразу, не дав мне даже дух перевести, начинает накидывать задания.
— Так, погодите. — Сначала пытаюсь быть официально вежливой, но когда понимаю, что он даже не пытается меня слушать, повышаю голос: — Копытин, хватит!
Он останавливается и смотрит на меня поверх очков.
— Давайте мы для начала пройдем в кабинет. Если вы не в курсе, то я в беременном положении и мое состояние далеко от прекрасного. Не думаю, что Юрий Степанович будет рад узнать, что вы поспособствовали тому, чтобы его внук никогда не появился на свет.
Копытин продолжает смотреть на меня как на внезапно заговоривший ксерокс. Не знаю, какими особенными инструкциями снабдил его Завольский, но явно не теми, которые предполагают расшаркивания. Тем не менее, он делает приглашающий жест рукой и молча следует за мной сначала до лифта, а потом — до кабинета. При виде нас сотрудники «ТехноФинанс» бросаются врассыпную.
— Теперь я готова вас выслушать — говорю максимально деловым тоном, как моя хорошая помощница организовывает нам две чашки чая и прикрывает дверь.
Копытин выкладывает документы, на которых предлагает мне подписаться.
Бросаю беглый взгляд… и от неожиданности ловлю приступ икоты.
— Это шутка такая?
— Подпишите, Валерия Дмитриевна. — Тон этой скрепки вообще никогда не меняется, как будто за него говорит испорченный голосовой аппарат, настроенный только на один тембр и интонацию. — По личному распоряжению Юрия Степановича, вы обязаны курировать работу «ТехноФинанс».
«Обязана», — повторяю мысленно.
Он неслучайно выбрал именно эту формулировку. Такие послушные исполнители, как Копытин, запоминают слово в слово, а потом просто передают. Функционируют как автономная флешка.
— Почему Юрий Степанович сам не может этого делать?
— Он в данный момент в отъезде.
— Вот как. — Пытаюсь вспомнить, когда в моих руках была точная информация, что не выехал из страны, но это события двух и даже трех недельной давности. Вчера мы тоже говорили по телефону, а в нашу эпоху мобильной связи без границ, он мог угрожать мне из Берлина, Лондона или островов в тихом океане.
Значит, скорее всего, эта мразь сбежала сразу, как запахло жаренным.
— Валерия Дмитриевна, — Копытин настойчиво сует подталкивает ко мне документы, — ваша подпись.
— А если я этого не сделаю? — Нарочно отодвигаю их на свою половину стола, но подальше, куда Копытину будет не дотянуться.
А теперь мне нужно подумать, как я могу воспользоваться ситуацией.
Ну как минимум, Завольский не рискнет вернуться пока будет вариться вся эта каша. Значит, он не сможет угрожать разоблачением моей беременности. А когда все это закончится — так, как мы с Вадимом задумали — ему точно будет уже не до того.
Я резко разворачиваюсь на пятках, чтобы Копытин не дай бог не увидел выражение облегчения на моем лице. Какой бы сильной я не пыталась казаться, мысль о том, что старый боров может затребовать доказательства отцовства Андрея, висела надо мной как Дамоклов меч. Как минимум теперь этот вопрос можно списать с повестки дня.
— Валерия Дмитриевна, — Копытин откашливается, — боюсь, вам придется подписать.
— Боюсь, я хочу услышать более веский аргумент, чем ваши личные опасения.
— Это распоряжение Юрия Степановича.
Как будто кто-то в здравом уме может представить, что эта пучеглазая скрепка способна действовать от своего имени.
— Но если я не подпишу, то… — продолжаю упрямо его раскручивать.
Должно быть обязательное условие на случай, если я окажусь несговорчивой. Завольский-старший не дурак и прекрасно знает, что после того, как сильно «потеплели» наши отношения за последнее время, я вполне могут выкинуть такой фокус. И что тогда? Не станет же он подставлять под удар сыночку-корзиночку?
Копытин песочит меня сухим взглядом, как будто дает последний шанс одуматься. Но я демонстративно складываю руки на груди с видом человека, готовым пойти на безапелляционный принцип. Тогда он открывает свой дипломат, достает оттуда всего одну бумагу и кладет ее передо мной, успевая одернуть руку до того, как я к ней притронусь.
Это выписка по счетам, переводы, которые я получала от Завольского. Те самые десять процентов за организованную мной схему. Я не собиралась пользоваться его грязным баблом, тогда это была просто часть игры, чтобы старый боров не заподозрил неладное — всем известно, что если человек делает что-то бесплатно, значит, он планирует получить другую, более солидную выгоду. Тогда я быстро организовала счет, куда шли поступления. Наверное, за это время образовалась уже приличная сумма, но сколько там точно — понятия не имею.
Первая мысль в моей голове: он намекает на то, что я должна ему как земля колхозу?
Но это было бы слишком просто, не в его стиле. Тем более, деньги уже все равно у меня, что мешает послать его подальше?
Ответ должен быть прямо у меня перед глазами. Где-то в этих строчках.
Я пересматриваю их трижды, прежде чем взгляд стопориться на одном из переводов двухмесячной давности. Сумма чуть меньше чем в остальных, но он сделан с одной из тех фирм-прокладок, которые я включила в схему. Смотрю еще раз, пытаясь по памяти вспомнить, так ли точно до буквенно эти слова идентичны, но это бессмысленно — если две похожих структуры фигурируют в одной «теме», то конечно, блин, это одна и та же структура!
Завольский заплатил мне со счета этой «прокладки».
Я беззвучно скриплю зубами.
Есть одно первое правило, когда создаешь подобные махинации с отмывом денег — никогда не оставляй следов, никогда не создавай связей. Заплатить человеку, который сделал схему, одним из компонентов этой схемы — все равно, что обвести его имя красным маркером. Теперь, если под схему начнут копать — связь с моим именем будет найдена быстрее, прыщ на жопе слона. Завольский-старший подстраховался, и если бы вдруг мне захотелось слить схему, то единственным, бултыхающимся на поверхности причастным к ней лицом оказалась бы тоже я.
Старый боров все просчитал, ко всему подготовился.
Он просто всегда и везде наготове.
Вот в чем дьявольский секрет его непотопляемости — он никому не доверяет и всех подозревает.
Никогда не думала, что скажу это, но у этого чудовища есть чему поучиться.
— Валерия Дмитриевна? — Копытин привлекает мое внимание громкими щелками замков дипломата. — Полагаю, вопросов больше не будет?
— Нет. — Развожу руками. — Больше никаких вопросов.
Беру его тяжеленный долбаный «Паркер» и ставлю на полях свой размашистый росчерк.
Хорошо в этом долбаном дне только одно — я, хоть и просчитываюсь, но тоже умею думать и просчитывать наперед. Иногда чуточку дальше, чем старая жирная скотина.
