Ричард Райт - Долгий сон
Он все понимал, но не мог ее уважать. Он все понимал, но он не мог уважать себя.
— Куда ни ступи — повсюду он, так, что ли? — сокрушенно посмеиваясь, сказала Мод.
— Вот именно.
— Кто он-то, а? — поддразнила его Мод.
— Белый, а то кто же, — невесело усмехнулся Рыбий Пуп.
Они помолчали, думая о себе так, как, по их представлению, должны были думать о них белые, — помолчали, исполнясь стыда в своей молчаливой безропотности.
Обсудив с адвокатом Хитом дела, касающиеся утверждения его в правах наследства и тому подобное, Рыбий Пуп принял свое первое важное решение: распорядился, чтобы Тайри хоронили вместе с жертвами пожара — жест, рассчитанный на то, чтобы смягчить отношение жителей Черного пояса к семье Таккеров. Эмма узнала об этом его решении слишком поздно, когда приготовления к похоронам шли полным ходом и уже ничего нельзя было изменить. Рыбий Пуп только сказал ей холодно:
— Так хотел бы папа.
Слыша, как судачат обитатели Черного пояса, Рыбий Пуп убеждался, что решил правильно.
— …Тайри-то вон не сбежал, как этот доктор, — он сам жалел, что так получилось с «Пущей». Ну ошибся человек, с кем не бывает…
— …за то и убили его эти белые сволочи, а раз убили, стало быть, боялись…
— Ох и пес он был, этот Тайри! — воскликнула как-то утром черная толстуха, когда Рыбий Пуп пришел к ней за квартирной платой. — Какой там пес — чистый тигр! Гляди, как белых переворошил!
Чернокожий пьянчужка разглагольствовал, сидя в баре Черного пояса:
— Один разбой в муниципалитете! Глядите, что с Тайри сотворили, а ведь большой был человек… Где доктор Брус, покажите мне его?.. С муниципалитетом тягаться — гиблое дело, либо в могилу упрячут, либо сам по гроб жизни будешь прятаться!
Брюхан, которого Рыбий Пуп, доктор Брус и Тайри мечтали сделать козлом отпущения, был мертв, и тело его, никем не востребованное, лежало в городском морге. Мейбелл, которая некогда так остро воспринимала расовое неравенство, теперь, потрясенная гибелью стольких своих товарок, покончила с прежним ремеслом и, перестав торговать своим телом, ударилась в религию, дабы стать евангелисткой во избавление мира от всяческих зол. Доктора Бруса после того, как он скрылся неизвестно куда, большое жюри заочно обвинило в «преступной халатности и многократном непреднамеренном убийстве»; в сущности, вся вина была возложена на него одного. Глории никто не хватился, даже полиция не расспрашивала о ней — Рыбий Пуп два раза медленно проезжал мимо ее дома, глядя на заставленное молочными бутылками, заваленное газетами крыльцо.
В связи с дерзким нападением на секретаря суда Альберта Дэвиса и яростной шумихой, которую подняли вслед за тем газеты, мэр города «в интересах общественного порядка» вынужден был подать в отставку. Его преемником, по его же тайному наущению, городской совет пока что избрал его близкого друга, тем паче что новые выборы все равно были не за горами. Начальник полиции Кантли, окруженный всеобщим подозрением, при отсутствии, впрочем, прямых улик, тоже подал в отставку, заявив при этом: «Считаясь с общественным мнением, встревоженным недавними событиями, я охотно слагаю с себя служебные обязанности, несмотря на то что нет ни малейших доказательств моей виновности. Служба в полиции никогда не была мне по душе. Я намерен выставить свою кандидатуру на пост губернатора штата». На место Кантли был назначен один из его ближайших друзей.
Девственно-белая коллегия присяжных при коронере установила, что Тайри сам навлек на себя смерть, «угрожая огнестрельным оружием полицейским, находившимся при исполнении служебных обязанностей». Кое-кто догадывался, что Тайри убили, чтобы не дать ему выступить перед большим жюри. Другие намекали, что он внезапно перекинулся к левым и начал выступать с требованием равных прав для черных и белых. Шушукались, будто Тайри застигли в публичном доме для черных в постели с черной любовницей полицейского начальника и там же застрелили. Высказывались циничные предположения, что полиция убрала Тайри после того, как он стал зажимать долю, которая ей причиталась от его неправедных доходов. И только самым прожженным и неболтливым — проституткам и игрокам — было известно, что Тайри заманили в засаду, но даже здесь, в преступном мире Черного пояса, никто не знал, что истинной причиной убийства были погашенные чеки, которые служили неопровержимым свидетельством продажности полиции, чеки, которые в ту безумную ночь Тайри передал Макуильямсу. Знал один Рыбий Пуп — знал и молчал, следуя последнему наказу Тайри и инстинкту самосохранения…
Разъезжал теперь Рыбий Пуп в машине Тайри, разодетый в пух и прах. Движимый смутным, но властным побуждением, он накупил себе ворох одежды: десять твидовых костюмов, пять пар ботинок, двадцать рубашек, галстуки, носки — словом, по мнению Джима, нарядился на пять лет вперед.
— Тебе-то что? — осведомился Рыбий Пуп. — Чьи деньги я трачу?
— Свои, свои, — отмахивался Джим.
— Ну и все. И отвяжись.
…Со всей округи тянулись в город черные семьи в предгрозовой, дождливый вечер общих похорон; ехали на машинах, на телегах, тряслись в фургонах. На улицах Черного пояса то и дело попадались мужчины, женщины, дети с черной креповой повязкой на рукаве. Только и слышно было разговоров, что о пожаре в «Пуще» и о тех, кто был с ним связан. Сама «Пуща» — обгорелый остов, почерневшие стропила и балки под покоробившейся железной крышей, отливающей на жарком солнце рыжей ржавчиной, — сделалась местной достопримечательностью, неизменно окруженной благоговейно притихшей толпой любопытных. Старые люди божились, будто по ночам оттуда доносятся стоны и вопли умирающих; черные ребятишки, тараща глаза, плели друг другу небылицы о том, как после захода солнца кружатся в хороводе привидения. Тьма бездельников рылась среди развалин в поисках чего-нибудь интересного на память, так что в конце концов полицейские понаставили на пожарище знаков с надписью:
«НЕ ПОДХОДИТЬ».
На пожаре погибли люди различных вероисповеданий, и все же клинтонвильские черные пастыри сошлись на том, что на панихиде будет говорить достопочтенный Рагланд — больше всего жертв оказалось среди его прихожан, выходцев из рабочей среды. За три дня до похорон достопочтенный Рагланд уединился готовить проповедь, и, когда он произнес ее, топоча ногами, задыхаясь, прерывая себя пением церковных гимнов, проливая потоки слез и душераздирающими движениями простирая руки к жертвам пожара и к Тайри, лежащему в великолепном бронзовом гробу, эта проповедь стала, по единодушному признанию, одним из самых достопамятных событий в истории Черного пояса.
