Наоми Хинц - Любовь и смерть на Гавайях
Сара произнесла текст, сама понимая, как он глупо должен прозвучать:
— Но ведь сначала кто-то должен умереть…
— Да, верно. Как раз кто-то сейчас умирает. У него что-то неизлечимое, смертельное… Я не знаю, кто это и от чего умирает, я не знаю, мужчина это, женщина или ребенок. В этом есть что-то жуткое: ждать, когда кто-то умрет, чтобы потом, — он с шумом втянул воздух и договорил сквозь стиснутые зубы, — взять у него то, что тебе так нужно…
Сара попыталась прийти в себя от потрясения и сказать Крису какие-то добрые слова. Но добрые слова не находились.
Крис снова сосредоточился на куске коры. Он стал ломать его на еще более мелкие кусочки и бросать их на землю.
— Я как раз лежал тут и думал… Боже, Боже… Даже не знаю, как я выдержу все это…
— А ваши родители — они уверены?..
— Да, вне всякого сомнения. Мама так обрадовалась, когда услышала об этом в воскресенье, что мне ее просто стало жалко. Но вчера она увидела кольцо вокруг Луны. Она верит во все предзнаменования. Теперь ей стало страшно. И она все время плачет. Отец же пьет — так пьет, как никогда не пил раньше, и я от него не могу добиться никакого толка.
Второй раз за время их знакомства Сара испытала неодолимое желание подойти к Крису и стиснуть его в объятиях. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
— Крис, Крис, я буду молиться… А потом мы когда-нибудь увидимся, и вы будете сильным и здоровым…
— Что это означает «быть здоровым», Сара? Я никогда не испытывал такого состояния. — Даже на расстоянии она слышала, с каким трудом он дышит. — Нет, это не жизнь…
— И все же стоит попробовать… Тем более, если есть шанс…
Его истощенное лицо немного посветлело.
— Вроде бы. Конечно, шансов немного, но все-таки это лучше, чем ничего. Отец говорит, что совпадение тканей такое, словно мы близнецы. Он поддерживает постоянный контакт с человеком, который знает все об этом. И с кровью порядок. Это, кстати, всегда создавало проблемы при операциях. У меня ведь отрицательный резус, группа Б.
— Правда? У меня тоже. — Слова вырвались у Сары непроизвольно, она была рада, что наконец-то может сказать Крису что-то ободряющее. — В общем, Крис, вы им скажите: если понадобится кровь, то я готова… Я тотчас же приеду. Я серьезно.
— Я понимаю.
Издалека послышалось:
— Сын, ты где? Нам пора.
— Сейчас, мама! — крикнул Крис и сказал Саре: — Мы каждую неделю ездим в больницу, сдаем какие-то анализы. Поэтому, наверное, мы уже не увидимся. Но может, вы мне напишете?
— Да, конечно, Крис… Напишу непременно. С удовольствием. Я буду писать много, много…
— Алоха, Сара.
— Алоха, Крис. Может, все не так уж плохо, как сейчас кажется?
— Я знаю, что меня ожидает. Сущий ад. Даже самая простая операция на сердце — это ад. А у меня их было пять. Пять. — Он поднял руку с растопыренными пальцами.
Саре вдруг сделалось тесно в этом замкнутом пространстве. Цветы словно приблизились, качали головками, хохотали, обдавали ее тяжким ароматом…
— Сколько, вы сказали, Крис?
— Пять.
Возвращаясь по темному коридору, Сара шла, держась за стену так, словно она была очень старой или очень больной, или слепой. Она прошла через кухню, поднялась к себе наверх и села за туалетный столик.
На бледной коже особенно явственно проступали веснушки. Красный цветок из сада запутался в ее волосах. Она извлекла его, и мягкие, полусгнившие лепестки стали крошиться в ее пальцах. Она бросила их в корзинку для мусора, промахнулась, встала, подобрала их с пола и аккуратно положила, куда собиралась. Ей не хотелось, чтобы эти кровоточащие комочки оставались на виду. Затем она выпрямилась и посмотрела на свои красные от лепестков пальцы.
Пять операций на сердце. Крис сказал, пять…
Пять операций, сказал доктор Дарем. Тогда, в больнице, он точно так же показал ей пятерню с растопыренными пальцами, как недавно это сделал Крис… Что еще он сказал в тот день? Что отчаявшийся отец пристроит новое крыло к больнице? Что он отдаст что угодно за новое сердце для своего сына?
За окном старое дерево снова возбужденно скреблось о сетку. Снова Сара увидела лицо, рот, раскрытый в безмолвном крике.
Ей стало страшно.
Но она испугалась не дерева. Дерево как раз пугало Сару Мур меньше всего.
ГЛАВА 21
Эта мысль рождалась в муках. С каждой секундой она росла, крепла, проталкиваясь в сознание Сары. Это была мысль-чудовище.
Сара подошла к кровати, понимая, что если сейчас же не ляжет, то упадет без чувств. Она задыхалась, словно после хорошей пробежки. Вытирала трясущимися руками испарину и вспоминала.
Это та самая девушка. У нее нет шансов. В ее мозгу снова зазвучали те самые шепотки.
Неужели та самая болезнь снова вернулась после небольшой ремиссии, а ее близкие просто позволили ей беззаботно насладиться отдыхом, не понимая, как это жестоко с их стороны? Нет, в это она решительно не могла, не хотела верить. Да и теперь она чувствовала себя нормально — если не считать потрясения, вызванного испугом. Она села в кровати, пытаясь заставить себя спокойно все осмыслить, разложить по полочкам, хотя новые детали только придавали целому еще более мрачные очертания.
Она подумала о родителях, об отце. Может, позвонить ему и прямо спросить: «Что ты видел тогда во сне: что я опять попала в ту самую больницу?» Нет, глупо. Только не надо звонить. Что бы там она ни предпринимала, ни в коем случае не надо тревожить родителей!
Может, имеет смысл позвонить доктору Дарему. И спросить напрямую: «Доктор Дарем, скажите откровенно: у меня неизлечимая болезнь? Я совершенно спокойна, так что говорите все, как есть». Она прижала кулачки ко лбу, пытаясь вообразить, что еще она может сказать ему. «Доктор Дарем, я не выигрывала никаких конкурсов. Меня просто обманом доставили сюда».
Он, конечно, осведомится, почему она пришла к подобному выводу. А что она ответит? Мелочи, пустяки… Просто с тех пор как она здесь оказалась, произошло множество разных, на первый взгляд, совершенно ничего не значащих вещей.
Каких именно?
Ну для начала… Сара попыталась как-то привести в порядок свои чувства, чтобы не утратить окончательно способность рационально мыслить.
Это потребовало усилий.
Теперь у нее уже не было никаких иллюзий насчет конкурса. Но она пока что не могла этого доказать. Она уже не сомневалась, что никто и не думал бронировать для нее номер в отеле «Алоха нуи». Но и этого она не могла доказать.
Она также не могла доказать, что Рита порвала открытку, которую она, Сара, написала доктору Дарему, и что Монти Риверс сжег письмо, которое доктор прислал ей. Но было вполне логично предположить, что эти люди не хотели, чтобы она, Сара Мур, поддерживала связь с кем-то из врачей больницы Брилла. Доктор, которому кое-что известно, вполне может потом припомнить отдельные факты и затем сложить их воедино так, как Сара сделала только сейчас.
