Мейв Хэран - Иметь все
– Миссис Уорд, уж не угрожаете ли вы мне?
– Мистер Гленнинг, разве я посмела бы?
– Да, миссис Уорд, я убежден, что посмели бы. Когда я смогу увидеть этого вашего финансового гения?
Лиз постаралась подавить довольную усмешку:
– Дело в том, мистер Гленнинг, что она ждет нас на автостоянке.
– За «Женскую силу»! На работе половина женщины лучше целого мужика!
Пробка вылетела из бутылки с такой силой, что шампанским залило шедевр брата Дон на стене, но никто не обратил на это внимания. Питер Гленнинг согласился взять Хелен Стивенс с трехмесячным испытательным сроком, и «Женская сила» наконец начала поправлять свои дела.
Дон принялась исполнять канкан на разбросанных по полу бумагах, Джинни жонглировала двумя настольными приборами, а все вместе они были заняты решением вопроса о том, какие комиссионные брать с клиентов. Было ясно, что сегодня они много не наработают, но было уже четыре часа пополудни пятницы, и все они могли теперь признаться, как нужна была им эта победа и как близки они были к тому, чтобы опустить руки.
Посреди всего этого трамтарарама зазвонил телефон, и Лиз сняла трубку. Когда она поняла, кто звонит, она невольно покраснела, слегка отвернулась в сторону и заткнула пальцем ухо, чтобы шум не мешал.
– Привет. Это Ник Уинтерс, – он мог и не говорить этого, – я только что узнал про ваш успех и хочу спросить, нет ли у вас желания отметить его в ресторане?
К своему удивлению, Лиз заколебалась. И поняла, что ее пугала сила собственной реакции на него. Казалось бы, ну и что с того, что они сходят в ресторан, пусть даже потом переспят и она никогда его больше не увидит? Она же не девочка. И не Мел, чтобы всю жизнь томиться у телефона в ожидании звонка какого-то мужчины. Она счастлива тем, что у нее есть работа, дом и дети. Но она уже довольно натерпелась в жизни, чтобы рисковать получить новую рану. А Ник явно ушлый ухажер.
– Мне жаль, Ник, но, боюсь, я очень устала…
Лиз на секунду замолчала, чтобы на большом куске картона, который передала ей Джинни, прочесть надпись фломастером: «СОГЛАШАЙСЯ, НЕ ТО Я ПЕРЕСТРЕЛЯЮ ТВОИХ ДЕТЕЙ!».
– Я хочу сказать, – она попыталась наподдать Джинни ногой, но та увернулась, изображая губами поцелуи, – что сегодня я очень устала, но, может быть, мы встретимся завтра?
С улыбкой кладя трубку под бурные аплодисменты Джинни и Дон, Лиз вдруг осознала, что впервые за пять месяцев сегодня ни разу не вспомнила о Дэвиде.
Развернув красное шелковое платье, которое решила сегодня надеть, Лиз сказала себе, что хватит терзаться. Может быть, Ник как раз то, что ей сейчас нужно.
Но собираясь на ужин, она впервые поняла, как сильно Дэвид поколебал ее уверенность в том, что она привлекательна и желанна. И хотя всячески стремилась убедить себя, что роман мужа с Бритт был результатом их сумасшедшего ритма жизни, в глубине души она сознавала, что за этим стояло кое-что большее. Не могло быть простым совпадением, что Бритт была более стройной, более белокурой и более красивой, чем она. Горькая правда состояла в том, что Дэвид после двенадцати лет совместной жизни ушел от нее к более привлекательной женщине.
А теперь желанной считали ее. И это был самый потрясающий мужчина из всех, кого она когда-либо встречала. Самое подходящее время для того, чтобы кто-то поднял ее в ее собственных глазах.
С минуту она поколебалась, пытаясь решить, какие трусики лучше надеть, легко сбрасываемые или более основательные. Улыбнувшись себе, выбрала кремовые шелковые трусики, которые еще ни разу не надевала, и прижала их к лицу. Даже в холодной комнате шелк был теплым на ощупь и едва слышно пах лавандой. И это странное сочетание чувственного шелка и любимого пожилыми женщинами запаха лаванды было неожиданно возбуждающим.
Все еще улыбаясь, Лиз надела трусики. Но когда после этого взглянула на себя в большое зеркало, ее радость испарилась. Женщина, которая смотрела на нее, была просто смехотворна. Тридцатишестилетняя мать двоих детей, которой следовало бы сбросить несколько фунтов веса, вырядившаяся в шелковые трусики, которые явно малы ей.
Сорвав их с себя, она натянула свои обычные хлопчатобумажные. Идиотка, собралась щеголять в шелковых трусиках! И зачем она только позволила Джинни втравить себя во все это? Для нее была ненавистна сама необходимость думать о том, не слишком ли дряблы ее бедра и не слишком ли заметен на ней пояс жира. Об этом она думала в восемнадцать; это и тогда было ужасным занятием.
Совершенно неожиданно Лиз осознала правду: она утратила душевное равновесие. Двенадцать лет она была верна одному мужчине, и сама мысль о сексе с другим, особенно таким красивым, как Ник Уинтерс, внезапно показалась ей кошмаром. Он наверняка привык к стройным двадцатилетним девицам с шелковистой ножей и ягодицами, твердыми, как спелые августовские яблоки, в которые не терпится вонзить зубы, а не к особам в миди-трусиках с упрятанными в них двумя дряблыми паданцами.
Она сидела на кровати, пока все эти мысли проносились в ее голове. Секс и одинокая девочка. От первых тайных помыслов к лишенному достоинства перемещению с софы в спальню, ко вторым мыслям, когда ты вдыхаешь этот неповторимый запах спертого воздуха, грязных носков и несвежей постели. А лотом еще худшее. Потому что каждый заполучивший тебя в свою постель мужчина настаивает на том, чтобы ты отказалась от всех запретов – даже если ты познакомилась с ним пять минут назад, – и при этом полагает, что он вправе совершать с тобой действия настолько интимные, что ты считаешь секунды до того момента, когда он наконец свесит язык набок и ты сможешь натянуть на себя одеяло и вызвать такси. А потом будет еще и следующий день, и, даже если у тебя нет никакого желания видеть его снова, тебя приводит в ужас мысль, что он больше не позвонит, потому что это означает, что Мама Была Права. Вот вам ваша сексуальная революция. Ему от тебя было нужно только одно. Он воспользовался тобой и выбросил тебя, как старую перчатку. И, будь он проклят, бросил тебя раньше, чем ты бросила его.
Как она могла даже помыслить о том, чтобы снова пройти через все это? Лиз принялась искать номер Ника в своей записной книжке, но ее взгляд упал на часы. Двадцать минут восьмого! Он будет здесь через десять минут, а она все еще не одета.
Она забыла о своих сомнениях, стараясь не порвать свою последнюю пару колготок, потом поправила хлопчатобумажные трусики и надела скромный белый лифчик. Второпях схватила шелковое платье, натянула его через голову, надела пару туфель на высоких каблуках и накрасила губы красной помадой. Потом снова взглянула на себя в зеркало.
