Ольга Арсеньева - Самая желанная
— А это у нас стиль такой — под старину.
— Я работы никакой не боюсь и многое, между прочим, умею. Это кроме пения и знания языков.
— А также ловли устриц, угона автомобилей и вытягивания сведений из лживых стариков.
— И любви… На которой я мог бы разбогатеть. Но сразу предупреждаю, не собираюсь.
— Мне и нечем оплачивать такие услуги. Извини, я не права, козел.
— Ого! Я уже понимаю русский, — обрадовался Санта. — Козел — это баран?
— Да, но еще — дурак, лопух, балда… Ах, я сама здорово подзабыла итальянский.
— Вот и очень хорошо — срочно требуется практика, я тебе могу ее предложить. Слушай, девочка, только не будь козлом, подумай хорошо: через три дня мы с тобой улетаем в Рим. Оттуда двинемся к Адриатическому побережью в одно симпатичное сельское местечко. Там находится дом моего близкого приятеля, старого друга. Это древняя ферма, которую он вздумал отремонтировать и приспособить для жилья. Получил мужик деньги и решил начать новую жизнь в родовом гнезде со всеми удобствами. Там уже завершены основные строительные работы. В середине июня мой друг хочет поселиться в доме и провести там все лето.
Ему нужны честные, приличные люди, которые могли бы помочь по хозяйству. Вроде временной прислуги, что ли. Я буду возиться в гараже — обожаю машины. А у него целый музей старья — антиквариат на колесах… И вот попутно пришла мысль прихватить тебя — до осени ты свободна, а там — лето жаркое, вокруг поля, луга, коровы, козлы… Практикуешься в языке и что-нибудь делаешь в саду или в доме — как настоящая крестьянка. И к тому же платить будут прилично.
— Почему твой друг решил пригласить уборщицу из Москвы?
— Здесь дешевая рабочая сила. И трудятся русские от души, вот, почти коммунизм построили. А главное — моя рекомендация.
— Ладно, от тебя все равно ничего не добьешься… Только вот, милый, у нас тут с визами не просто. И приглашения у меня для выезда за рубеж нет.
— Это все беру на себя. Я все-таки итальянец, и к тому же весьма обаятельный, — Санта взъерошил лохматую шевелюру и скорчил тупую рожу.
Кристина нахмурила брови. Она понимала, что за привычным веселым трепом парня скрывается продуманное решение. Конечно, это приглашение — не импровизация и не случайно он оказался у ее калитки. И этот порыв лихорадочной страсти, от которого сейчас, казалось, не осталось и следа. Под низким абажуром у остывшего чайника засиделись друзья-приятели. И только.
— Скажи честно, Санта, ты хоть немного вспоминал обо мне? — робко спросила она.
— Еще как! Когда Иза выставила меня из дома, швыряя журналы с портретами длинноволосой блондинки и причитая: «Катись к своей манекенщице!», я тут же вспомнил — и прикатился.
— А я чуть замуж не вышла. За очень «крутого» мужичка. Это значит, делового, имеющего деньги и власть.
— Из новых хозяев или из мафии? — нахмурился Санта.
— Разве здесь разберешь? Совсем как у вас. Даже еще непонятней…
— Он стал близок тебе, Кристина? — Санта подался вперед, грозно сжав в кулаке чайную ложку.
— Нет. Я не из тех, кто умеет легко увлекаться. И теперь точно знаю, что не из тех, кто продается… К сожалению, мы не сошлись…
— Покажись-ка мне сзади, детка. Кажется, ты похудела… У вас вообще есть здесь какая-то еда? — Санта кинулся к холодильнику и остался недоволен его содержимым. — Вот, возьми доллары. Здесь они хорошо идут. Это в долг — никаких отказов. Купи завтра, что понравится, я к ужину вернусь. Паспорт-то у тебя не потерялся?
— Ты все решил за меня? — вроде строптиво, но с огромным облегчением спросила Кристина.
— Решил. Не спорь, мне надоело быть младшим братом и смиренным святошей. Я увожу тебя, крошка. Шмотки и диадему брать не рекомендую. Поедешь, как я, — налегке…
Санта притянул Кристину и усадил к себе на колени.
— Худенькая, невесомая, словно воробышек… Детка, моя детка…
Он легко поднял ее на руки и осторожно, как уснувшего ребенка, отнес на тахту.
10
Во вторник, семнадцатого апреля, «боинг-637» компании «Alitalia» вылетел точно по расписанию. Обыкновенный будничный рейс «Москва— Рим», томные от раннего пробуждения лица пассажиров, готовящихся к четырехчасовому изнурительному безделью. Стюардессы с наигранным оживлением развозят напитки, в наушниках звучит неизменный шлягер Тото Кутуньо «Итальяно миа», пожилой синьор провожает в туалет побледневшую, как маска театра Кабуки, молоденькую японку.
— Это невозможно, это просто не может быть… — Кристина то крепко зажмуривалась, то таращила глаза — картинка не менялась: слева от нее, совсем рядом, так, что можно было разглядеть длинные, загнутые ресницы, застыло с блаженной улыбкой на устах лицо дремлющего Санты. Она была слишком взволнована, чтобы уснуть, и никакими силами не могла отогнать сонм настырных голосов, все еще звучавших в ушах.
— Ищешь себе приключений на жопу, детка, — веско процедил сквозь зубы Фил, увидев спутника Кристины с сомнительной внешностью кавказского торгаша.
Эта фраза стала лейтмотивом внезапного отъезда Кристины. Конечно, ее бы с восторгом проводили в Италию, но не в такой компании и не для какой-то там работы на ферме. Санту подозревали в самых низменных намерениях — от торговли наркотиками до сутенерства, а у Кристины не было желания спорить, придумывая благообразные оправдания для отъезда.
— Заработать хочу, мам! Сама же знаешь, сбережений моих надолго не хватит… Язык вспомню, отдохну у моря… Да и вообще, что вы всполошились, ведь не в Югославию воюющую еду. Богатая, процветающая страна…
— Геннадий бы и здесь все твои вопросы решил получше процветающих итальянцев. Знаем уже, чем твои приключения кончились… Да и мы с Филом теперь не бедные. Не та ситуация, чтобы очертя голову в прорубь бросаться, — не скрывала обиды Алла Владимировна.
Не могла она радоваться отъезду дочери прежде всего из-за рухнувших планов на брак с Лопахиным. Такое счастье девчонке привалило, а она носом крутит! Цыгану этому задрипанному сразу на шею кинулась.
— Уж не его ли подарочек? — кивнула мать на живот Кристины и, глядя в затылок молчавшей дочери, горько добавила: — По-другому я представляла твою «блестящую карьеру»… Ну, ничего, дочка, мне тоже до сорока не везло. Такая, видать, у тебя наследственность.
Не спорила Кристина, дружка не защищала, так как сама уже не знала, кто прав, кто нет. Не вопить же, что любит она этого «цыгана» и пойдет за ним хоть на край света — хоть в Рим, хоть и в Сибирь, а если уж опять что-нибудь приключится, в знакомую уже тюрьму Мантеллатэ.
