Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Вставай, лентяйка, — Авдеев тянет меня за пятку, не давая мне снова закуклиться в одеяло. — Завтракать пора.

— Не хочу, — хватаюсь за подушку, но Вадим тащит меня вместе с ней, переворачивает на спину, рывком ставит на ноги, напяливая свою футболку как на маленькую.

Мне так приятно, что приходится закусить губу, чтобы не стонать. И глаза закрыть — чтобы не разреветься от чего-то сладкого в груди. Это просто эндорфины, конечно. И дофамин, и окситоцин, да. Он же меня только что выебал как дурной дважды за полчаса — конечно, мой организм поймал гормональный кайф, тут вообще без вариантов.

На языке крутится «Предложи мне снова сюда приехать…», но я молчу.

Это слишком близко, Кристина. Не заигрывайся.

Хотя, кого я предупреждаю? Зачем, если поздно уже со всех сторон?

Мы спускаемся на кухню, и я чувствую себя до неприличия домашней в его футболке, которая мне, как обычно, примерно по размеру платья.

Вадим сразу занимает место у плиты. Босиком, шортах, которые минуту назад выглядели приличными, а сейчас как-то слишком бесстыдно обтягивают его идеальную задницу. Он что-то колдует со сковородкой, и по кухне разносится умопомрачительный аромат жареного бекона и чего-то еще, сладковато-пряного.

— Эй, Барби, — говорит, не оборачиваясь, — может, перестанешь прожигать дыру в моей спине и поможешь? Хотя бы сделаешь вид, что умеешь держать в руках нож.

— Боюсь, если я возьму в руки нож, то первым делом проверю на прочность твою задницу, — фыркаю я, забираясь на высокий барный стул. У нас уже сложилась маленькая традиция — он готовит, я — пялюсь. Идеально. — И просто для протокола — я пялюсь на твою задницу. Подумываю запустить в нее зубы.

— Какие мы сегодня кровожадные. — Он отходит от плиты, достает сок из холодильника, наливает в стакан и протягивает мне. Упирается ладонями в столешницу, немного нависая сверху, пока я таращусь на его вздувшиеся мускулы.

— Просто у меня хороший аппетит, Авдеев, — язвительно отвечаю я, делаю глоток и провожу языком по губам. Проклятый мужик — он же пять минут назад меня трахнул, а мне опять… надо. — И не рассчитывай приобщить меня к готовке — у меня отличный вид из зрительного зала.

Он качает головой, отворачивается, но я все равно замечаю его улыбку в отражении стеклянной дверцы шкафа.

Я сажусь поудобнее, подпираю щеку рукой и смотрю, как уверенно он двигается на этой огромной, супермодной, супер-технологичной кухне. Как напрягаются мышцы на его спине, когда он тянется за специями. Как сосредоточенно хмурит брови, когда переворачивает на сковородке омлет. Почему-то отмечаю, что на баночки можно было бы повесить стикеры в цвет. Что не хватает полки с горшочками микрозелени, и еще — красивой деревянной подставки под вина.

Я мотаю головой, выталкиваю эти идиотские мечты «хозяюшки». Если бы Авдеев не сказал об этом утром — мне бы такое даже в голову не пришло. А теперь как будто только и думаю, как бы тут все доделать, допилить, разбавить отличный дизайн каплей милого хаоса и уюта.

Это не про вас, Кристина.

Я беру стакан, отворачиваюсь к панорамной стеклянной двери прямо на пляж.

На песке, под утренним, еще не жарким солнцем, расстелен коврик для йоги. И на нем — Шутов. Я сначала даже не узнаю его. Без этой его обычной, чуть насмешливой улыбки, без этой ауры всемогущества, он выглядит… иначе. Сосредоточенный. Сильный. Каждый мускул на его теле — как струна. Он делает растяжку, потом переходит к прессу. Движения плавные, отточенные. Рядом, на большом пледе под пляжным зонтом, возятся близняшки. Они смешно пытаются уползти в разные стороны. Шутов, не прерывая упражнений, смеясь, одной рукой ловит сначала одну, потом другую, возвращая их на место. Что-то говорит — мелкие заливаются смехом. Снова делает подход — и снова перетаскивает их на плед.

Картинка — как из рекламного ролика про идеальную семейную жизнь. Идеальный отец с идеальными детьми на фоне идеального калифорнийского пейзажа.

Вспоминаю, как ловлю Вадима за телефонными разговорами с дочерью.

Он каждый день звонит ей по видеосвязи — даже если ради этого приходится вставать посреди ночи, чтобы «сгладить» разницу во времени. Я всегда старалась уйти, исчезнуть, чтобы не мешать и не вторгаться в их личное пространство. Не хочу запачкать своим присутствием хотя бы эту часть его жизни.

Он скучает по ней. Это всего неделя (у нас вылет из Калифорнии завтра вечером), но я остро чувствую, что в отличие от меня, у которой для чувства счастья есть абсолютно все необходимое, ему остро не хватает дочери.

— Нравится вид, Барби? — голос Вадима звучит как-то слишком близко, и через секунду он вырастает передо мной как стена, заграждая собой не только вид на пляже, но и весь остальной мир.

Пальцы подхватывают мой подбородок, задирают голову, тянут, вынуждают смотреть ему в глаза. Чуть жестче, чем обычно. Или мне только кажется? В синем взгляде — мой личная пронзительная пытка, брови немного сведены к переносицы.

Ты… ревнуешь?

Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не ляпнуть глупость, которая превратит меня в посмешище.

Но в попытках сконцентрироваться и держать под замком одну тему — пропускаю момент, когда на свободу, через рот, пробивается другая.

— Просто подумала, что, если бы не я, ты бы, наверное, тоже привез сюда дочь. — Сглатываю. Пытаюсь заткнуться, но не получается. Ни черта не получается. Мне как будто нужен этот акт показательного самобичевания. — Наверное, тоже бы сейчас играл с ней на пляже, да?

Если бы с тобой была подходящая серьезная, зрелая женщина, готовая взять на себя роль матери. Если бы она была без грязного вонючего шлейфа дочурки человека, которого ты убил. Если бы она не танцевала голой перед пьяными мужиками. Если бы…

На лице Вадима проскальзывает неясная тень. Всего на мгновение. Но я все равно замечаю, даже если не могу расшифровать.

— Вообще-то, Барби, я планирую приехать сюда через пару месяцев. С вами обеими.

У меня перехватывает дыхание.

Он собирается познакомить меня с дочерью? А как же «мы про просто, удобно и хороший секс»?

— Это проблема? — Вадим снова безошибочно улавливает вибрации моего настроения. — Я не буду торопить, если не готова.

— Зачем, Тай? — шепчу я.

«Через пару месяцев меня просто уже не будет в твоей жизни», — отвечаю про себя.

— Затем, Крис, — он наклоняется, его губы почти касаются моих, — что я просто вот так хочу. Достаточный аргумент?

К моему огромному облегчению, отвечать мне не приходится, потому что на кухню заходит Лори. Сонная, взъерошенная, тоже в мужской футболке. Мы обмениваемся понимающими многозначительными взглядами.

— Боже, я ненавижу джетлаг, — ворчит она, направляясь к кофемашине. — Доброе утро, люди без внутренних часов — я за вас рада, но не от всего сердца, имейте ввиду. Мне нужна доза двойного эспрессо, а то я умру прямо этом идеально чистом полу.

— Доброе утро, — улыбаюсь я, благодарная за то, что она, пусть и не нарочно, прервала наш с Авдеевым слишком откровенный разговор.

— О, а у вас тут уже завтрак, — Лори с любопытством поглядывает, как Вадим возвращается к плите и начинает раскладывать омлет в четыре тарелки. — Блин, вкусно пахнет. А мы с Шутовым на завтра умеем готовить только доставку. И еще на обед… И иногда на ужин. Ну и еще ресторан у нас тоже неплохо получается.

Она говорит это с такой легкостью, как будто жить вот так — без киношных завтраков и блинчиков — абсолютно нормально. И на секунду мысль о том, что Авдееву нужна более степенная и хозяйственная женщина, и правда начинает казаться смешной. А чем я хуже?

Лори забирает свой кофе, желает нам приятного аппетита и уходит на террасу, к мужу. Я слышу, как она смеется, когда он ловит ее одной рукой и говорит что-то на ухо. Как к этому заразному смеху моментально подключаются их близняшки. И даже мне, через стекло, хочется улыбнуться.

Мне нравится, что они здесь, правда. Я точно больше не буду загоняться по поводу «той самой Лоли», потому что теперь для этого нет никакого повода. Но с другой стороны — смотреть на чужое счастье больнее с каждой минутой. Это как будто смотреть кино про будущее, которого у нас с Вадимом никогда не будет.