После развода. Зима в сердце (СИ) - Пылаева Юлия
— В каком духе? — он делает ко мне шаг по свежему хрустящему снегу. — Матери-одиночки, которая перебивается от пособия к пособию? Или в духе государственного садика, куда ещё не пробиться? В каком духе, Таня? Объясни поподробнее.
— Ах ты гад! — его слова бьют меня за живое, внутри начинает клокотать от обиды. — Не все, как родились, с серебряной ложкой во рту. Я ходила в государственный садик, и ничего со мной не стало.
— Я хочу для своего ребёнка лучшего, — настаивает он.
— Да? — высмею его интонацией. — Тогда воспользуюсь шансом в очередной раз тебе напомнить, что твоим первым актом заботы о Снежане было — предложение сделать аборт.
— Я никогда не говорил этого слова. Не лги.
— Хорошо, прямо не говорил, а завуалировано — ещё как. Твои слова были про «оставлять ребёнка на своё усмотрение». Огромный процент будущих матерей на моём месте могли бы сделать аборт. Ты далеко не дурак, Золотов, и понимал, к чему могли привести твои слова.
— Но не привели, — останавливает меня он и впивается в моё лицо бешеным взглядом. — И Снежана родилась. Чему я рад. Правда, рад, Таня. Даже благодарен…
— Не могу тебя слушать, — разворачиваюсь; и, придя обратно в дом, через плечо бросаю: — Больше чтобы я тебя не видела у себя на пороге! Не приближайся ко мне. И чтобы никто из твоей семьи больше за нами со Снежаной не следил!
Только в конце я понимаю, что не просто болтнула лишнего, а обеспечила себе целую кучу проблем.
— Не понял, — бывший муж оказывается рядом со мной за секунду. — Кто за тобой следил?
Сначала мне хочется послать его к чёртовой бабушке и ничего не рассказывать. Просто закрыть эту страницу и всё. Но с другой стороны, почему я должна быть мудрой и проглатывать обиды? Почему кому-то можно всё, а я должна молчать?
— Сегодня в поликлинике ко мне подошли две женщины.
— Какие? Кто они и как выглядели? Что говорили? Во сколько это было? — он тут же заваливает меня вопросами.
— Это была твоя невеста и её мама.
— Что, блядь? — он звучит так, словно сильно удивлён. — Откуда ты знаешь, что это были они? Представились?
— Вроде того. Но, как ты понимаешь, они ко мне подошли не для того, чтобы познакомиться.
— Они тебя обидели?
О как. И всё-таки Золотов своих родственников знает хорошо — раз другого варианта на ум так и не пришло.
— Попытались.
После моих слов Паша делает резкий вдох и на пару мгновений уходит в свои мысли.
— Что конкретно они тебе сказали?
— А вот у них, Паша, и спрашивай. А от меня — будьте добры, все отвалите!
Глава 12
— Я закрою им рты, — раздражённо отзывается бывший муж. — И если бы ты мне сказала об этом сразу…
Перебиваю его, потому что не вижу смысла слушать его высокопарные речи.
— Не утруждайся. Главное больше ко мне не лезь, и эта проблема исчезнет сама собой. Они же просто так активировались, — зло улыбаюсь. — Они борются за тебя. Жаль не понимают, насколько это бессмысленно.
— Мне на них по хрену, — качнув головой, отзывается он.
Голос Золотова подсказывает, что его отношение к женщинам не изменилось. Как было потребительским, так и осталось.
— Сначала позвал Милану замуж, а теперь «по хрену»? — вскидываю бровь, показывая ему, что вижу его насквозь. — Это очень в твоём стиле, Золотов. Разбивать сердца и не сильно об этом переживать.
— Почему нет? — его взгляд цепляется за мной и не отпускает. — Я переживаю за тебя.
— Хорошая шутка, — Улыбаюсь одними губами, в глазах колючий лед.
— Это не шутка, — жёстко нажимает он. — Поэтому я и здесь. Нужно обсудить с тобой пару вещей.
— Каких? Мне любопытно, что, по-твоему, я хочу с тобой обсуждать? Чем ты можешь меня заинтересовать после… после нашей истории?
— Не делай из меня вселенское зло, ладно? — сначала мне кажется, что Паша подходит ко мне, но нет, он останавливается рядом и хочет взять меня за локоть. — Пойдём в дом, не хочу, чтобы там Снежана одна была.
— У меня с собой радионяня, — цежу, глядя ему в глаза. — Так что снова пробраться ко мне в дом без моего ведома не удастся.
Он слышит, как я между строк его осаживаю, но ему это, как говорится, побоку.
Он вообще умеет не поддаваться на провокации, пропускать мимо ушей слова и целые события, если они к нему напрямую не относятся.
Золотов — это не типичный мужичонка-сплетник, которому только дай повод с кем-то поругаться. Наоборот, в нём есть мужественный стержень, которым, конечно, лучше не очаровываться.
Это я говорю по опыту.
— Кстати, про дом: он же тебе не принадлежит? — он кивает на моё единственное жильё.
Меня моментально бросает в жар.
— Откуда… откуда ты знаешь? Ты что… шпионишь и разнюхиваешь информацию обо мне?
В груди клокочет обида, а глаза пощипывают слёзы. Вот зараза, влез же мне под кожу, а я так старалась не реагировать.
— Не твоё дело, понял? — привстаю на носочки. — Как у тебя хватает совести задавать мне такие вопросы? Это личное!
— «Личное?» — он меня почти передразнивает, не доходя до грани, после которой я бы влепила ему пощёчину. — А что будет, когда твоя ебанутая родня подаст в суд? Что, если судья встанет на их сторону и им отдадут полдома? Что тогда, Таня? Моя дочь и бывшая жена, которая родила три месяца назад, будут жить под одной крышей с алкашами? Или пойдут по миру? Скажи мне, какой из этих сценариев должен меня успокоить? Чтобы я отвалил и подумал: «Ах да, это же личное, мать твою»…
— Ах ты! — я всё-таки не выдерживаю и замахиваюсь, правда мою ладонь он ожидаемо перехватывает.
— Кем ты себя возомнил, Золотов? — не унимаюсь я. — Кем ты себя возомнил?! — кричу ему в лицо.
— Я узнал, что у тебя есть проблемы. Таня, нравится тебе это или нет, — Паша говорит спокойно, но в его голосе сталь. — И после этого я должен стоять в стороне и делать вид, что ничего не понимаю? Обернись. В каких условиях ты живёшь? — он сжимает мои плечи, а я дёргаюсь в его руках.
— В нормальных, Паша. С каких пор стыдно жить так, как все нормальные люди?
— Я не сказал, что стыдно жить как все, — отвечает он. — Но согласись, это же нормально, что я хочу для своей новорождённой дочери других условий? Лучших.
— Как тебе не стыдно? — спрашиваю я, глядя прямо в его глаза, хотя воззвать к совести такого, как он это дохлый номер. — Снежана тебя не знает. Она увидела тебя впервые вчера, а ты вдруг надел на себя роль спасителя и решил, что можешь вот так заваливаться к нам, когда заблагорассудится? И еще с умным видом рассуждать о том, что для нас лучше?
Через приемник радионяни слышен плач малышки.
— Я пошла, — разворачиваюсь и мчусь в дом, на ходу бросая: — проваливай, Золотов!
Я крупно ошиблась, когда решила, что он поступит по-мужски и уйдет. Вместо этого он заразу проследовал за мной в дом. Но хоть в спальник дочери не пошел. Пока я укачивала малышку и прислушивалась к звукам из глубины дома, неслышно было нечего.
Чем он там занят? Изучая детали нашего быта? Проверять, есть ли у нас в шкафчиках еда? Благодеятель фигов!
Как только Снежана засыпает, я на носочках выхожу в коридор.
— Тань, — Паша зовет меня из кухни, где, сидя у проходной печи, занимается ее растопкой. Надо же, он успел сходить на улицу и принести дров. В такую погоду дом остывает моментально, так что в этом ему спасибо. — Тебе надо перестать видеть во мне врага, — отряхнув руки, он встает.
Из-за внушительного размера его фигуры помещение вдруг кажется маленьким.
— А кто ты мне? Друг? — я не могу удержаться от того, чтобы съязвить. — Или мы с тобой расстались как мудрые бывшие, полюбовно? Насколько я помню — нет.
Золотов молчит. Память у него хорошая, поэтому и не спорит.
— Я не отрицаю того, что поступил с тобой как урод. Окей? — он делает ко мне шаг. — Давай сейчас хотя бы в этом согласимся. Я же не говорю, что у нас всё было идеально.
— Как у тебя всё легко, Паша. Ничего, что после твоего «было» я осталась с ребёнком? — Впрочем, — вздыхаю, — не отвечай на этот вопрос. И больше не приезжай. У нас с тобой случаются бессмысленные разговоры, которые ни к чему не приводят. Мы не те бывшие, которые могут подружиться.