Элизабет Винфри - Больше, чем друг
Обзор книги Элизабет Винфри - Больше, чем друг
Элизабет Винфри
Больше, чем друг
Глава 1
ДЕЛИЯ
Я никогда не узнаю, что изменилось во мне в тот день. Может, это все из-за неправдоподобно синего неба и разлитого в воздухе пьянящего аромата жимолости. А может, дело было в том, что все время моей учебы в средней школе обо мне ходили сплетни, хотя сама я никогда не давала для этого повода. Или же я почти три месяца не видела Кейна, и от встречи с ним у меня слегка закружилась голова. А потом, возможно, я просто хотела влюбиться.
— Знаешь, Делия Бирн, в чем твоя проблема?
— Знаю. В том, что ты постоянно спрашиваешь, знаю ли я, в чем моя проблема, — ответила я Кейну Парсону — своему лучшему другу и, к несчастью, самому суровому критику.
— Опять неправильно.
Кейн помотал головой и перевернулся на спину. Мы были на пикнике на Гэмблерском пруду, и, похоже, Кейну начинала надоедать учтивая беседа о том, как прошло лето.
Проводить День труда[1] на пруду — это у нас с Кейном своего рода обычай. Когда дружишь с человеком больше трех лет, складываются определенные традиции, и если ими пренебрегать, то у обоих возникает ощущение, будто что-то серьезно разладилось. Поэтому, вместо того, чтобы еще несколько дней побыть с другими вожатыми в лагере «Шервудский лес», я на пару дней раньше прилетела домой из Миннесоты.
Дабы не изображать из себя мученицу, должна признать: Кейн тоже пожертвовал походом на байдарке с Эндрю Райсом ради того, чтобы провести день со мной. Но это не означало, что я горю желанием выслушивать его отвратительные речи по поводу «давай-ка-Делия-разберем-твое-поведение».
Чтобы наконец покончить с этим вопросом, я вздохнула как можно тяжелее:
— Ладно, доктор Парсон. Просветите меня, пожалуйста.
Кейн сел и выплюнул стебелек травы, который жевал до этого.
— Представь себе. Вот ты предпочитаешь диетический чай со льдом. Больше того, всегда только лимонный и никогда — персиковый или малиновый.
Он улыбнулся (самодовольно, как мне показалось) и снова лег. Выглядел он так, словно только что решил проблему мирового голода, а не пробубнил что-то невразумительное про чай со льдом.
Будь я умнее, я бы, наверное, напялила наушники плейера и не обращала на него внимания. Но у Кейна есть раздражающая манера вовлекать меня в свои дурацкие теории.
— Ну и дальше что? — спросила я. — Может, мне прекратить пить чай со льдом и сидеть ждать, что выпускной год принесет славу, удачу, красоту и настоящую любовь?
— Ага! Дама хочет знать, что дальше. — Кейн огляделся по сторонам и продолжал театральным тоном, как будто вокруг были тысячи зрителей, следящих за этим захватывающим разговором: — Можно и дальше. Видишь ли, Делия, в магазине перед тобой есть большой выбор напитков. Даже у чая со льдом по крайней мере дюжина оттенков вкуса.
— И что? — если Кейна не подгонять, то можно умереть, пока он часами ходит вокруг да около.
— Почему же ты тогда не возьмешь «манговую страсть» или «фруктовый пунш для влюбленных»? Или хотя бы крем-соду?
— Не думаю, что «пунш для влюбленных» — это вкусно, — скептически ответила я.
— Правильно, но дело не в этом. А в том, что ты не стремишься ни к чему новому. Никогда не скажешь: «А ведь „манговая страсть“ звучит интересно. Надо бы попробовать!» Вместо этого ты мрачно тащиться мимо, и твой единственный спутник — диетический чай со льдом.
— Мой единственный спутник не чай, а ты.
Кейн выхватил у меня из рук полупустую бутылку того самого чая со льдом и сделал большой глоток.
— Дэл, я говорю в переносном смысле. А ну давай-ка, потрудись вместе со мной.
— Тружусь, тружусь, — сказала я, снова вздохнув.
— Ты в любой ситуации выбираешь безопасный путь. Боишься пробовать новое. Ты всю жизнь живешь, как какая-то монахиня, которая дала обет ходить по одной-единственной дорожке. Признай это. Тебе необходимо с нее свернуть.
— Зачем?
— Зачем? Зачем? Если ты это сделаешь, могут произойти удивительные вещи.
— Например? — как я уже говорила, у Кейна есть способность втягивать меня в свои рассуждения.
— Ты могла бы стать изобретателем — как тот, кто придумал разменный аппарат. Или поставить самый крутой мюзикл на Бродвее. И даже нечто еще более увлекательное — ты могла бы влюбиться. Или, по крайней мере, сходить на свидание.
Я застонала. Мои сердечные дела, или их отсутствие, — одна из излюбленных тем Кейна. Вопрос о моем «беспартнерном существовании» он может поднять в самый неожиданный момент. Например, когда мы делаем математику. «Это уравнение — прямо как твоя личная жизнь, — скажет он. — Масса неинтересных множителей, которые равны нулю».
Я здесь выставляю Кейна бездушным наблюдателем, говорящим банальности, но это не так. Совсем не так. Он просто не понимает, как живем мы, нормальные люди. Под «нормальными людьми» я подразумеваю тех, кто ростом меньше шести футов[2], кто не имеет темных волос, голубых глаз и потрясающей фигуры. Если вы еще не догадались, то это описание внешности Кейна. Еще у него есть море обаяния, бесконечные шутки и несносная привычка непременно равнять всех по себе.
Но в том, что Кейн сказал о моем страхе, была доля правды. Я действительно боюсь. Многих вещей. Больше всего я в ужасе от того, что меня могут отвергнуть. Я вдоволь насмотрелась на девчонок с разбитым сердцем, плачущих в уборной из-за того, что какому-нибудь типу вздумалось бросить их, как ненужный хлам посреди школьного буфета. И когда я гляжу на таких девчонок, храбро подкрашивающих губы и направляющихся в зал, чтобы выносить новые пытки, я им сочувствую. Правда. Но при этом не понимаю, зачем они ставят себя в подобное положение. Неужели иметь парня так уж важно? И за это платить отвращением и болью каждый раз, когда видишь, как он обнимает другую девушку? По мне, так не стоит.
Мама часто называет меня «опунцией»[3]. Она имеет в виду, что я никого не подпускаю к себе слишком близко. Про опунцию — это из «Популярной психологии». Я постоянно говорю маме, что терпеть не могу популярную психологию. Она обезличивает всех, приклеивая четкие ярлыки, как будто это не люди, а всего-навсего коробки с тампонами или одноразовыми лезвиями. А мы ведь все разные, каждый со своими причудами. Зачем же сводить наши жизни к определению в словаре Вебстера[4]?
Как сказал Кейн, я изрядно парализована страхом. А кто не боится?
— Боюсь, говоришь? — я, прищурившись, разглядывала Кейна.
Он только что закончил трехмесячную практику в ближайшем питомнике, в котором разводят рождественские елки. Я не могла не заметить, что посадка деревьев сделала чудеса с его бицепсами и грудными мышцами. Вот бы преподавание танцев в стиле джаз кучке десятилетних детишек могло так же улучшить качество звучания моего мага!
