Колин Гувер - 9 ноября
Обзор книги Колин Гувер - 9 ноября
9 ноября (November 9)
КолинГувер ( ColleenHoover)
Переводчики: TootsLiz, Greevinch, Кристина Шишенина, Sprint
Редакторы: Надежда Ворончихина, Mary, Greevinch
Обложка: Iren Adler
Выражаем благодарность за участие в переводе Марие Манько
Перевод выполнен специально для группыВКонтакте:
https://vk.com/colleen_hoover_books
Копирование без ссылки на группу запрещается!
Уважайте чужой труд!
Приятного чтения!
Аннотация:
Это история любви между парнем (мной) и девушкой (Фэллон). Хотя можно ли назвать её историей любви, если любовью она не заканчивается? Детективный роман заканчивается, когда тайны раскрыты. Конец биографии означает, что история всей жизни рассказана. Вот и в конце любовного романа должна быть любовь, так? Возможно, я ошибаюсь, и никакая это не история любви. Если прикажете, можно назвать произошедшее трагедией. Тем не менее – чем бы все не закончилось – я обещаю рассказать вам. Так что, без дальнейших церемоний. Давным-давно… Я встретил девушку. ТУ САМУЮ ДЕВУШКУ.
Фэллон
Я полупрозрачен, подобен воде.
Дрейфующий, не имеющий цели.
Она - якорь, тонущий в моем море.
—БЕНТОН ДЖЕЙМС КЕССЛЕР.
Интересно, с каким звуком этот стакан разобьется об его голову?
Это толстый стакан. Его голова твердая. Громкий «БУМ», наверное, будет.
Интересно, а пойдет ли у него кровь? На столе есть салфетки, но не похоже, чтобы они смогли впитать много крови.
- Ну, да. Я немного ошарашен, но так и есть, - говорит он.
От звука его голоса я крепче обхватываю стакан в надежде, что он остается в моей руке, а не разобьется об его череп.
- Фэллон? - он прочищает горло и пытается смягчить слова, но они все равно ранят меня, словно ножи. - Ты скажешь что-нибудь?
Я прокалываю соломинкой льдинки в стакане, представляя, что это его голова.
- Что я должна сказать? - бормочу, напоминая скорее непослушного ребенка, чем восемнадцатилетнюю взрослую, которой являюсь. - Мне что, поздравить тебя?
Прислоняюсь спиной к кабинке позади меня, и скрещиваю руки на груди. Смотрю на него и думаю: это сожаление в его глазах от того, что я его разочаровываю или он просто снова играет. Он всего пять минут тут сидит, а уже превратил часть кабинки в сцену. И вновь я вынуждена быть его зрителем.
Его пальцы барабанят по чашке с кофе, пока он молча смотрит на меня в течение нескольких ударов.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук.
Он рассчитывает, что я все-таки сдамся и скажу то, что он хочет услышать, но он пропустил последние два года моей жизни и не знает, что я больше не та девочка.
В конце концов, когда я отказываюсь участвовать в его представлении, он вздыхает и роняет локти на стол, - что ж, я надеялся, ты порадуешься за меня.
Я трясу головой в недоумении.
- Порадоваться за тебя?
Он, должно быть, шутит.
Он пожимает плечами и, к его и без того раздражающему выражению лица, добавляется самодовольная улыбка.
- Не знал, что еще способен стать отцом.
От недоверия я громко смеюсь.
- Спустить сперму во влагалище двадцати четырёхлетки, не значит стать отцом, - с толикой горечи говорю я.
Его самодовольная ухмылка исчезает, и он откидывается назад, наклоняя голову набок. Он всегда так делает, когда не уверен, как вести себя на публике. "Напусти на себя глубоко задумчивый вид, так можно изобразить практически любое чувство: грусть, замкнутость, вину, сочувствие".
Он, наверное, забыл, что учил меня играть большую часть моей жизни, и этот взгляд - один из первых, которому он научил меня.
- Хочешь сказать, я не имею права называть себя отцом? - говорит он обиженно из-за моего ответа. - Тогда кто я для тебя?
Принимаю его вопрос за риторический и протыкаю еще один кусочек льда. Ловко цепляю лед соломинкой и кладу его в рот. Разгрызаю его с громким, безразличным хрустом. Естественно, он не ждет ответа на этот вопрос он. Он перестал быть "отцом" с той ночи, когда моя актерская карьера зашла в тупик, тогда мне только исполнилось шестнадцать. И, честно говоря, я даже не уверена, был ли он таким хорошим отцом до той ночи. Мы всегда больше походили на учителя и ученика.
Он запускает руку в дорогущие пересаженные волосы на лбу.
- Зачем ты так? - с каждой секундой его все больше раздражает мое поведение. - Все еще злишься, что я не пришел на твой выпускной? Я тебе уже говорил, что у меня слетело все расписание.
- Нет, - отвечаю спокойно. - Я не приглашала тебя на выпускной.
Он отстраняется, недоуменно смотрит на меня.
- Почему?
- У меня было всего четыре билета.
- И? - спрашивает он. - Я твой отец. Почему, черт возьми, ты не пригласила меня на выпускной?
- Ты бы не пришел.
- Ты не могла этого знать, - отстреливается он.
- Ты не пришел.
Он закатывает глаза.
- Ну конечно же, я не пришел, Фэллон. Меня не пригласили.
Я тяжело вздыхаю.
- Ты невыносим. Теперь понятно, почему мама ушла от тебя.
Он слегка качает головой.
- Твоя мать ушла от меня, потому что я переспал с ее лучшей подругой. Мой характер тут не при чем.
Даже не знаю, что на это сказать. У человека совершенно отсутствует раскаяние. Я одновременно ненавижу и завидую. В некотором смысле, мне бы хотелось быть больше похожей на него и менее похожей на мать. Он в упор не видит свои недостатки, в то время как моя жизнь построена вокруг моих. Я просыпаюсь с ними каждое утро, и каждую ночь они не дают мне уснуть.
- Кто заказывал лосося? - спрашивает официант. Очень вовремя.
Я поднимаю руку, и он ставит передо мной тарелку. У меня уже пропал аппетит, поэтому я гоняю рис вилкой.
- Эй, секундочку, - я поднимаю взгляд на официанта, но он обращается не ко мне. Он пристально смотрит на моего отца. - Вы...
О, Боже. Начинается.
Официант хлопает ладонью по столу, и я вздрагиваю.
- Вы! Вы, Донован О'Нил! Вы играли Макса Эпкотта!
Мой отец скромно пожимает плечами, но я-то знаю, чтов нем нет ни капли скромности. Сериал, в котором он сыграл Макса Эпкотта, уже лет десять как закрыли, но он до сих пор ведет себя так, будто он - самая известная звезда на телевидении. И люди, которые его узнают лишь подливают масла в огонь. Словно они никогда не встречали актера в реальной жизни. Ради Бога, это же Лос- Анжелес! Тут все актеры!
