Бывший муж, предатель и отец (СИ) - Райр Кара

Рита Нестерова, Алена Московская

Бывший муж, предатель и отец

Глава 1 Папа - это когда держит за руку

Таисия

Я снова опаздывала.

Эти вечные полтора часа между закрытием смены и детским садом — как гонка без финиша.

Всё время казалось, что я успею: отвечу на последний звонок, проверю расписание на завтра, протру стойку ресепшена…

А потом — бегом, по жаркому асфальту, через пробки, с набатным стуком сердца в груди.

Сумка врезалась в плечо, туфли натёрли пятку, а волосы, собранные с утра в идеальный пучок, начали распадаться.

Я задыхалась от духоты и спешки, но всё равно бежала к дочери.

Во дворе детского сада было шумно.

Дети кричали, кто-то запускал мыльные пузыри, бабушка с козырьком на голове пыталась перекричать группу мальчишек.

Я замедлила шаг — среди сотни детских голосов всегда находила один-единственный.

Свой.

Самый родной.

Соня стояла возле клумбы, держа в руках камешек.

Рядом — её подружка Лена и высокий мужчина в красной футболке, с черной спортивной сумкой на плече.

Он что-то рассказывал, показывая руками, а девочки хихикали. Лицо у него было серьёзное, но глаза добрые. Такой — надёжный. Тот, кто приходит за ребёнком вовремя.

— Соня! — позвала я, подойдя ближе.

Доча обернулась.

— Мама! А ты знаешь, что у Лены мамы нет?

Я кивнула и тяжело выдохнула.

Ой… господи, девочка моя, вещи такие не говорят.

— Знаю, котёнок.

— Но у неё есть папа! Он такой классный. Он умеет делать из листьев лодочку! Правда, дядя Витя?

Мужчина усмехнулся, слегка смутившись, и кивнул.

— Спасибо, что присмотрели, — сказала я и вытянула руку к Соне. — Пора домой.

— Не за что. Девчонки славно играли, — отозвался вдруг он. — Я — Виктор, кстати. Папа Лены.

— Таисия, — сказала я автоматически и легонько потянула Соню за руку.

Она оглянулась, как будто не хотела уходить.

А я не хотела смотреть на него. Неудобно, до ужаса, напоминать ему, что от него ушла жена, как говорили другие мамочки, не самое тактичное, что могло произойти.

Мы пошли к выходу.

Вечер — медленно проваливался в закат.

А я держала в ладони детскую руку и чувствовала, как в груди снова разрастается старая боль.

Дочка только поникла, молчала, глядя в землю, волоча за собой рюкзак с пайетками.

Я уже собиралась завести разговор о чём-то лёгком — например, о том, что будем ужинать, — когда она вдруг остановилась.

— Мам…

Я обернулась.

Она стояла нахмуренная, и это выражение лица всегда предвещало что-то важное.

— Ну ты же знаешь, — проговорила она с выдохом, — Я хочу найти папу.

Сердце сжалось.

Я кивнула.

Не потому что была готова, а потому что это был единственный ответ, который не ломал её ожидания.

— Я хочу на первое сентября идти в красивой ленте… — она подняла голову, мечтательно смотря куда-то вверх, — …и чтобы он меня за руку вёл. Как у всех детей. Как у нас всех будет в первом классе, я ведь скоро в школу пойду, мам.

Я знала, что она давно про это мечтает.

Знала — и надеялась, что пройдёт.

Пройдёт, как простуда. Но это не проходило.

Наоборот — крепло, росло, собиралось в слова и желания.

— Доченька…

— А давай скачаем тебе приложение для знакомств? — выпалила она вдруг, как будто это гениальное решение.

Я моргнула.

— Что?

— Ну, я слышала, там можно построить отношения. У Леркиной мамы получилось! Она сказала, что её папу она скачала.

Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться — не от смеха, а от безысходности.

— Тебе шесть, Сонь. Шесть. Приложение, блин…

Слишком быстрое поколение, слишком умные дети.

Она пожала плечами, как будто это было чисто техническим моментом, который взрослые почему-то не могут нормально решить.

Ой, да уж.

Каждый раз одни и те же идеи, то притащит за руку на заправке мужчину, то в торговом центре охранника, понимаю, что ей хочется отца рядом и его любви, но как же это все-таки сложно.

Я остановилась, присела перед ней, чтобы оказаться с ней на одном уровне, поправила резинку на одном из её хвостиков, затем — на втором.

Слишком туго — она поморщилась, и я ослабила.

— Послушай… Я поведу тебя за руку. В ленте, в белых гольфах, с букетом. Я.

Она глянула на меня снизу вверх.

— А я хочу, чтобы папа.

Эти слова упали между нами как камень.

Я выпрямилась, снова взяла её за руку и пошла дальше.

Медленно.

В груди всё жгло.

Я уже не видела дороги, не слышала машин.

Только Соню рядом.

Только её мечту — простую и невозможную.

А впереди — сентябрь.

И я… Я всё ещё не знала, как быть.

Мы шли вдоль забора сада, когда я вдруг остановилась.

Словно наткнулась на стену, которую никто не видит.

Соня потянула меня за руку:

— Мам? Чего ты?

Я не ответила.

Просто смотрела.

Там, в толпе родителей, у поворота, где всегда припаркованы машины, кто-то стоял спиной.

Высокий. Прямая осанка, чуть напряженная.

Зеленая рубашка, рука в кармане, привычный разворот плеча… до боли знакомый.

Не может быть.

Кровь ударила в виски.

Дыхание перехватило.

Мужчина повернулся.

И время остановилось.

Владислав.

Мой бывший муж и родной отец Сони…

Смотрел прямо на меня.

Глава 2 Дядя тебя знает?

Таисия

Это он. Он. Точно он.

Смотрел прямо на меня.

Не в лицо.

В самое сердце.

Как тогда.

Как перед тем, как всё разбилось.

Я не успела вдохнуть. Только замерла.

И боль — резкая, слепящая, мгновенная — прожгла грудную клетку, как будто семь лет назад были вчера.

— Тая! Тая!!!

Его голос ударил в спину, как плеть.

Я не обернулась.

Только сжала руку Сони крепче и ускорила шаг.

Ноги запутывались в пробоине на асфальте, в тенях, в воспоминаниях.

Сердце словно стучало в горле.

Становилось трудно дышать — от страха, от боли, от одной только возможности снова взглянуть в его глаза.

— Мама?.. — растерянно спросила доченька, запинаясь.

— Быстрее, — только и выдохнула я. — Быстрее, зайка.

Автобусная остановка маячила впереди, как спасение.

Как укрытие.

Впервые за много лет я ощущала себя снова бегущей.

Не идущей, не живущей.

А именно бегущей.

Как тогда.

Только тогда я была одна.

А теперь — с ней.

Соня ничего не понимала, только послушно бежала рядом, захлебываясь жарким воздухом в темпе и недосказанности.

И тут я бросила взгляд назад.

Он стоял.

Уже не звал.

Просто смотрел.

И этого было достаточно, чтобы внутри всё сжалось до боли.

Мамочки…

Хоть бы он не понял…

Хоть бы не догадался…

Не сейчас. Не так.

Мне не хватило бы сил. Ни для объяснений. Ни для лжи. Ни для правды.

Остановиться — означало бы сломаться.

Поэтому мы добежали до остановки, и я спряталась за спинами чужих людей, будто за крепостью.

Потом схватилась за поручень, дыша рвано, как после марафона, и прижала Соню к себе, как броню. Как последнюю границу.

Он остался там, у ворот.

А я снова — здесь. По другую сторону.

Только на этот раз… мне не девятнадцать.

Я больше не могу бежать всю жизнь.

Поэтому сейчас просто еду домой.

– Мама, дядя тебя знает? почему ты не ответила?

– Да это просто одноклассник, в школе виделись, может обознался.

Я придумывала оправдание на ходу. Первое, что в голову взбрело.

Как в тумане и самом страшном фильме ужасов добрели до дома.

Мы поднялись по лестнице на четвёртый этаж, как будто не по ступеням, а просто по прямой.

Каждый пролёт будто говорил: он видел, он узнал, он всё понял.

Соня пела что-то себе под нос, беззаботно подпрыгивая, а я шла, как во сне — тяжёлая, заторможенная, чужая самой себе.