Григорий Терещенко - Горячее лето
Вербин и Татьяна только вошли в калитку, как из большой будки, сладко зевая и потягиваясь, вылезла сибирская лайка. Татьяна даже ойкнула. Но собака была на цепи. Полаяв для порядка, она спокойно улеглась возле будки.
Дом утопал в зелени и поздних фруктах. Натянутая проволока густо увита зелёной виноградной лозой, с которой свисали янтарные, подёрнутые сизоватой дымкой гроздья. Переливались красками поздние сорта яблок, слив и груш.
Вербин и Татьяна поднялись на чисто вымытое крыльцо. Дверь на веранду приоткрыта. На стенах развешаны пучки пахучих трав.
Вербин широкими шагами пересёк веранду, постучал. На стук ответа не последовало.
— Дома есть кто живой? — громко спросил Григорий Петрович.
«Наверное не слышат».
Вербин потянул за ручку, и широкая тяжёлая дверь бесшумно открылась. Они оказались на пороге большой, почти квадратной комнаты. Комната была обставлена новой мебелью. В раскрытое окно из сада тянуло прохладой. Сквозь зелёно-жёлтую прорезь листвы в комнату скупо просачивались солнечные лучи, рассыпаясь по стенам и полу подвижными бликами.
— Никого нет, — сказал Вербин.
— Наверное, где-то в саду хозяева или во флигеле, — отозвалась Татьяна и примолкла: тихая боль отдалась в сердце. Что же с Тарасом?
Вышли из дома и направились в сад. Остроухая лайка настороженно посмотрела на них, тявкнула по привычке и спряталась в будке, но глаз с них не спускала. Попробуй разберись тут, кто свой, кто чужой. Во дворе всегда полно людей.
«Этот сад миновала засуха, — подумала Татьяна. — Поливают, конечно, с питьевого водопровода, а в городе воды не хватает».
У кирпичного сарая стоят клетки для кролей. А дальше, у самой изгороди, серый невзрачный курятник с маленькими окошками, мрачно смотревшими на буйно разросшийся сад, который закрывал его от внешнего взгляда.
Татьяне показалось, будто всё вокруг притаилось и прислушивается. Один только кот бодрствовал на крыше сарая, бесшумно крался вдоль карниза, вытягиваясь и осторожно ступая лапками.
— Посмотрите, какая прелесть! — Татьяна даже тронула рукав Григория Петровича.
— Охотится, — ответил Вербин и шагнул к курятнику.
Наклонив голову, Вербин заглянул туда. Кто-то маленький метнулся в темноте. Мальчишка, что ли? Ничего не видно — сумрачно там от маленьких окошек.
— Кто здесь?
«Не прячется ли от нас в курятнике Тарас?» — возникла неприятная мысль у Татьяны.
Никто не отозвался. Но теперь и сам Вербин присмотрелся. Курятник был перегорожен. С одной стороны нашест для кур, а с другой, возле окошечка, стояла узкая кровать, застланная шерстяным одеялом. На кровати сидела девушка. Она смотрела на него со страхом. Даже рот открыла. Не дышала совсем, притаилась.
— Ты что, пряталась от нас?
— Я только зашла. Увидела, что незнакомые идут, и зашла.
— А ты кто?
— Дальняя родственница хозяйки.
— А где Тарас?
— Не знаю. Спросите хозяйку. Она сейчас придёт.
— И ты здесь живёшь?
— А что? Я только тут ночую. Поступила в техникум, а общежития пока не дали.
— А почему не в доме?
— В доме хозяева живут. Квартиранты.
— А во флигеле?
— Во флигеле тоже семья живёт.
Вошла и Татьяна.
— Ты видишь, какое здесь уплотнённо? Даже в курятнике живут.
— Как живут? Здесь?
— Да вот, студентка.
Теперь и она увидела девушку.
— Она не знает, где Тарас?
— Говорит, не знает. — И обратился к девушке: — Ты что же, зимой собираешься тут жить?
— Да нет. Тут пока тепло. — Девушка опустила голову.
— Пока, пока! Бери всё это — и в дом! — приказал Григорий Петрович.
— Нет, — ответила девушка. — Мне здесь хорошо… А там будет видно! Может, общежитие дадут.
— Бери постель! — приказал Вербин.
— Может, тебе помочь? — спросила Татьяна.
— Нет, нет, я сама донесу, разве только портфель. Она сложила постель. Татьяна взяла ученический портфель.
Зашли в дом. Девушка положила постель на пол.
— Здесь же живёт их сын, — сказала.
— Но его сейчас нет, — ответила Татьяна.
— Ну, в другую комнату, — сказал Вербин. — Мы подождём хозяйку.
— Она скоро придёт. В магазин пошла. Видите, и дом не закрыла. Мне велела присматривать.
— А может, в наше общежитие пойдёшь?
— Нет, нет. Там платить надо! А тут я только немного хозяйке по хозяйству помогаю. В саду землю копаю. Денег она с меня не берёт.
— Да за что же с тебя брать? За курятник, что ли?
В дом зашли какой-то старик и двое молодых парней.
Парни, наверное, только вернулись с работы. Старика Вербин заметил раньше, когда девушка несла постель. Он вышел из флигеля.
— Ну смотри, девушка, — сказал Вербин. — Только не в курятник. Понятно? Дом большой, место хозяйка найдёт.
— У нас гости? — послышался женский голос ещё от двери.
Это была хозяйка. В руках она держала какие-то покупки. На лбу мелкими капельками выступила испарина. Собой женщина высокая, с острыми плечами, которые так и выступали из-под ситцевой в горошину кофточки. Немолодое загорелое лицо с резкими складками возле рта и густыми, почти сросшимися бровями словно были вырезаны из потемневшего от времени дерева. Голос хозяйки неожиданно сорвался. В доме стало тихо.
«Это мать Тараса, — догадалась Татьяна. — Он похож на неё».
Оставив покупки в кухне, она вошла, оглядела незнакомцев и произнесла:
— Что случилось? Заболел кто-нибудь? Телеграмма?
Григорий Петрович взглянул на девушку. В её глазах что-то дрогнуло. Дрогнуло и остановилось.
«Не выдворит ли она нас с девушкой из дома?» — подумала и Татьяна.
Хозяйка, наверное, догадалась, в чём дело, только подумала, что Вербин и Татьяна не с завода, а с техникума.
— Кто дал вам право хозяйничать в чужом доме?! — подступив к Вербину, закричала она. — Это мой дом! Кто вас просил сюда? Кто? Она?..
Старика уже в комнате не было, его как ветром сдуло. Двинулись к выходу и молодые парни.
— Романыч, Слава, Василь! Идите сюда, свидетелями будете. Они ворвались в мой дом!
Девушка стояла с вытаращенными глазами. Ни старик, ни парни не шли в комнату.
— Вы что, уже курятник в жильё превратили! — сказал Вербин. Лицо его побагровело, налилось кровью. Жила на лбу вздулась, заиграли желваки.
— Это не ваша забота! — отрезала хозяйка. — Я к вам не заглядываю в углы, снята ли паутина. Терпеть не могу, когда люди суют свой нос, куда их не просят!..
Хозяйка взглянула на девушкину постель и снова закричала:
— Девочка спала на свежем воздухе. Там она днём только постель держит… В курятнике? Выдумают же такое!
И опустилась на стул. Выговорилась.
— Вот что, гражданка Олейник, только будете сдавать курятник под жильё, попадёте на скамью подсудимых, — твёрдо сказал Вербин. — Это я вам обещаю! И крепко спросим с вашего мужа.
— Да кто его сдаёт?! Девочка — родственница моя. Что, я деньги с неё беру?! В саду-то воздух чистенький и прохлада одна, а в доме духота. Осень-то жаркая. Сущий ад!..
— Какая там духота!
Около дома собирались люди, но в дом не заходили.
— Вы мать Тараса? — спросила Татьяна.
— Я. А что?! — как-то испуганно спросила она.
— Где Тарас?
— А вы с его работы, что ль? Так бы и сказали.
— Да, с его цеха.
— Нету его! Нету! Отец уехал к родной сестре и заболел. По телефону позвонили. Вот в субботу он и уехал. А шо? У него же, наверное, отгулы имеются. Сколько он по субботам работал! За это вдвойне надо платить. По воскресеньям футбол гоняет. За кого? За завод…
Когда они вышли из дома, старик догнал Вербина и тронул за локоть.
— Врёт хозяйка, отец и сын поехали фруктами торговать. Далеко куда-то, кажись в Кировскую область.
«Здорово получается, — подумала Татьяна. — Олейник-старший получил отпуск и уехал торговать фруктами, а Тарас самовольно укатил».
— А вы кто? — спросил Вербин. — Кем доводитесь хозяйке?
— Я квартирант. Во флигеле мы с сыном и невесткой живём, сорок рублей хозяйке платим. У них семь квартирантов проживает. Не считая девочки. Девочка в курятнике почует. Хозяйка семь шкур с квартирантов дерёт. А студентов ещё заставляет огород копать, за садом ухаживать. И девочку эксплуатирует.
И замолчал. Из дома вышла хозяйка.
— Степан! — позвала его. — Подь сюда. Ты всё видел, будешь свидетелем в случае чего.
— Хорошо, хозяйка, — отозвался старик.
Вербин и Татьяна шли к троллейбусной остановке молча. У них, по-видимому, перед глазами был жёлто-зелёный, увешанный фруктами сад, покосившийся курятник и дрожащая девочка.
«Как я мало знала о Тарасе, — думала Татьяна. — Отчим, конечно, мне не нравится давно. Но мать? Она тоже недалеко ушла от отчима. Это же кулацкий двор! Таких, наверное, в тридцатых годах раскулачивали. И правильно делали. Кулаки! Неужели и Тарас такой? Поехал торговать фруктами в конце месяца, когда выполнение плана на волоске. Торгаш несчастный! По-видимому, мне назло делает. Ну, вернётся, посмотрю ему в глаза. Правильно говорят, яблоко от яблони далеко не катится. Какие родители — такой и сын. А я — то думала. Авторитет Тараса в основном вырос на футбольном поле. Правда, и на станке работал неплохо, смекалистый. Не раз давал умные советы не только сверстникам, но и мне как мастеру. А может, всё это он делал только ради денег? А мы думали, человек для дела старается. А если он действительно к больному отчиму поехал, а старик наговорил? Но как проверишь? Куда уехал Тарас — знает только его мать. Она, конечно, не скажет. Мать хитрит говоря: „По телефону передали“. Не сказала, что телеграмму получили. Попробуй проверь телефонный разговор. Нет, старик прав. Тарас с отчимом уехали торговать фруктами. Конечно, с отчима как с гуся вода: он отпускник. А с Тараса спросим, запомнит он эти яблоки!»
