Гылман Илькин - Восстание в крепости
— Господа офицеры! — Казарян поднялся. — Вы оскорбили нас и нашу партию. Господин Хачатурянц — всеми уважаемый и достойный человек. Он не заслужил таких слов, господин офицер!
Хачатурянц тоже вскочил. Смирнов, пьяно подергивая головой, смерил Казаряна презрительным взглядом, затем перевел взгляд на Хачатурянца и протянул руку, желая усадить этого толстого, как бочка, человека на место. Но Хачатурянц резко отпрянул от стола. Гассэ, видя, что их новые знакомые собираются уйти, замахал руками и воскликнул:
— Пардон, пардон, господа! Прошу садиться!..
Казарян и Хачатурянц надели свои шапки и поспешно вышли из духана.
Многие из присутствующих были поражены таким неожиданным концом беседы, начавшейся столь мирно. А некоторым эта сцена, напротив, послужила поводом для насмешек и острот.
Солдатам седьмой и восьмой рот, расквартированных не на территории крепости, были выданы специальные пропуска в виде маленьких квадратных картонок с печатью 1-го Особого Лебединского батальона, которые давали рядовым право на передвижение от временных квартир-казарм до крепости. Однако каждый находчивый солдат мог при желании либо сократить этот путь, либо удлинить его, пройдя через центральную часть города.
Этим преимуществом и решил воспользоваться солдат седьмой роты Виктор Бондарчук, выйдя рано утром из дома, в котором был расквартирован их взвод.
Часовой у ворот окликнул его:
— Эй, что там у тебя в свертке, солдат?
Бондарчук с равнодушным видом развернул старую желтую портянку, в которой оказалась аккуратно сложенная выцветшая солдатская рубаха. В нос часовому ударил терпкий запах солдатского пота.
Он поморщился.
— Понятно… Заверни… — И подморгнул с усмешкой. — Загнать хочешь?
Бондарчук иронически скривил губы.
— Куда уж там! Что за такое барахло дадут? Разве кто купит? — Он показал свою рубаху и спереди и сзади, демонстрируя прорехи на спине и локтях. — Несу портному. Может, как-нибудь залатает…
Часовой покачал головой.
— Эх, солдат, побереги копейку! Ты ведь на Кавказе. За те деньги, что заплатишь портному, здесь можно купить хороший подарочек для Танюши… Или у тебя Маруся?.. Хи-хи-хи… Как звать-то ее?
Видно, солдат был большим любителем поболтать. Виктор аккуратно сложил рубаху, снова завернул ее в портянку и, чтобы поскорей избавиться от часового, сказал:
— Ни Танюши, ни Маруси у меня нет.
— Счастливый ты! — Солдат глубоко вздохнул и с нескрываемой завистью посмотрел в беспечное лицо Виктора.
— Почему же?
— Нет у тебя ни забот, ни печали…
Виктор завязал концы портянки узлом, сунул сверток под мышку и зашагал к центру города. Часовой же, сокрушенно качая головой, принялся ворчать по адресу расточительных солдат:
— Смотри ты, на каждую ерунду тратят солдатскую копейку! Солдат не офицер, чтобы таскать свои рубашки к портному. Дали бы мне хоть на денек офицерские погоны! Я бы их научил, каким должен быть солдат! Нет, ты посмотри, на что деньги транжирят чертовы дети!
А Бондарчук был уже далеко. Пройдя несколько кварталов, он свернул направо и вышел к высокому минарету из цветных кирпичей. Ах, какая прелесть! В Крыму Бондарчук видел немало подобных минаретов, с которых муэдзины [3]пять раз в день выкрикивали призывы к молитве. Но сейчас внимание солдата привлекло нечто другое. На крыше минарета, в гнезде, на одной ноге стоял аист, горделиво вытянув шею.
Ясное, весеннее утро, темно-голубое южное небо над головой, высокий, стройный минарет и эта странная величавая птица…
Глаза у Виктора на миг затуманились грустью. Казалось, чья-то невидимая рука проникла в его грудь и стиснула сердце.
Что это было? Виктор не сразу смог разобраться. А на самом деле мгновенная, мимолетная вспышка грусти была тоской по родине.
Чувство это у каждого проявляется по-разному. На одних оно обрушивается, как бурный горный поток, — валит, мнет и уносит за собой. В сердцах же других оно вспыхивает мимолетной щемящей болью, вспыхивает на один только миг и вдруг гаснет, словно падучая звезда в ночном небе.
На улице резвились, кричали мальчишки. У ворот мечети сидел старый нищий и пел грустную, заунывную песню.
Виктор свернул на церковную площадь, пересек ее и двинулся вниз по широкой улице мимо выстроившихся в ряд лавок. Навстречу ему попался полный пожилой армянин в темных очках.
— Где у вас здесь портняжная мастерская? — спросил Виктор.
Старик молча показал длинной сучковатой палкой на приземистую лавочку напротив. На стекле ее единственного окна были нарисованы большие ножницы.
Виктор перешел на противоположную сторону улицы и толкнул дверь мастерской.
Хозяин, лысый мужчина средних лет с толстыми красными щеками, оторвался от работы и взглянул на вошедшего.
— Что надо?
Виктор развернул сверток и показал ему выцветшую рубаху.
— Хочу, чтобы вы подлатали.
Портной внимательно посмотрел в лицо солдата, затем перевел взгляд на рубаху, покачал головой:
— Мы не латаем… — И принялся раскраивать длинными ножницами отрез толстого сукна.
Виктор вышел на улицу и спросил у прохожих, нет ли где поблизости другой портняжной мастерской. Ему показали лавку под густой развесистой чинарой в конце улицы.
"Да, да, конечно, чинара…", — подумал Виктор, припоминая разговор, который произошел в Одессе несколько месяцев назад; его насупленные брови расправились. — Наверное, это и есть…"
В маленькой закопченной мастерской, куда вошел Виктор, не было никакой обстановки, кроме железной печурки и широкого прилавка. Серая от копоти занавеска, первоначальный цвет которой трудно было определить, разделяла комнату на две части. Справа на стене, рядом с портретом Николая II, висели две пары штанов и несколько картонных выкроек.
Прямо на прилавке, поджав под себя ноги, сидел худой, костлявый мужчина в очках, с тощей бородкой и что-то шил. Увидев на пороге русского солдата, он удивленно вскинул брови и заерзал на месте.
— Пожалуйста, заходите!
Виктор молча развернул рубаху и испытующе посмотрел в глаза хозяину.
Портной взял из рук солдата рубаху, повертел ее во все стороны, посмотрел на свет и спросил:
— Залатать?
— Да.
Виктор не спускал цепкого взгляда с лица хозяина.
— Латки не будут держаться. Может, хочешь продать? Куплю…
Глаза у Виктора весело сверкнули. Он понял, что перед ним тот самый человек, которого он ищет. Все произошло именно так, как ему говорили в Одессе. Но он знал, что осторожность никогда не мешает. Спросил:
— А сколько дашь?
— Цену двух кошек.
Ответ и на этот раз удовлетворил Виктора. Однако он решил задать еще один вопрос:
— Неужели у вас кошки продаются за деньги?
— Да. Тут все наоборот. Ягнят дают даром, а кошек продают.
Виктор выглянул на улицу. Поблизости никого не было. Он подошел к старику и крепко пожал ему руку.
— Виктор Бандарчук, — и глубоко вздохнул.
— Усуб, — тихонько шепнул хозяин. — Хорошо. Когда ты можешь прийти? Я дам им знать.
Виктор ткнул пальцем в дыру на рукаве рубахи и сказал:
— Приду в любой день. Только после обеда…
Усуб наморщил лоб и с минуту размышлял.
— Приходи через два дня. Тебя здесь будут ждать.
Виктору хотелось знать, нет ли каких-либо указаний из Тифлисского комитета партии.
— Вы не скажете мне ничего нового? — спросил он.
— Пока ничего нет. Давно ждут тебя.
В мастерскую вошел подручный портного Хамдия. Виктор быстро сунул мастеру рубаху и сказал:
— Хорошо, пусть будет по-вашему. Я согласен. Значит, дня через два будет готово… Это точно?
— Да не беспокойтесь. Приходите в четверг.
Виктор попрощался и вышел.
Хамдия долго с любопытством смотрел ему вслед. Когда солдат свернул за угол, он обернулся к мастеру и удивленно спросил:
— Уста [4], зачем приходил этот русский солдат?
Уста Усуб поднял глаза на ученика. Костлявые пальцы его в это время не переставали мелькать в воздухе, то втыкая иголку в ткань, то проворно выхватывая ее обратно.
— Так… Принес рваную рубаху, — равнодушно сказал он. — Просит залатать, а в ней сто дыр. Не знаешь, с какой начать. Ну и ремесло у нас…
Неожиданно мастер закашлялся, вены у него на шее вздулись и посинели. Отдышавшись, он спросил:
— Что нового на базаре? О чем говорят?
— О чем же могут говорить? Все об этих… — Ученик махнул рукой на дверь, в которую только что ушел солдат. — Уста, а вдруг они прибыли, чтобы поймать Гачага [5]Мухаммеда, а? Ты посмотри, каким грозным стал Мухаммед?! На него посылают огромное войско! Уста, может, русский знает… Ты бы спросил…
