Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
Как всегда, Абдулла приехал в кишлак на летние каникулы. Кажется, он тогда окончил третий класс. И вот Гюльчехра повела его к дому Дадабая-амаки.
— Посмотри-ка вон туда, — сказала она, показывая на глиняную крышу.
Абдулла сначала ничего особенного не увидел. А потом около дымовой трубы заметил какое-то странное существо.
— Что это такое? — спросил он, ничего не понимая.
— Орел! — прошептала Гюльчехра. — Беркут! Дадабай-амаки принес его вчера. Сейчас я тебе его покажу как следует.
Гюльчехра перешла на другую сторону улицы и бросила на крышу небольшой камешек. Орел вздрогнул и повел из стороны в сторону крючковатым клювом. Потом, нахохлившись, медленно обошел вокруг трубы. К одной его ноге была привязана цепь.
— Зачем он Дадабаю-амаки?
— Не знаю, — ответила Гюльчехра. — Может, он его оставил дом сторожить?
— Не может быть, — сказал Абдулла.
— Почему не может быть? Собака ведь сторожит?
— То собака…
— Если хочешь знать, беркут сильнее собаки.
Долгое время они стояли на улице и глазели на большую птицу.
— Ты знаешь, — заговорила Гюльчехра, — мне так его жалко…
— Почему?
— Наверно, он голодный. Дадабая-амаки целый день дома не бывает.
— Давай дадим ему что-нибудь поесть, — предложил Абдулла.
— А что? — Гюльчехра покачала головой. — Ведь беркуты едят сырое мясо!
— Ну вот и дадим ему!
— А откуда достанем? Было бы у нас мясо, мама давно бы уж суп сварила.
Тогда в кишлаке с мясом было трудно. Не так уж много лет прошло после войны…
Дети задумались.
— Может, он хлеба поклюет? — спросила с надеждой Гюльчехра. — Вчера мама испекла кукурузных лепешек.
— Не знаю! Ведь орел не курица, — важно сказал Абдулла. — Ну все же давай попробуем.
Гюльчехра сбегала домой за лепешками, и вскоре румяные толстые корки полетели на крышу Дадабая-амаки. Однако беркут не обращал на них внимания. Он даже не шевельнулся.
— Плохо дело, — сказал Абдулла.
Гюльчехра всхлипнула.
— Ты что плачешь?
— А почему он не ест?! Ведь он голодный, голодный, как ты не понимаешь…
— Ты погоди, — нахмурился Абдулла. — Не плачь, мы что-нибудь придумаем…
— А что придумаем? — вытирая глаза, спросила Гюльчехра.
— Подождем Дадабая-амаки. Посмотрим, чем он его кормит… Спрячемся вот тут за деревом.
В тот день до позднего вечера ждали они Дадабая-амаки. Наконец он появился с большой сумкой в руке, открыл дверь и зашел в дом.
Через некоторое время он зажег фонарь и поднялся на крышу, что-то бормоча про себя. Дети так ничего и не расслышали. Дадабай-амаки взял беркута под мышку и спустился вниз. Поставил фонарь посреди двора, высыпал какие-то темные куски из сумки на землю. Беркут сразу же начал клевать.
— Натерпелся ты, бедняга, натерпелся, — услышали дети голос Дадабая-амаки.
— Он дает ему мясо, — прошептал Абдулла на ухо Гюльчехре.
Немного погодя Дадабай-амаки отнес орла на крышу, и дети разошлись по домам. Утром они снова пришли посмотреть на беркута.
Как и вчера, он сидел, нахохлившись, около трубы.
— Почему Дадабай-амаки сказал, что орел натерпелся? Ты понял что-нибудь? — спросила Гюльчехра.
— Нет, не понял.
— Мясо доставать трудно. Дадабай-амаки редко его кормит. Вот орел и натерпелся… — объяснила Гюльчехра.
— Может, и так, не знаю.
— Чего там не знать, точно. — Гюльчехра вдруг подтолкнула Абдуллу плечом: — Может, нам его выпустить?
Абдулла замотал головой:
— Дадабай-амаки крик подымет…
— А откуда он узнает, что это мы сделали? Покричит и перестанет. Орел подохнуть может на цепи, а мы цепь снимем. Пусть летит.
— Сейчас, что ли? — заколебался Абдулла.
— Нет, вечером.
— Ладно.
В сумерках дети перелезли через дувал и очутились во дворе Дадабая-амаки. Оказалось, хозяин закрепил один конец цепи на столбе террасы. Абдулла осторожно размотал цепь, потянул ее легонько. Беркут подошел к краю крыши.
— С цепью он лететь не хочет, — сказала Гюльчехра. — Надо ему ногу освободить.
— А как? Ведь он нас заклюет…
— Мы на него мешок набросим.
Они так и сделали: взобрались на крышу, накинули на орла мешок. Дети даже удивились, до чего спокоен беркут: с курицей и то хлопот было бы больше. Они сняли со страшной, когтистой лапы цепь, сбросили ее во двор, сдернули с орла мешок и отскочили к лестнице. И что же? Беркут не хотел улетать! Он прижался к трубе и вдруг спрятал голову под крыло!
— Что это он? — удивился Абдулла.
— Не знаю… Ничего, сейчас полетит…
Гюльчехра схватила длинную палку и стала подталкивать беркута к краю крыши. Вот он уже на самом краю. «Ну, сейчас полетит», — подумал Абдулла. Орел и в самом деле полетел, но только вниз. Он тихо опустился во двор.
— Да у него крылья подрезаны! — вдруг догадалась Гюльчехра.
Беркут величественно прошел мимо террасы, приблизился к тому месту, где вчера ужинал, и снова, нахохлившись, спрятал голову под крыло.
— Что теперь будем делать? — испуганно спросила Гюльчехра.
Что было ответить? Не знал он, что делать. Пожал плечами. В первый раз он увидел, что Гюльчехра испугалась. Дети спустились с крыши и, пригорюнившись, сели у порога.
— Хорошо еще, никто не знает, что мы натворили, — вздохнув, сказал Абдулла.
— Конечно, — пришлось согласиться Гюльчехре. — Вот было бы крику! Я боюсь Дадабая-амаки. У него глаз дурной. Вот такой. — И Гюльчехра вытаращила глаза, пытаясь изобразить Дадабая-амаки.
Абдулла рассмеялся.
— Чего ты смеешься?
— Дадабай-амаки никогда так не таращится. У него глаза всегда одинаковые — рыбьи.
— Нет, он таращит глаза, — настаивала на своем Гюльчехра.
— Не таращит.
— Нет, таращит!
— Ладно, пусть будет по-твоему. Послушай-ка, — сказал Абдулла, поняв, что спорить с ней бесполезно. — Самое лучшее сейчас удрать. А то подойдет Дадабай-амаки — целым отсюда не выберешься. Что ты скажешь на это?
Они поднялись с порога и пошли к воротам. Гюльчехра оглянулась: беркут ковылял за ними! Дети обошли вокруг дома — беркут не отставал! Они останавливались, и он замирал на месте. Но стоило двинуться вперед, он следовал за ними.
Гюльчехра растерялась и заплакала.
— Что теперь будем делать? Он от нас не отвяжется…
Абдулла молчал. Ему тоже стало страшно. Почему этот орел бежит за ними, как собака?
Вдруг дети замерли: ворота со скрипом отворились, и во двор вошел Дадабай-амаки. В руках он держал свою большую сумку. Хоть и темновато уже было, он сразу заметил нежданных гостей:
— Кто вы такие?
Дети молчали. Зубы у них выбивали дробь от страха.
Дадабай-амаки поднялся на террасу и зажег фонарь.
— Никак, это дочь Ганишера, — сказал он, посветив фонарем. — А этого сорванца что-то не припомню.
Гюльчехра заплакала.
— Перестань реветь. Как вы сюда попали? Ну что ж, не хотите разговаривать — не надо, — Дадабай-амаки опустил фонарь. — Я ведь в детстве тоже не был ангелом. Совал нос не в свое дело. Все-то мне было любопытно.
С этими словами он спустился с террасы во двор и увидел на земле нахохлившегося беркута.
— А вот это уж совсем нехорошо, — произнес он. — Зачем вы сбросили его с крыши! Слепому человеку трудно жить без поводыря. А этот беркут не только слеп, но и стар, — Дадабай-амаки покачал головой. — Когда-то он спас меня от голодной смерти в горах. Вот я его и кормлю…
— Мы не знали, дядя, — сказала сквозь слезы Гюльчехра. — Мы больше не будем его трогать…
— Верю, дочка, верю, — улыбнулся Дадабай-амаки.
Дети пошли домой, не глядя друг на друга. «А ведь дядя-то хороший человек», — подумал про себя Абдулла.
Однако через какую-то неделю Дадабай-амаки исчез из кишлака вместе с беркутом. Долгое время о нем ничего не было слышно. А потом по кишлаку пронесся слух, что геологическая партия, в которой работал Дадабай-амаки, открыла месторождение какого-то важного, редкого металла… Абдулла вспомнил, как они с Гюльчехрой порадовались за этого доброго человека…
И еще один случай вспомнил Абдулла. Тоже давно это было, в шестом или седьмом классе. Их тогда попросили отвести лошадей на дальний полевой стан. Жарко было. Они ехали рядышком по берегу канала, а потом пустились наперегонки. Абдулла первый прискакал на стан и с удивлением обнаружил, что людей там нет. Наверно, не дождались подмоги, ушли работать на дальнее поле.
— Здесь и подождем! — крикнул он Гюльчехре.
Они спешились и присели на глиняном возвышении возле пруда — хауза.
Вокруг было тихо. Гюльчехра схватила камешек и бросила его в воду. Она долго следила за расходившимися, поблескивающими на солнце кругами.
— О чем это ты задумалась? — спросил Абдулла.
