Педро Касальс - Посредник
Сала подошел к шкафу и вытащил оттуда охотничье ружье «Бенелли». Потом взял в руку несколько патронов на кабанов, покатал их на ладони.
«Тому, кто захочет отнять у меня склад или описать его, влеплю заряд из «Бенелли», — подумал он, тупо глядя на спусковой крючок ружья.
Затем Сала достал связку ключей я отделил тот, что запирал верхний ящик письменного стола. Выдвинув ящик, Сала с благоговением извлек из глубины пистолет «Брно». Ощутив в руке смертоносную силу оружия, он захотел выстрелить хотя бы пару раз.
«Слишком много шума наделаю. К тому же эта зверская штука заряжена взрывными пулями... грохот будет ужасный, все вокруг проснутся», — рассудил Сала, подспудно чувствуя, как к нему возвращается решимость бороться. Но против кого?
Спрятав оружие и патроны, Сала занялся новым делом — стал подсчитывать, в какие сроки он должен внести платежи за купленное масло, которое теперь исчезло. Возможно, к тому моменту он вынужден будет признать свою неплатежеспособность, а не исключено, и вообще заявить о банкротстве.
Было уже семь утра. Свет пробивался сквозь густой туман, нависший над Виком.
Сала как раз подсчитал сроки внесения платежей. Первый взнос — триста миллионов песет — должен быть передан в банк через сто двадцать дней, то есть через четыре месяца. Он невольно взглянул на календарь, рекламирующий моющие средства.
«Триста миллионов через четыре месяца. Нет, это невозможно!» Поняв это, Сала снова пал духом. Все проекты, что он строил в течение ночи, проекты, при помощи которых он собирался отвести роковой удар судьбы, разваливались, как карточные домики, — он снова ощутил безысходность своего положения, в горле застрял горький ком.
Сала пошел принять душ в помещении, предназначавшемся для служащих. Будущему нужно смотреть в лицо. Может быть, такова теперь его судьба: работать обыкновенным клерком в конторе. Сала намылился шампунем и только тогда понял, что горячую воду еще не включили — было слишком рано. Он принялся чертыхаться, но потом вспомнил времена своей молодости, когда он играл в футбол и после игры мылся где попало и любой водой, хотя бы и ледяной. Оказалось, впрочем, что сейчас такое мытье ему пошло на пользу: неожиданно для себя самого Сала приободрился. Лунообразное его лицо опять порозовело.
«Лафонн — генеральный директор СОПИК. А эта фирма могущественная... у нее большой опыт в сбыте пищевых продуктов... возможно, там найдут способ решить проблему, хотя, бог свидетель, мне трудно представить сейчас, как это вообще можно сделать. С другой стороны, они сами первые заинтересованы в этом. Зачем же иначе им было соглашаться на мое предложение купить десять процентов моего дела?» — подумал про себя посредник.
Изола-2000
Ана и Салинас решили поужинать в ресторане «Кав», находившемся в полусотне метров от основного комплекса зданий курорта.
На улице было холодно, и когда они вошли в «Кав», почувствовали, что продрогли. В середине зала стоял огромный камин, где готовили пиццу и пирожки. Камин не только придавал особый уют ресторану — главное, от него веяло спасительным жаром.
Они сели за столик прямо у камина. Ана была в полном восторге.
— Здесь... просто замечательно.
— Я голоден как волк. Как ты относишься к баранине на углях?
— Прекрасно! — ответила Ана, улыбаясь.
Они съели барашка, запивая его молодым «божоле» и разговаривая при этом обо всем и ни о чем.
— А на десерт хорошо бы яблочный пирог, прямо из печи... — предложила Ана.
— Принято. — Салинас, подозвав официанта, попросил принести пирога.
Они закончили ужин, посмаковав по рюмочке «мартеля» и вернулись в свой номер, довольные и жизнерадостные.
— Предлагаю тебе партию в стрип-покер! — сказал Салинас.
— Ха! Ты проиграешься в пух и прах, — очень уверенно ответила Ана.
— Поглядим! Вместо карточного стола используем постель — это самое просторное место в комнате.
— Договорились.
Ана, хотя на первый взгляд казалась девушкой недалекой, выигрывала у него ход за ходом. Под конец Салинаса ожидало полное поражение: он выложил карре из десяток, а она, катаясь по постели от хохота, показала ему свои карты: тоже карре, но из королей.
Через час, к концу игры, Салинас проигрался в пух и прах.
Чтобы отметить с достоинством свою победу, Ана достала из чемодана небольшой стереофонический магнитофон. Поставив кассету с джазовой музыкой в нью-орлеанском стиле, она погасила весь свет, кроме маленькой крошечной лампы.
Рядом с ней Салинас обостренно чувствовал полноту жизни. И когда им выпадала возможность побыть вдвоем, как сейчас, он задавал себе вопрос: а если бы они жили вместе, как долго смогло бы продлиться такое существование?
Ана принадлежала к состоятельной барселонской семье, которая как и многие другие, разорилась после 1973 года, когда разразился энергетический кризис. После беспечной жизни, которую она, будучи весьма посредственной студенткой, полностью посвящала танцам и вечеринкам, Ана вкусила тяготы и лишения. В семье все пошло наперекосяк, все вокруг нее с каждым днем чувствовали себя все более надломленными, растоптанными. В конце концов девушка решилась перебраться жить к друзьям-студентам, у которых судьба сложилась сходным образом. Поначалу она даже наслаждалась в студенческой общине отсутствием условностей и ограничений: ей нравилось, что, собираясь за столом, ее друзья не говорили о материальных потерях, без конца обсуждавшихся в семейном кругу. Но уже месяца через два ее стали тяготить беспорядок и теснота в крохотной комнатке на улице Майорка, где одновременно обитало от шести до восьми человек. Она все чаще стала задумываться над тем, как бы поселиться одной в собственной квартирке, и пришла к заключению, что единственная возможность добиться этого — использовать с толком свою привлекательную внешность. Сначала Ана устроилась работать секретаршей при всякого рода съездах и конгрессах, затем секретаршей по найму для отдельных случаев и под конец стала соглашаться на любые предложения. За год ей удалось сколотить небольшой капитал, благодаря чему она сумела обставить крошечную квартирку, но уже в Мадриде. Как только Ана обосновалась на новом месте, то устроилась танцовщицей в шоу, которое по ночам шло в «Красном льве». Заодно она давала советы по оформлению интерьера квартир и занималась посредничеством по их сдаче, на чем недурно зарабатывала. Благодаря своим многочисленным связям в мадридских и барселонских кругах, приверженных к «сладкой жизни», у нее образовалась большая клиентура, которой ей относительно легко было сдавать крошечные, пышно обставленные квартирки-бомбоньерки для тайных встреч. Это даже обеспечило ей известный авторитет среди тех, кто привык снимать такого рода «гнездышки».
Познакомилась Ана с Салинасом в «Красном льве», куда адвокат как-то попал во время конгресса, устроенного транснациональной корпорацией по производству фармацевтических продуктов, консультантом административного совета по юридическим вопросам которой он тогда был. С тех пор они постоянно встречались и привязались друг к другу, хотя причины такой привязанности объяснить было бы нелегко.
Барселона
В аэропорту Прат, как обычно по понедельникам, царило оживление. Пассажиры, постоянно летавшие самолетами «воздушного моста» Барселона — Мадрид, шли на посадку или спускались по трапам только что прилетевших авиалайнеров. Многие практически каждую неделю в этот день уезжали в Мадрид, а потом возвращались на выходные дни, чтобы побыть с семьей.
Лафонн сообщил, что прилетит на частном самолете «мистэр» в десять часов. Сжигаемый нетерпением, Сала раньше времени, в двадцать минут десятого, приехал в аэропорт. Купив номер «Ла Вангуардиа» и усевшись в кафетерии аэровокзала, посредник пил кофе с молоком и листал газету, то и дело приветствуя знакомых.
Те из них, кто работал на предприятиях, зависевших от Салы или же принадлежавших ему, подобострастно подходили, подыскивали подходящие случаю льстивые слова. Старания их были понятны: посредник обладал такой реальной властью, что способен был привести к разорению не одно предприятие, всего лишь прекратив у него закупку продукции.
Дурное настроение Салы особенно давало себя знать с того момента, как он точно подсчитал, сколько потеряет, если не решит проблему с исчезнувшим маслом. Сама мысль о возможности потерять место под солнцем, которое он завоевал, начав с нуля и не имея образования, была для Салы невыносимой.
В десять он прошел в зал, куда выходили пассажиры международных рейсов. В четверть одиннадцатого появился Лафонн. У бельгийца была весьма аристократическая внешность. Высокий, со светло-каштановыми, аккуратно зачесанными на пробор волосами, он всем своим обликом, и особенно орлиным носом, походил на генерала де Голля. Бельгиец был в элегантном шерстяном пальто кремового цвета, вид у него был явно озабоченный.
