Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание
Мимо поскакал казачий патруль. Слащев властно остановил его, мигом ссадил двоих «и в сопровождении молоденького урядника и Белопольского поднял своего коня с места в такой галоп, что публику с набережной точно ветром сдуло. Слащев скакал, счастливый, упоенный, чуть откинувшись в седле боком, по-казачьи. Впереди было дело, по которому он тосковал все эти ялтинские дни! Он словно помолодел: вроде бы вернулись те незабываемые времена, когда он впереди своих конвойцев кидался на большевистские пулеметы, врубался в ряды конников, твердо уверенный, что и пуля его не возьмет, и шашка не коснется.
Белопольский с трудом держался чуть позади. Урядник отставал. Похоже, он и не очень-то торопился. А они? Куда мчались они очертя голову, с кем искали встречи? Кто и что ждало их там, на узких и глухих окраинных улочках Ялты? Злость вновь захлестывала Андрея.
Миновав мостик, они проскакали по разбитому, пыльному проселку, едва присыпанному галькой. Улица, чуть поворачивая направо, поднималась на холм. Слева и справа тянулись сады, однообразные одноэтажные дачи и унылые, жалкие хатенки, окруженные совсем деревенскими плетеными заборами. Темнело. Со стороны гор вместе с облаками наползали на город сумерки. Выстрелы прекратились, тихо стало окрест. Но Слащев не снижал темпа скачки. Он, точно охотник, нюхом чуял добычу. Через три сотни метров капитан Белопольский увидел серую толпу, сгрудившуюся возле двухэтажной дачи под красной крышей, стоявшей среди большого и ухоженного сада. А еще мимолетно обратил внимание Андрей на цветные стекла веранды и, чуть поодаль от ворот, покосившийся пароконный, черный, точно лакированный, фаэтон с поломанной осью, из которого были выпряжены лошади.
Слащев, натянув поводья и притормозив, лихо выскочил из седла и кинулся в толпу. Белая его черкеска замелькала, как бабочка, среди темной одежды собравшихся. Андрей двинулся следом, по проходу, который генерал оставлял в ошеломленной толпе, будто пароход, прошедший сквозь тонкий, неустоявйийся лед. В центре людского круга — почему-то здесь собрались исключительно мужчины — на земле лежали убитые. Они были раздеты и ограблены, все четверо. Трое совсем молоды, четвертый — сухонький старик. Его лысый череп блестел желто, даже зеленовато. Толпа стояла молча, смотрела тяжело, равнодушно. Дача казалась заброшенной.
— Эт-то что? — визгливо выкрикнул Слащев. — Кто такие? Кто стрелял? Кто?
Толпа молчала. Слащев, вцепившись в рукоятку кинжала, крутил головой, кусал губы. Глаза его наливались яростью и стекленели. Неужели люди не узнавали его? Ежесекундно здесь мог произойти взрыв, что-то страшное, непоправимое. Слащев мог ткнуть первого попавшегося кинжалом, пустить в ход браунинг. Или ужас перед известным генералом превратил людей этой окраины в соляные столбы?
Подскакал наконец урядник. Андрей решительно сделал шаг вперед и, указав пальцем на круглолицего, по-бабьи широкобедрого пожилого мужичка в поддевке, не то извозчика, не то бондаря по виду, спросил:
— Ты вот, рожа. Рассказывай, что известно.
Тот замялся, переступил с ноги на ногу, пробормотал:
— Не... Я опосля подошедши.
— А ты? — Белопольский ткнул пальцем в стоявшего рядом белобрысого парня в поддевке и смазных сапогах.
— Я-то? — парень нагловато усмехнулся. — Я, считай, наоборот, с самого начала присутствовал.
— Участник?! — грозно выкрикнул Слащев, топнув ногой. — А?
— Никак нет, — слишком уж спокойно ответил парень. — Сосед. Вон, в том доме проживаю.
— Ну! Рассказывай! Рассказывай! — снова вмешался Белопольский, чтобы взять разговор в свои руки и тем хоть как-то отделить генерала от толпы. — Говори, не бойся.
— А что бояться? Я — ничего. Тут вроде как заведение небольшое. Мадам да две-три мамзели. Гости к ним приезжали, офицеры. Как и эти, — безучастно кивнул он на трупы. — В карты играли, вино пили... — Он вдруг улыбнулся: — И вообще!..
— Денежки рекой текли, — сказал кто-то сзади.
— «Колокольчики» в мешках привозили, — добавил еще кто-то. — Реквизированные аль награбленные.
— Молчать! Заткнуть хайла! Всем! — Слащев прошелся по кругу, свирепо вглядываясь в отшатывающиеся лица. Стоявшие сзади недовольно гудели. Толпа пришла в движение. Урядник на всякий случай сдернул с плеча карабин, но стоял нерешительно, ожидая приказаний. — Спекулянтов — вешаю! Бунтовщиков — стреляю! Я — Слащев.
Стало совсем тихо.
— Разрешите, ваше превосходительство, продолжить допрос? —опять вмешался Белопольский.
— Продолжайте, капитан, — Слащев успокоился. Перестал ходить и стоял, мрачно глядя на всех исподлобья, захватив обеими руками рукоять длинного кинжала в серебряных ножнах так, что костяшки пальцев побелели.
— Говори, — приказал Белопольский. — Дальше что? Только коротко, твою мать!
— Как могем, — огрызнулся парень, не на шутку начинавший раздражать Андрея. — С полчаса назад и произошло. Подъехала телега. Ага. Две телеги о-двуконь. Добрые кони, я сразу внимание обратил: сытые, чищенные, как пистоль. Человек их десять всего и приехало. Меньше даже — восемь. Шестеро к дому пошли, двое при подводах остались. Один возле окна остановился, другие внутря подались. А энти господа, что в дому имелись, вроде в карты играли. Те — прямо в комнату: «Ни с места. Руки кверху!» — кричат. Один из офицеров за пистоль. Стрельба началась. Да только четверых этих, видать, быстро успокоили. Смотрю, уже голеньких в сад волокут. А за ними — барахлишко кое-какое из дома: мешки, баулы, часы стенные, еще чегой-то. Посадили барышень на подводы и ну коней нахлестывать. Только их и видели. Зеленые были. Они сюда пожаловали — точно.
— Так. А почему убитые на дороге оказались? Из сада сами, что ли, выбрались?
— Их Ахметка, дворник, перетащил. Зеленые уехали, он и взялся. Точно бревна кантовал.
— Где он, Ахметка этот? — еще посуровел Андрей. — Где прячется? Ну! Выходи, мать твою!..
Тут будто волна прошла по толпе. Люди расступились и в круг ввалился молодой, могучего сложения бритоголовый татарин в красной рубахе, жилетке и зеленых плисовых штанах. Он рухнул на колени перед Андреем, но пополз к Слащеву, выкрикивая:
— Не стреляй, бачка! Не стреляй, эфенди, Ахметка! Не сам таскай! Хозяй — хазы яхлы — велел! Хозяй кричал: «Ахмет, дорогам, ел, кидай». Ахмет сапсем бежал, народ прихадыл, кричал!
— Ладно, замолчи, черт косоглазый! Где хозяйка?
— Дома, эв... Комнатам сидыт, плачыт. Баится сапсем: апять придет, апять стрелят будет.
— Веди!
— Идем. Пожалста. Исделам, — дворник поднялся с колен и часто-часто закланялся в сторону Слащева и в сторону Белопольского, быстро семеня в то же время к воротам.
— Урядник! — зычно крикнул капитан.
В это время один из лежавших на земле шевельнулся. Дернулась и повернулась залитая кровью страшная голова, открылся внезапно небесной синевы внимательный глаз.
— Распорядитесь, капитан, — устало сказал Слащев и пошел вслед за дворником к до игу. — Я жду! — добавил он, не обернувшись, через плечо.
— Раненого в фаэтон, урядник! — приказал Белопольский. — И коня запрягай!.. Еще конь нужен, — он повернулся к толпе. — Нужен еще конь. Взаимообразно. Может, еще кто жив? Прошу, господа, дорога секунда. Коня — под мою ответственность. Я верну, обещаю.
— А потом поминай как звали! Как же, вернут они коня! Поминай как звали! — раздались насмешливые голоса в толпе.
— Тихо! — гаркнул Белопольский. — Приказываю, матьвашу!
— Зря орете, господин хороший, — с явной угрозой опять возник перед ним белобрысый парень, держа руку почему-то за спиной. — Вы не наш командир, мы не солдаты. Езжайте отсюда. Подобру-поздорову.
— Я тебе покажу «езжайте»! — Бешенство, захватив капитана, ослепило его. — Я тебе!.. Бандит! Хам! Сволочь! — Он привычно рванул пистолет из кобуры и, не целясь, разрядил обойму в ненавистное, ухмыляющееся, ставшее огромным лицо.
Толпа ахнула и с воем распалась.
— Стоять! Всем стоять! — мотая головой, кричал Белопольский. — Убью! — Левой скованной в движениях рукой он схватил кого-то за рукав — им оказался тот вислозадый мужичонка. Рванув, капитан развернул его лицом к себе. — Ты!.. Скот! Коня! Через пять минут! Не будет — расстреляю, сволочь!
— Ягор! Ягор Иваныч! — взвыл мужик тонко, по-бабьи. — Спаси Христа ради! Дай коня. Я откуплюсь, в случае... — Он стал хватать кого-то из толпы и, поймав, держал его крепко за лацкан пиджака, не давая убежать. — Дело-то, дело-то! Вишь как. Спаси...
Привели лошадь. Улица вмиг опустела. Четверо всего и оставалось перед домом: капитан Белопольский, урядник да двое местных.
— Ты и поедешь! — жестко сказал Андрей. — До первого госпиталя. Ясно?! — Он подошел к уряднику, старательно возившемуся с хомутом, и, сорвав с него погоны, ударил его по лицу.
Урядник упал, но тут же вскочил, руки по швам, точно резиновый. Лицо его было обалделым от изумления. Из угла рта ниточкой ползла кровь.
— За что, ваше благородие? — выдохнул он испуганно.
