Джон Брэйн - Путь наверх
Яркие огни, шум, автомобили, автобусы, трамваи, прохожие в центре города совсем доконали меня. Дважды я чуть не попал под машину, но и люди пугали меня не меньше. Мне казалось, что они тоже сделаны из металла и резины, что они тоже могут в одну секунду смять меня и равнодушно умчаться прочь, даже не заметив, что они кого-то убили.
Остановка автобуса, идущего в Уорли, находилась в некотором отдалении от центра. Я не мог вспомнить, как туда пройти, и не мог вспомнить, когда отходит последний автобус. Я закурил сигарету, от которой пахло пудрой Мэйвис, и, покачиваясь, остановился у молочной близ вокзала. Я думал о том, подобрала ли полиция тех двух,— ведь я сильно их отделал. Потом я вспомнил прижатые к горлу руки первого — красные, поцарапанные, с черным ободком под ногтями, и безжизненное тело второго — его нарядная белая рубашка и новый шелковый галстук были теперь испорчены, и меня охватил мучительный стыд.
Я бродил по улицам в поисках стоянки такси. Это заняло много времени. Я не раз бывал в Леддерсфорде, и в уме у меня хранился его подробный план, который обычно разворачивался в одну секунду. Этой же ночью все словно перевернулось вверх тормашками и все улицы изменили свои названия; я свернул за угол и вдруг снова очутился на Бирмингемском шоссе, потом я дважды прошел мимо той молочной, от которой начал свой путь. Наконец, увидев на другой стороне улицы вереницу такси, я на секунду остановился, чтобы проверить, безопасен ли переход.
И тут я почувствовал, что падаю. Это было очень приятное ощущение: мне казалось, что я упаду на матрац и, отскочив от него, взлечу высоко-высоко в небо… Я упал на холодный камень тротуара, но мне все равно хотелось лежать на нем, целовать его, уснуть, уткнувшись в него лицом. Когда раздался скрип тормозов останавливающейся машины, я заставил себя встать и ухватиться за фонарный столб. Если это полиция — ничего не поделаешь. Бежать я не мог: слишком велика была усталость и я ничего не соображал. А кроме того, я был твердо уверен, что если попытаюсь перейти через дорогу один, то буду непременно сбит. Глядя на темно-зеленый автомобиль, я старался взять себя в руки, готовясь к допросу.
— Пора домой, Джо.
Я обернулся. Передо мной стоял Боб Стор.
— У меня нет дома.
— Нет, есть. Мы все очень беспокоились о вас.— Он взял меня под руку. Из машины вышла Ева и взяла меня под другую руку. После этого я покорно подчинился им, продолжая, однако, твердить, что у меня нет дома. Меня посадили на заднее сиденье, Ева села рядом и укрыла мне ноги ковриком, потому что меня трясло от холода.
— Господи,— сказала она,— где вы пропадали? Вас ищут по всему Йоркширу. Томпсоны с ума сходят от беспокойства…
— А Сьюзен,— промолвил я.— Как Сьюзен?
— Да вы совсем пьяны,— сказала Ева.— Она сегодня утром уехала в Лондон заказывать подвенечное платье. Разве вы забыли?
— Оставь его в покое,— сказал Боб.— На сегодня с него хватит.
— Я убил Элис,— сказал я и заплакал.
— Не говорите глупостей,— сказал Боб.
— Все знают, что я убил ее. И Томпсоны знают.
— Томпсоны знают, что она была вашей любовницей,— сказал Боб.— У них у самих был сын, и они знают, что такое молодежь. Они ни в чем не винят вас. Вас никто не винит.
Машина взбиралась по восточному склону холма, на котором расположен город. Далеко позади остались дым и грязь, и ногти с черной каймой, скребущие панель, и печальные забытые лица, которые не хотели, чтобы я их забывал; мягко мурлыкал мотор, как он мурлыкал бы, если бы сейчас рядом со мной вместо Евы сидела Элис, как он мурлыкал бы, если бы у Боба вдруг выросли рога и копыта, как он мурлыкал бы, если бы через пять минут должен был наступить конец света.
Я все плакал, точно слезы могли смыть из моей памяти образ Элис, ползающей на четвереньках по проселку Корби, словно они могли заглушить ее пронзительные крики и предсмертный хрип.
— Нет,— сказал я,— я убил ее. Хоть меня и не было там, я убил ее.
Ева притянула мою голову к себе на грудь.
— Бедненький, ну не расстраивайтесь так. Сейчас вы этого не понимаете, но, право же, все к лучшему. Она испортила бы вам жизнь. Никто ни в чем не винит вас, дружок. Никто ни в чем вас не винит.
Я резко отодвинулся от нее.
— О господи,— сказал я,— в этом-то вся и беда.
Роман «Путь наверх» и его автор
В Англии и Америке популярен следующий анекдот. К миллионеру приходят репортеры с просьбой рассказать, как он разбогател. «Труд, труд и еще раз труд! — отвечает им толстосум.— Я был бедным молодым человеком. Решив разбогатеть, я купил на последний цент яблоко. Но не съел его, а, выжав из него сок, продал этот сок за два цента. На эти два цента я купил уже два яблока и выжал из них сок, который затем продал для того, чтобы купить четыре яблока… Когда я выжимал сок из тысячного яблока, ко мне явился почтальон и вручил телеграмму: в ней говорилось, что у меня нашелся богатый дядя, который, к счастью, умер, оставив мне наследство в 20 миллионов… Так, благодаря своему труду и яблочному соку, я стал богатым». В этом анекдоте находит остроумное выражение та справедливая для общества эксплуататоров мысль, которую еще в стародавние времена русский народ сформулировал весьма лаконично: «От трудов праведных не наживешь палат каменных».
Воистину так. Без всякого риска ошибиться можно сказать, что нет сейчас на Западе ни одного сколько-нибудь крупного состояния, нажитого честным трудом.
Сколько темных махинаций, мрачных тайн и явных преступлений хранят истории семейств Рокфеллеров и Виккерсов, Круппов и Шнейдеров, Мацумото и Монтекатини! «При развитом капиталистическом способе производства,— заметил Энгельс,— ни один человек не разберет, где кончается честная нажива и где начинается мошенничество».
Узок круг крупных воротил, хозяев жизни капиталистических стран — особый, замкнутый, тщательно охраняемый от постороннего глаза мирок, где царят династические браки, кастовость и законы еще более суровые, спесь еще более раздутая, чем у прежнего дворянства.
Взамен геральдических орлов, львов и лилий прошлых веков «гербы» нынешних стальных, нефтяных, пушечных, химических и прочих королей украшают астрономические цифры на текущем счету.
Популяризируемая буржуазной пропагандой рождественская сказочка о босоногом мальчишке-продавце газет, ставшем миллионером, о «равных возможностях», которые предоставляет так называемый «свободный мир» для всех без исключения, о том, что честность и труд вознаграждаются богатством,— уже не может обмануть сегодня никого.
В мир тех, кто вершит дела в странах, где у власти стоит буржуазия,— нет дорог честных и прямых. И главная заслуга молодого английского писателя Джона Брэйна, основное достоинство его первого романа, предлагаемого вниманию советского читателя, заключается прежде всего в том, что с большой достоверностью, не дидактически, а художественно убедительно в нем показано, каков же этот самый «путь наверх» в современном буржуазном обществе и какой кривой тропинкой взбирается туда молодой человек, которого судьба не наградила при рождении ни особыми талантами, ни папиным миллионом.
Этот роман Брэйна вызвал немало споров: одни превозносили его до небес, другие недоумевающе пожимали плечами. О многих достоинствах и недостатках книги сможет, прочитав ее, самостоятельно судить наш читатель. Одно бесспорно: писатель сумел ярко, темпераментно и, прямо скажем, зло показать этакого современного Растиньяка, Жюльена Сореля или Жоржа Дюруа — честолюбца и карьериста середины XX века, личность характерную, если не сказать типичную, не только для современной Англии, но и для всех других стран, где царит его величество денежный мешок.
Брэйн не выдумал своего героя, он увидел его в жизни, разглядел среди своих сверстников, современников и сограждан. То, о чем он рассказал, не плод его фантазии, несмотря на кажущуюся литературность сюжета и коллизий романа. Современная жизнь Англии, Соединенных Штатов и других капиталистических стран в достаточной мере подтверждает это.
Возьмем хотя бы Англию. Герой Брэйна Джо Лэмптон, бывший летчик, а затем заурядный клерк в муниципалитете, делает блестящую карьеру, женившись (при обстоятельствах трагических) на дочери богатого фабриканта, наиболее влиятельного человека в городе, в котором развивается действие романа.
Это в книге. А как обстоит дело в современной английской действительности? Разве не является сегодня одной из наиболее заметных фигур в высшем лондонском свете бывший летчик, а позднее малозаметный чиновник дипломатической службы Данкен Сэндис? Путь в высшее общество, к министерскому креслу и директорским постам крупнейших корпораций открыли ему не собственные (по словам английской печати, весьма посредственные) таланты, а женитьба на старшей дочери Уинстона Черчилля.
