Валерий Горбунов - Секреты для посвященных
— Но обещайте, что проявите по отношению к ней всю возможную деликатность.
— Обещаю. Итак, кто она?
— Дежурная «нулевки» Раиса Сметанина. Но помните, вы мне обещали…
— Да, да, — рассеянно пробормотал Немцов. Видно было, что мысли его уже переключились на другое.
После ухода московского журналиста капитан Немцов несколько мгновений сидел в неподвижности, обдумывая услышанное. Для него, человека военного, привыкшего регламентировать и свои поступки, и свои высказывания в тех пределах, которые четко определяли устав и субординация, свободные умозаключения журналиста, сама небрежная манера, в которой велся разговор, показались ему излишне вольными. «Забавный парень, — подумал он. — Всё-то знает, обо всем берется судить».
Тем не менее сведения, сообщенные Грачевым, несомненно, заслуживали внимания. Вовсе не исключено, что журналистская история имеет прямое отношение к тому делу, которым занимались сейчас Немцов и его товарищи.
Прежде всего он позвонил в областное управление МВД. Навел справки относительно событий в Сосновском леспромхозе. Как ни странно, там подтвердили слово в слово всё, что наговорил ему этот долговязый очкарик. Немцов задал вопрос о местонахождении Константина Барыкина и механика Зубова и получил ответ: находятся в розыске. Ни того, ни другого задержать пока не удалось.
Перед тем как повесить трубку, Немцов поинтересовался сводкой новостей и в ответ услышал:
— Неизвестный или неизвестные напали на сельского пожарника, убили его и, завладев пожарной машиной, скрылись.
— Когда это случилось, произошло в какое время? — озабоченно сдвинув черные, смоляные брови, осведомился Немцов.
— Вчера, в шестнадцать часов.
— Машину, надеюсь, нашли?
— Нет, как сквозь землю провалилась.
— Машина не иголка, ее в стоге сена не спрячешь, — сказал Немцов. — Вертолеты поднимали?
— Так точно. Ничего не обнаружено.
Немцов повесил трубку. Итак, захваченная злоумышленником или злоумышленниками машина, скорее всего, двигалась по направлению к полигону. Похоже, сенсационные сообщения Грачева поспели вовремя.
Немцов быстро вскочил, оправил гимнастерку и направился к начальству докладывать обстановку.
6Генерал-лейтенант Волков хмуро выслушал доклад начальника особого отдела. Сообщенные им сведения не радовали. Люди, напавшие на сельского пожарника, до сих пор не найдены. Более того, не обнаружена даже громоздкая пожарная машина.
— Впрочем, меня это не интересует, — сказал Волков. — Борьба с преступностью — это дело местных органов МВД. Вопрос стоит так: какова оперативная обстановка в зоне полигона? Есть ли данные, свидетельствующие, что эпизод с пожарной машиной связан как-то с предстоящим запуском и может помешать нашей работе, снизить или свести на нет ее эффективность?
— Судя по всему, связан. — Начальник особого отдела подполковник Хрустов, старый служака, побывал в разных переделках, нагляделся на всяких начальников, и генеральский чин Волкова особого трепета у него не вызывает. Тем не менее ему не по себе. — Служащая нашей гостиницы Сметанина получила письмо от своего бывшего жениха, он сейчас в розыске. Пишет: жди, скоро навещу. Вместе с письмом он передал ей подарочек.
Хрустов голосом выделил последнее слово, и Волков заинтересовался, поднял голову:
— Что такое?..
— Часики, которые носят на груди. У капитана Немцова была возможность ознакомиться с ними поближе. Оказалось, в часики вмонтирован передатчик, сигналы которого могут быть услышаны на небольшом расстоянии.
— Точнее!
— Километр-два.
— Ага. Значит, они совсем рядом, — задумчиво проговорил Волков и глянул в окно, как будто ожидал увидеть на аллее, огражденной шпалерами подстриженных кустов, незваных гостей.
— Часики западного производства, — добавил Хрустов.
— И что же вы предприняли, конечно, арестовали эту… как ее… Сметанину?
— Обижаете, товарищ генерал-лейтенант, — позволил себе полуулыбку Хрустов. — Гражданка Сметанина не знает, что мы поинтересовались ее личной вещью. Хотя и догадывается о нашем к ней интересе.
— Догадывается?
— Она сама сообщила о незваном госте.
— А о часиках?
— Умолчала. Может быть, она не знает, что там у них внутри.
— Сомнительно.
— Прикажете спросить?
Волков недовольно ответил:
— Действуйте согласно собственному плану. Он у вас, надеюсь, имеется?
— Конечно. Сметанина взята под неослабное наблюдение. Ее домашнее и служебное помещения прослушиваются.
— С разрешения прокурора, надеюсь?
— Так точно. И вот что удалось выяснить. — Подполковник Хрустов замялся.
— Говорите.
— К Сметаниной проявляет повышенный личный интерес товарищ Гринько.
— Господи, только этого еще не хватало! — в сердцах воскликнул генерал. — Он ведь в приливе чувств что угодно может ей наговорить.
— Так точно. Уже…
— А вы бездействуете?
— Хочу попросить у вас, товарищ генерал-лейтенант, разрешения объясниться на сей предмет с заместителем генерального конструктора.
— Объясниться? Открыть ему глаза? А что, если Сметанина ни в чем плохом не замешана и не знает о начинке своих часиков? А мы возьмем и очерним ее в глазах человека, которому, может быть, она дорога и который ей дорог? Хорошо ли это будет?
— Не очень, — согласился Хрустов.
— Я сам объяснюсь с товарищем Гринько. Постараюсь это сделать как можно деликатнее. Вы мне, надеюсь, доверите этот разговор, подполковник?
— Так точно. Я как раз сам вас хотел попросить…
Волков задумался.
— А не приходила ли вам в голову, подполковник, мысль, что вся эта лабуда с пожарной машиной, с часами-передатчиком затеяна только для того, чтобы отвлечь наше внимание? Заморочить нам голову. А на самом деле…
— Гостя надо ждать с другой стороны? — закончил фразу Хрустов. — Думаем, кто бы ни пришел, он наверняка выйдет на Сметанину.
— Может, да, а может, нет.
Подполковник, вздохнув, кивнул, признавая шаткость своего вывода.
— Все, что мы можем, это удвоить охрану на полигоне. Я уже запросил подкрепление.
— Насколько я знаю, журналист Грачев лично знаком с предполагаемыми агентами, — заметил генерал.
— Его услуги вряд ли понадобятся: мы располагаем их портретами, отпечатками пальцев и т. д.
— Но они тоже знают его в лицо.
— Конечно, товарищ генерал.
— Если кому-нибудь из агентов удастся проникнуть сюда и он столкнется лицом к лицу с Грачевым, может возникнуть неприятная ситуация.
— Да, его постараются убрать, — согласился Хрустов.
— Ваша задача не допустить этого. И доложите мне через час сводку о поведении предполагаемого противника у наших восточных берегов.
— Есть! Разрешите идти?
Генерал остался один. Но думал он не о журналисте Вячеславе Грачеве, которому угрожала опасность. Другой человек сейчас занимал его внимание. Гринько.
Секретарша доложила:
— К вам по срочному делу заместитель генерального конструктора товарищ Гринько.
«Ну вот, на ловца и зверь бежит», — подумал Волков, и мрачное настроение, владевшее им, еще более усилилось. Он был противником всяческих служебных романов, особенно тех, которые командированные спешат завести на стороне каждый раз, когда оказываются вдалеке от дома. Какая нечистоплотность! А теперь изволь иметь дело с этим ловеласом. Он, видите ли, занят личными делами, в то время как порученное всем им огромной важности дело находится чуть ли не под угрозой провала. Волков готов был провести разговор с Гринько на повышенных тонах.
Но вошедший в кабинет зам генерального был настолько непохож на себя, что Волков попридержал свой язык. Гринько явно растерян, волнение смыло с его лица все краски, он бледен, даже фигура его выглядела не такой внушительной, как обычно.
— Я вас слушаю, Николай Егорович, — сухо произнес Волков.
— Товарищ председатель государственной комиссии, разрешите доложить: пуск в намеченный день состояться не может. По вине конструкторского бюро, — голос его сорвался. Но он выдавил из себя: — По моей личной вине.
— Садитесь, выпейте воды и расскажите обо всем толком.
После того как Гринько закончил рассказ, Волков задал вопрос:
— Сколько вам понадобится времени, чтобы установить другое устройство?
— Установим за неделю. Но еще несколько дней уйдет на наладку, проверку…
— Так. — Генерал-лейтенант задумался. — Вы, надеюсь, понимаете, чем грозит для нас всех срыв намеченного срока запуска?
Гринько сидел, низко опустив голову.
«А он молодец», — с неожиданной теплотой подумал Волков. Сам был инженером и понимал, что возможность осечки при использовании прибора Гринько была ничтожно мала и могла бы вовсе не приниматься во внимание. Гринько тоже, конечно, знал об этом, но промолчал. Не хотел искать себе оправдания.
