Финнуала Кирни - Ты, я и другие
Карен игнорирует мой воздушный поцелуй и неохотно входит в забронированную кабинку. Я протягиваю ей конверт:
— Прости. Я мог просто перевести тебе на счет, но хотел извиниться лично. Так что вот.
Она кивает, не глядя на меня, и начинает выбираться из-за столика.
— Что? И все? — Голос подрагивает, словно мне снова четырнадцать.
Она окидывает меня взглядом.
— Адам, я согласилась на встречу, когда вы, мальчики, задолжали мне шесть грандов. Думала, придется тебя умасливать, чтобы получить свои деньги. Думала, мне на уши начнут вешать лапшу о плохих временах, последствиях кризиса и прочих печалях. Что ваши клиенты вам еще не заплатили, поэтому вы тоже не можете расплатиться с контракторами… И что я вижу? — Она выразительно машет рукой и закидывает на плечо дизайнерскую сумку. — Раз, два — и денежки у меня в кармане!
— Пообедай со мной.
— Да я лучше с голоду умру!
— Пожалуйста. — Я встречаю взгляд ее прищуренных глаз. — Мне нужно поговорить, хоть с кем-то поговорить!
— Зайди на сайт «Разговор по душам». Рубрика «Советы для говнюков». — Она по-прежнему стоит.
— Пожалуйста, Карен. Бет не хочет со мной разговаривать.
Краткий миг колебания, и она садится на самый краешек, готовая уйти в любой момент. Мне и это сгодится.
— Выпьешь?
Она отрицательно качает головой.
— Не возражаешь, если я закажу себе?
Легкое движение головы. Я машу официанту, указываю на свой пустой бокал из-под джин-тоника и прошу повторить. Карен смотрит в пол.
Опираюсь ладонями о столешницу:
— С чего мне начать?
— Можешь объяснить, например, зачем ты спутался с белобрысой официанткой?
Я возражаю:
— Она не официантка, а совладелица ресторана.
— Я и сам недавно об этом узнал.
— Просто зашибись. Объясни тогда, зачем ты спутался с белобрысой совладелицей ресторана? Опять…
Она буквально выплевывает последнее слово. На мгновение я теряюсь. Потом до меня доходит. Бет все рассказала подруге. О том, что случилось много лет назад.
— Это же было давным-давно, — шепчу я.
— Что? Не слышу! — Она подносит ладонь к уху. — Полагаю, сейчас прозвучало извинение за то, что ты разбил Бет сердце. Опять.
Я почти хватаю джин-тоник с подноса официанта.
— Мне жаль. Конечно, мне жаль. Каждый день..
— Слова, Адам, это все слова… Спасибо за чек.
Она встает, поправляет сшитые на заказ брюки и смотрит на меня в упор:
— Я все-таки надеюсь, что у нас выйдет сохранить рабочие отношения. Но в том, что касается твоих с Бет дел, не жди, что я буду на твоей стороне.
Тянусь к ней и касаюсь руки:
— Я и не жду, Карен. Слушай, я лишь хочу с ней поговорить. Просто поговорить, объясниться.
— Ты причинил ей дикую боль. Какие к чертям объяснения?
— Но мы женаты уже…
Карен громко фыркает, стряхивает мою руку и уходит. Мужчины снова таращатся ей вслед, а потом переводят взгляд на меня. Вся сцена напоминает размолвку любовников, и злодей в этой пьесе я. Отлично.
Они не так уж и ошибаются.
— …уже двадцать лет. — Я договариваю фразу бокалу джина с тоником. Одним глотком допиваю остатки, впервые по-настоящему осознав положение дел. Неужели моему браку конец?
Какого дьявола он заканчивается так нелепо? Хотя чего я ждал? Что могу слегка развлечься, потом признать свою ошибку, и Бет примет меня назад? Вот дерьмо! В голове мысли двигаются по кругу, и я понимаю, что сквернословлю так же, как Бет.
Выхожу из ресторана. Через три часа Эмма ждет меня на ужин. Дерьмо-дерьмо-дерьмо!
Я слегка пьян. С белой тарелки взирает тушеный ягненок. Белая столешница, белый стул, ковер тоже белый. На коленях — белая льняная салфетка. Белый Дом.— Ты не совершенство, знаешь? — Я наставляю на Эмму вилку. — И все это… — Тычу вокруг, подыскивая точное слово. — Белое.
— Еще вина?
— Ты не безгрешна. Вовсе нет. Ты ведь знала, что я женат. Да, ты знала.
Она отпивает из бокала. Соглашается:
— Знала.
— И все это белое… — Я обвожу вилкой комнату, капая соусом на белый ковер. — Упс! — У меня что-то с координацией, и я подношу слегка дрожащую руку ко рту. — Грязь. Эмма, у тебя грязь.
Она встает, выходит в кухню и возвращается со средством для чистки и тряпкой. Нагибается и начинает тереть ковер.
— У меня тоже грязь… на душе, — шепчу я. — На самом деле два пятна. Два больших уродливых черных пятна.
Она смотрит на меня снизу вверх, кивает и возвращается к ковру под ногами.
— Тебе так идет… враскорячку.
Смеюсь во весь голос. Я в ударе, я капец какой остроумный. Просто капец.
Глава 5
— Не будь к себе так сурова, — говорит она.
Я рассказываю о работе. Об ощущении, что я недостаточно хороша в своем деле, что, возможно, никогда не добьюсь успеха.
Каролина интересуется:
— А если ты достигнешь всего, к чему стремилась, то все равно будешь подвергать свои успехи сомнению?
Я моментально прихожу в ужас:
— Подвергать сомнению?
Громко выдыхаю. Это именно так выглядит? Обдумываю ее вопрос и вжимаю голову в плечи.
Она подается вперед:
— Вот слушаю я тебя… Уж слишком ты по отношению к себе сурова. Если бы кто-нибудь другой так с тобой обходился, ты подала бы судебный иск за издевательство.
Я поглядываю на экземпляр своего скомканного жизнеописания. Что не так, спрашивается? Тянет громко завизжать и во всем обвинить Адама, но я не могу. Подозреваю, что без моего собственного участия в том, что сегодня я сижу здесь, не обошлось.
— Он уже поступал так. — Я начинаю плакать. — Давно. И я его простила.
Каролина участливо спрашивает:
— Что тогда случилось?
— Клиентка… — Я тереблю ниточку на своей блузке. — Женщина, с которой он вел дела. Я так и не узнала, кто именно. Мег тогда было всего девять.
Я и не желала знать, просто хотела, чтобы все кончилось.
Мы оба старались восстановить наши отношения.
— Ниточка обрывается, но я все еще тереблю рукав. — Хотя… на самом-то деле я одна из кожи вон лезла, а он делал вид и подыгрывал. Да пошел он в задницу!
Давай обо мне.
— Ладно. Тогда домашнее задание. Попробуй снова наполнить жизнь радостными мыслями. Можно декламировать позитивные заявления, наподобие мантры…
Я обозначаю улыбку. Без проблем.
— Постарайся, чтобы это было спонтанно. Представь, что делаешь нечто незапланированное.
Я ничего не делаю с ходу, у меня бзик на планах, списках и расписаниях.
— Не уверена, — осторожно говорю я.
— Ты чего-то боишься?
Всего. Я боюсь всего.
Я подъезжаю к дому и вижу на дорожке знакомый автомобиль. Карен сидит на пороге с большим букетом яично-желтых гербер, моих любимых цветов, и бутылкой с яркой этикеткой. Ее лицо обращено к утреннему солнцу.
Мы обнимаемся.
— Десять утра, почему ты не на работе?
— Я сама себе хозяйка. Могу потратить несколько часов на подругу? — Она взмахивает бутылкой.
Я открываю дверь и улыбаюсь:
— Десять утра.
— И что? Здесь совсем чуть-чуть, и еще я принесла апельсиновый сок — если тебе приспичит испортить вкус.
Она смешно морщит нос и надувает губы: конечно, ничего страшнее и вообразить нельзя. Я тянусь и снова ее обнимаю, шепчу на ухо «спасибо!».
Как я рада, что у меня есть Карен! Карен и ее невероятная интуиция — знать, когда мне без нее не обойтись.
И словно в подтверждение этого, когда мы заходим на кухню, она вытаскивает из своей стильной сумки маленький пакетик со свежими рогаликами с лососем и сливочным сыром.
— Хоть поешь нормально, — говорит она и разливает шампанское. Угу, в десять утра, самое время.
Однако мы жуем, пьем и болтаем. По крайней мере, Карен жует, а я пью и болтаю. Временами она просто качает головой. Я рассказываю ей про утренний сеанс с доктором Гетенберг.
Она хмурит брови.
— И чего ты боишься?
Я колеблюсь всего секунду, а потом из глаз начинают литься слезы.
— Всего. Всегда.
Она отодвигает пустой бокал и берет меня за руку:
— Рассказывай.
— Остаться одной… принять его назад… что что-нибудь случится с Мег… что появится другой…
и у меня с ним ничего не выйдет.
Карен фыркает и идет к раковине. Набирает чайник, включает его.
— Если уж дойдет до этого… Поверь моему опыту: один член мало чем отличается от другого.
Я пожимаю плечами. Она смеется.
Загибая пальцы, я продолжаю перечислять свои страхи:
— Дьявола, ведьм, пришельцев…
— Да не сочиняй.
— Правда, Карен. Так и есть.
Она усмехается:
— Офигеть.
— Однажды потерять… — Я напрягаюсь.
— Что потерять?
— Себя… контроль над собой… Если люди увидят, какая я злая, они запрут меня на замок и выбросят ключ.— Я куплю тебе боксерскую грушу. Еще?
