Аркадий Крупняков - Вольные города
Князь решил к нашествию татар поставить под копье всех мужиков государства, способных держать оружие.
11рямо в гридне слуга снял с него выпачканные в глине сапоги, принес большой ковш сладкого пива. Иван, крупно глотая, выпил весь ковш и велел стлать постель. К Софье Фоминичне на половину князь решил не заходить до утра. Но в гридню тихо вошел Нпська и шепоточком произнес:
— Князюшко-батюшко, прости, но вторые сутки ждет тебя Ни- | ига Васильев по большому, бает, делу. Пришел к нему парубок с Чина и никому кроме тебя дело говорить не хочет.
— С Дона? Немедля же зови.
Когда' Никита вошел в гридню, князь сидел бос и держал в широком ушате натруженные в поездке ноги. Над ушатом вился мир. Шуба накинута на плечи, портки закатаны выше колен.
Ты будь, Никитушка, попросту, я только с коня. Года-то на- емалые, ноги ну прямо гудят. Где твой донец — показывай.
Никита выскочил из гридни и в тот же миг возвратился, под- |.вшивая впереди себя Андрейку. А тот никак не мог подумать,
что смуглый, носатый мужик с закатанными портками — великий князь. Он тревожно огляделся, увидел у стола разнаряженного дьяка Ваську и бухнулся перед ним, как учил его Никита, на колени.
Иван Васильевич густо хохотнул, вдруг спросил, как-то мягко и ласково, по-отечески:
— Сколько тебе лет, донец? Да ты встань, встань.
Андрейка поднялся, повернулся к князю, переступил с ноги на
ногу и, теребя в руках шапочку, ответил:
— Пятнадцать, шестнадцатый...
— А как зовут?
— Андрей Булаев, Иванов сын.
— Ну так скажи мне, Андрей Иванов сын, какая нужда привела тебя в Москву?
Андрейка глянул на дьяка Мамырева, на Никиту.
— Ты не бойся. Этим людям, как и мне, можно говорить все. Говори.
— На реке на Доне,— нараспев, подражая деду Славко, начал говорить Андрюшка,— живет люд вольный, люд пришлый...
— Откуда пришлый?
— Как это откуда? Из разных мест,— Андрюшка сказал это недовольно, потому что распевную, множество раз повторенную до этого речь пришлось сломать.— Наша ватага пришла из Кафы генуэзской...
— Погоди, погоди,— Иван повернулся к Никите.— Это не о них ли, в кои лета, боярин Беклемишев рассказывал?
— О них самых, великий князь. Атаманом у них, если помнишь, был Василько Сокол.
— Это, ежели хранит мне бог память, твой зять?
— Истинно так.
— А родом он с окраинных земель?
— Истинно.
— Так уж не он ли недавно у меня был?
— Не он, не он,— убежденно сказал Андрейка.— Он зараз на Дону.
— Не встревай, Андрейка,— заговорил Никита,— сдается мне Иван Васильевич, что ты не ошибся. Я его в Брусяной избе тоже признал. Был он с татарином.
— То не татарин. То — турок. И назвал мне он того Василька слугой султана Баязета.
— Сему не верь, великий князь, не верь! — Андрюшка осмелел и, подойдя прямо к ушату, заговорил торопливо, убеждающе.— Я не знаю, был ли он у тебя, аль не был, но туркам он не слуга. Он у них в плену был, это верно, они весной его к ватаге отпустили, это тоже верно, но не напрасно же меня с дедом Славкой к
тебе послали, а дед тот, на Оке простудившись, умер, и я тоже чуть было...
— Да ты, Андрей, не торопись. Я пока не думаю, что ваш Василько турский прихвостень. Ты мне вот что скажи: зачем туркам понадобилось его к ватаге отпускать?
— Атамана в ватаге дюже любили. Когда он у турок в плену был, все богу молились о его возвращении. А султан атаману велел на Дон идтить, всех людей вольных сбить под свою руку и„ когда орда на Москву пойдет, Сарай пограбить и разрушить.
— А что потом? Ну, что ты молчишь? Далее что?
— Потом... погоди, дай вспомнить... Я ведь со слов деда Славки говорю, самому мне в ватаге ничего не сказали, а дед умер.
— Это я уже слышал,— в голосе князя нетерпение, он сейчас псе яснее и яснее стал понимать, что приезд турка и дела в ватаге имеют прямую связь и, разгадав ее, можно найти ключ к чему-то очень важному.— Ты про деда уже сказывал. Теперь вспомни, что далее дед говорил.
— Султан велел атаману с городом Сараем не торопиться. Когда, мол, сарайский хан с Москвой сшибется, когда они друг дружку расколошматят — только тогда. Ордынцы-де, узнав об этом, бросятся домой свой Сарай спасать, а ватага в это время им навстречу. А в степи-де вы обессиленную орду потреплете, ихних лошадей заберете и пойдете на Москву.
— Вот как?!
— И я о том же минулый раз говорил,— заметил Чурилов.
— А что ватаге на Москве велено делать?
— Велено тебя, великий князь, воевать. У тебя к той поре сила тоже поиссякнет, и велено тебя из Москвы вон.
— А кого замест меня?
— К той поре султан сам с войском на подмогу придет и по- садит на Москве кого-нето из ватаги, и будет он подданный султана. А батьке моему султан гарем обещал.
— Батька твой кто?
— Пока Василько на ватаге не было, батя атаманом был.
— Ну и как — согласилась ватага?
— Согласилась. Атаман и батя мой с дедом Славкой пореши- 1п султана оммануть. Тайно послали нас с дедом вроде за товарами в Кафу, а мы ночью лодочку перевернули да и обратно, а по- плі на Москву подались, а дед на Оке помер.
- Что велели мне передать?
- Они сделают все, что велят турки. Сарай они пограбят, ор- IV в степи пощиплют, но на землю родную турка не приведут. Сарн некого хана разгромивши, под твой наказ станут, и веры у тебя просили, чтобы ты их заместо татар не разметал, а рядом со своей рпи,ю поставил бы.
— Велика ли ватага?
— Шатущих людей много. Дед Славко мне так, умирая, сказал: «Выговори ты у князя всем шатущим людям прощение, пусть он пообещает после одоления татар по княжеским вотчинам, где они прежде пребывали, не отсылать, а дать им сидение по посадам на Москве али в рать свою возьмет. Тогда, говорит, ватага многолюдной станет, вся вольница донская на Орду пойдет».
Князь задумался, долго молчал. Потом сказал:
— Ну что ж, Андрей Иванов сын. Спасибо тебе за добрые вести. И деду твоему спасибо. Я велю за него панихиду в храме отслужить, душа у деда твоего, как я понял, была великая. Да и ты, я верю, еще много русской земле своей послужишь. Оставайся сегодня гостем моим.— Он тряхнул седеющей гривой волос, глядя на Мамырева.— Усталось мою как рукой сняло. Вели, Вася, кафтан мне подать — пойдем ко княгине ужинать,— и вынул из ушата ноги.
На следующий день великий князь принимал посольство Казани. Если раньше послов Алихана (Алегама по-русски) встречали скромно, то теперь Иван, словно чуя, что приехали они с добром, повелел поместить их в теплые и светлые палаты, выдавать в день на едока по курице да по две части говядины, по два калача по- луденежных, а соли, сметаны, масла, меду и вина — сколько понадобится.
На лестнице, у дверей встретили Даньяра два сановных боярина, провели в палату. Послы сразу поняли, что прием им сделан великий: в палате было многолюдно. Сам великий князь сидел на возвышении, на троне, ступенью пониже, справа сидел его старший сын Иоанн, слева — великая княгиня Софья с годовалым своим первенцем Василием на руках. Младенца выносили на все большие приемы, потому как он провозглашен был великим князем и наследником престола. За спиной у Софьи стоят Василий Мамы- рев, за спиной Иоанна—дьяк Курицын. Остальных дьяков и бояр Рун не знал.
Вошедши, Даньяр поклонился Ивану большим поклоном и по- татарски произнес:
— Брат твой Алихан, властитель Казани, кланяется тебе, государю Москвы, с почтением.
Туга перевел слова посла по-русски. Иван, вставши с трона, тоже склонил голову и спросил, здоров ли брат его, Алихан. Потом подал Даньяру руку, чего ранее не случалось, и велел садиться на скамью супротив себя.
Посол сел, посидел немного молча (так его заранее научил Ма- мырев), потом заговорил:
— Повелитель мой, царь Казани Алихан, велел сказать тебе, повиниться за то, что его воины на твои земли бегали и лихо тебе чинили без его, великого хана, ведома. Отныне Алихан обещает следить за своими подданными крепко и договор на дружбу исполнять прямо. Потому как та шерть тебе его отцом дана, а воля умершего хана Ибрагима священна. И еще хан велел сказать тебе, что все твои недруги будут и его недругами и, буде кто из них на тебя войной пойдет, тому хан помогать не будет, на то крепкое слово тебе дает.
Иван выслушал перевод и ответил твердо:
— Передай брату моему, царю Казани Алегаму, что я, великий князь, стоял на той шерти и буду стоять, воинов моих в его пределы слать не буду и недругов хана своими недругами честь буду. Обещаю мир и дружбу на все его царствование. На том крепкое слово мое.
