Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
— И не вздумайте! Вежливо отдай мне наперсток, и мы начнем игру сначала, но без вас двоих.
Артур отдал ей наперсток.
— Вы, мальчики, сидите здесь, а вы, дети — все остальные, — пойдемте в холл и там спрячем его снова. Все остальные в холл, пожалуйста. Нет, Джо, не ты. И не ты, Артур.
— Мы не идем в холл, мы идем домой, — сказал Джо.
— Вам придется подождать вашу коляску, — сказала Бланш.
Джо несколько секунд не сводил с нее взгляда, а потом ринулся вон из дома, не прихватив по дороге ни пальто, ни шапку, а следом за ним побежал и Артур. Женщина кинулась вслед за ними на крыльцо, крича им что-то вдогонку, но ее крик только заставил их припустить еще быстрее.
Дом Монтгомери был на Лэнтененго-стрит, на другом конце города от дома Чапинов на Северной Фредерик. Мальчики, добежав до Мейн-стрит, остановились и еще с полчаса рассматривали там витрины и забавлялись как могли: шлепали по грязи, увязая в ней ботинками и забрызгивая чулки, а также подхватывая на лету витавшую в зимнем воздухе простуду. Когда начало смеркаться, мальчики отправились по домам.
Бланш Монтгомери сидела с матерью Джо в гостиной.
— Мама, — позвал Джо.
— Я в гостиной, дорогой.
— Нечего следить своими грязными ботинками по всему дому, — сказала Марта. — Давай я их вытру.
— Марта вытирает грязь с моих ботинок! — крикнул Джо.
— Сними ботинки и иди сюда, — сказала Шарлотт.
Джо направился в гостиную, но, завидев Бланш Монтгомери, в нерешительности остановился.
— Я хочу, чтобы ты извинился перед миссис Монтгомери за то, что ушел из ее дома таким образом.
— Я прошу прощения, — сказал Джо и развернулся, чтобы уйти.
— Этого достаточно, миссис Монтгомери? — спросила Шарлотт.
— Мне очень жаль, что такое случилось и…
— Нам всем жаль, что такое случилось. Спасибо за то, что вы пришли. Очень разумное решение. Марта, будьте добры, проводите миссис Монтгомери к парадной двери, — сказала Шарлотт, лишь слегка сделав ударение на слове «парадной».
Бланш повернулась к Джо.
— Мне очень жаль, Джо, что так все обернулось. В следующем году, я надеюсь, мы…
— Конечно. Благодарю вас, — сказала Шарлотт.
Бланш Монтгомери ушла, и тогда Джо рассказал матери свою версию происшествия — правдивую.
— И это все? Ты не шалил до начала игры?
— Нет, мама. И к тому же это была первая игра. И нас даже не покормили.
— О какой еде может идти речь, когда вы ушли раньше времени. Я велела Марте накрыть тебе ужин в кухне. Я очень тобой недовольна.
— Но почему, мама? Она сказала, что мы жульничаем, а мы не жульничали. Я первым увидел наперсток.
— Я не этим недовольна. Джентльмены не устраивают сцен. Ты был в их доме гостем, и ты обязан был придерживаться правил, принятых в доме, где тебя принимают. Я сказала Марте, чтобы она не давала тебе десерт.
— А что сегодня на десерт?
— «Плывущий остров».
— Но «Плывущий остров» — мой любимый десерт!
— Что ж, очень жаль, но это твое наказание, и не только за то, что ты забыл, как ведут себя джентльмены, но и за то, что не пришел сразу же домой. А что, если бы у кого-то сорвалась с поводьев лошадь и кинулась на тротуар?
— Я бы забежал в магазин.
— Пожалуйста, мне не нужны твои готовые ответы. Я очень недовольна тобой, очень недовольна. А теперь иди ешь ужин и готовься ко сну.
В те дни семья Монтгомери была на том же социальном уровне, что и семья Чапинов и Мак-Генри, правда, Бланш была родом не из Гиббсвилля. Она родилась в Рединге и переехала в Гиббсвилль, выйдя замуж. На самом деле Бланш была дальней родственницей Шарлотт, но когда Бланш переехала в Гиббсвилль, Шарлотт пальцем для нее не пошевелила и теперь была рада тому, что отнеслась к Бланш с пренебрежением.
— У вас сейчас есть какие-нибудь дела с фирмой Монтгомери? — спросила она Бена в тот вечер.
— Что ты имеешь в виду под делами?
— Ну какие-нибудь деловые переговоры?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
Она представила мужу свою собственную версию происшествия.
— Если ты имеешь в виду, хорошие ли у нас отношения с фирмой Монтгомери, то пусть тебя это не волнует.
— Пусть меня это не волнует?
— Ты, случайно, не замышляешь какой-то ответный удар или какую-то месть?
— Ну не совсем. Просто я хотела знать.
— Мы скорее всего будем с ними по разные стороны барьера. Они берутся за дела, от которых мы отказываемся из-за нашей связи с ассоциацией «Уголь и железо». Как же ты собираешься поставить Бланш на место?
— Ты такой догадливый, — сказала Шарлотт. — Я еще не придумала.
— Я бы не хотел быть на месте Бланш Монтгомери, — заметил Бен.
— То, что она получит, она получит по заслугам. Она на это сама напросилась. Разумеется, я не буду с этим торопиться.
— Будешь ты, Шарлотт, торопиться или нет, а она сообразит, почему ты это сделала, — сказал Бен.
— Да, но, что бы я ни придумала, было бы… проще, если бы она не знала, что это моих рук дело. Бесс Мак-Генри… Если бы она была немного тверже, но это, пожалуй, как раз в нашу пользу. Бесс довольно бесхарактерная, и Бланш никогда на нее не подумает. Дай-ка мне сообразить: а Бесс родственница Монтгомери или нет? Нет, думаю, что не родственница.
— Нет, они не родственники, — сказал Бен. — Прежде чем ты возьмешься за это дело, задай себе вопрос: не осведомлены ли Монтгомери о каких-то наших слабостях?
— Я и не знала, что у нас есть слабости, — сказала Шарлотт. — По крайней мере такие, которыми Монтгомери могут воспользоваться.
— В таком случае к черту осторожность, действуй!
— Мне понадобится твоя помощь. Возможно, ты услышишь о каких-то их намерениях, которым мы можем помешать. Я рада, что не позвонила ей, когда она сюда переехала.
— Да, теперь это выглядело бы лицемерием, — сказал Бен без тени улыбки на лице. — А может, тебе устроить большую вечеринку, а их не пригласить?
— О, Бен! До чего же мужчинам не хватает утонченности.
— Это точно. Если бы, скажем, Бланш решила завести любовника…
— Бланш? В Гиббсвилле? Никто не заводит любовников в Гиббсвилле, — сказала Шарлотт. — Где она будет с ним здесь встречаться?
— И я часто об этом думал.
— Ты думал? — спросила Шарлотт.
— Ну да, и ты, моя дорогая, тоже об этом думала, иначе ты бы не задала такой вопрос.
— Боже, Боже, Боже мой! Какие же мы сообразительные. Я знаю, где они могут встречаться. В летнем доме. Было нашумевшее дело, и тебе оно известно не хуже, чем мне.
— Да, и с тех пор ни одна уважаемая женщина Гиббсвилля не ездит в летний дом без мужа. Летние дома практически стали синонимами мест тайных свиданий. Так, все эти разговоры не по мне. Ты, моя дорогая, сама выбери форму мести, но не запускай машину в ход, не посоветовавшись со мной. У нас в кладовках тоже найдется с парочку скелетов.
— Я не люблю это сравнение.
— Это не сравнение, это метафора. Я и не думал, что ты ее любишь, но, пожалуйста, не забывай: о нас с тобой тоже можно распустить отличную сплетню. Заботливая мать, но при этом не жена своему мужу.
— Можешь, Бен, прийти ко мне в спальню сегодня ночью. Если ты испытываешь такое сильное желание, что готов рисковать моей жизнью и наверняка, наверняка наградить меня ребенком, который даже и… для такого нет и названия. У тебя есть сын, здоровый, красивый, которым можно гордиться. Но ты не видел тех других, а я их видела. Как бы то ни было, ты имеешь право на мое тело, я полагаю.
— Ладно, Шарлотт, прекратим этот разговор.
— Я его прекращу, если будет по-моему. Я тебе вот что скажу, Бен. Если ты придешь ко мне в комнату и если у меня снова родится один из этих… предметов — никак по-иному их не назовешь, — клянусь тебе: я приму яд, утоплюсь — все, что угодно…
— Шарлотт, тебе не грозит опасность.
— Когда ты так говоришь, я ни в чем не уверена, — сказала Шарлотт. — Я, наверное, пошлю записку Бесс, попрошу ее выпить со мной чашку чаю. А тебе, Бен, дорогой, почему бы не выкурить сигару? Они тебя всегда успокаивают.
— Да, пожалуй, я выкурю и выпью стаканчик бренди.
— Виски, Бен. От бренди у тебя начинает колотиться сердце.
Бесс Миллер Мак-Генри была крупной блондинкой, родившейся в Пенсильвании и усвоившей вполне определенную манеру поведения: она внимательно прислушивалась к каждому слову каждого собеседника, неотрывно следя за беседой и переводя взгляд с одного говорящего на другого, так словно была безмолвным посредником и справедливым, хоть и не обладающим властью судьей. При этом рот у нее всегда был полуоткрыт, точно она повторяла слова говорившего, но когда ее просили высказаться, она терялась от неожиданности и не знала, что сказать. Вдобавок у нее была привычка кивать в знак согласия сидевшему напротив нее собеседнику еще до того, как он начинал говорить. Она не хотела никому доставлять никаких неприятностей, не хотела ни от кого иметь никаких неприятностей, и ее жизнь была посвящена благополучию ее мужа Артура Дэвиса Мак-Генри, ее сына Артура Миллера Мак-Генри, ее дочери Пэнси Мак-Генри, ее домашнему очагу на Южной Мейн-стрит, церкви Святой Троицы и канарейкам, с которыми она в отличие от людей разговаривала о чем хотела и как хотела. Бесс принадлежала к содружеству женщин, которых в народе называли «добропорядочные».
