Аркадий Крупняков - Москва-матушка
воск, щетину и меха. Посольство выедет в конце зимы, как раз к тому времени успеет он весь обоз подготовить. В письме к Никите Чурилову было сказано, чтобы он до зимы побывал в Бахчисарае, навестил бы Хозю Кокоса и князя Исайку, дабы посольство приехало не на голое место.
Молодой купец за дело взялся ревностно, благо великий князь обещал ему всяческую помощь к тому, чтобы составить небывало богатый обоз, который войском своим проводит до самого Сурожа.
Сам великий князь начал готовить четвертый, большой весенний поход на Казань.
Планам этим, правда, не удалось свершиться полностью — посольство в эту зиму в Крым не ушло, так как с Казанью у князя Ивана что-то не ладилось. Но слово княжеское Иван держать умел, торговый обоз, собранный Чуриловым, ушел на Крым под охраной ратников князя Ряполовского. Семену Чурилову велено было продолжать вместе с отцом готовить встречу посольству, денег не жалеть, привлекать на сторону Москвы елико больше крымских людей.
* * *
Когда Нурсалтан отпрашивалась у мужа в Москву, она ему еще один резон выставила. Сына своего сохранение. Новый наследник престола рос под сильной угрозой. Пока он у матери на руках, она спокойна, а как только отдает его нянькам и мамкам, душа болит. Недругам ханским ничего не стоит задушить мальчишку, яду в молоко капнуть, а то и просто прирезать. Сторонники Алихана и на такое способны. А увезет она сына на зиму в Москву, глядишь, от ворогов подальше. А к весне подрастет, встанет на свои ножки, его тогда постоянно около материного подола держать можно. Поэтому рос в Москве Аминь спокойно, всегда около матери, да и ей не скучно — есть чем заниматься.
И Суртайша хорошо в Москве живет. Пьет радонежскую озерную воду, снадобья тибериусовы принимает, растирания всякие делает. Гораздо легче Суртайше приходится. А великий князь, что ни праздник, то подарки ей шлет, что ни пир — зовет старшую царицу за стол. Привыкла Суртайша к порядкам московским, видит — они не хуже казанских. Мысли о том, чтобы невестку уличить в неверности, прошли. Молодая царица все время со свекровью, если и бывает у великого князя, то только с ней. Сам Иван Васильевич в хоромы, где гости живут, заходит редко, если и говорит с царицей, то только о делах и всегда по-татарски.
Нурсалтан понимает — нелегко великому князью. Ему, как и ей, хочется посидеть вдвоем, как бывало раньше, поговорить по душам, но попробуй посиди. С одной стороны Суртайша глаз с
царицы не сводит, а с другой, еще суровее страж-княгиня Марфа. Та совсем князя поедом ест.
— Доколе греховодничать будешь, князь! Доколе бобылем по Москве шляться тебе. Ордынку снова выписал зачем? И так пересуды по всему городу шли, а теперь уж и вовсе...
— Помолчи, мамаша,— князь, устало склонив голову, положив руки на колени, смотрел в пол. — Она свекровь лечить привезла...
— Уж будто! Не могла свекровь одна приехать. Скажи честно — был умысел?
— Ну, был. Она помогает мне с Казанью замиренье сделать.
— Казань воевать надо! Хана Ибрайку выбросить и вся недолга! И что ты за человек, я не пойму? Тверское княжество покорил, Ярославское княжество купил, Ростов Великий — наш. Рати у тебя неисчислимые, а ты хана Ибрайки боишься.
— Ты спрашиваешь, что я за человек? Я потомок Всеволода Святого, правнук Ивана Калиты. Из сего заключи, какой я. У предков моих расчетливость, а не опрометчивость, была в чести, медленность, а не торопливость глупая, осторожность, а не риск убийственный. С мечом на врага кидаться один человек волен, ибо если он и погибнет, своей головой рискует. А вождю, за которым тысячи и тысячи, сломя голову бросаться ни в одно, даже малое дело, нельзя. Он за тех людей, которые с ним, ответ перед богом держит.
— Не женишься почто? Погляди на себя, высокий, стройный, красивый...
— За что же меня горбатым прозвали?
— А ты не сутулься. Женись, тебе говорю. Ордынка, видит бог, пригожа, но она по всем скрижалям тебе чужая. Неужели на ней свет клином сошелся, а?
— Матушка! Да што ты? Неужели ты думаешь...
— Ладно, ладно, я к тому договор веду: приехал на Москву из Рима грек Юрко с письмом от кардинала. Говорит, что живет в Риме племянница византийского императора—девка неписаной красы. Вот о ней ты бы подумал.
* * *
Зима в этом году в Москву пришла с невиданными морозами. Редко кто, разве только по большой надобности, высовывал на улицу нос. Ночью на перекрестках сторожевые бердышники, чтобы не замерзнуть, беспрестанно жгли костры.
Четвертого декабря, в Варварин день, на улицах подобрали десятка два, застывших насмерть, бродяг. Не зря народом сказано: пришла Варюха — береги нос и ухо!
Пятого вдруг потеплело, но только на один день.
Зимний Никола ударил морозем хлеще, чем Варвара. На деревьях высыпался густой иней, он бахромой свисал с веток, падал на промерзшую голую землю. Есть верная примета: если на Николу иней, будут хороши овсы.
«Овсы овсами,— пророчат старики,— а озимые вымерзнут, снегу при такой холодине выпало совсем ничего. Голод будет».
Великий князь мотался по своим уделам, стращал князей и бояр голодом, велел копить как можно больше яровых семян, чтобы весной вымерзшие озимые пересеять. Замыслил он в это лето повоевать под Казанью, и голод в московские пределы никак допускать было нельзя.
В этот день великий князь ехал из Коломны—торопился в Кремль. Никола — всеземский праздник, без пива никто не проводит. Иван Васильевич бражничать особо не любил, но гостей в праздники привечал охотно. Сегодня на вечер были приглашены в гридню князя Суртайша, Марфа и Нурсалтан. Теперь, когда решено сватать византийскую княжну, эти две старухи, наверно, перестали подозревать его и Ордынку и дадут поговорить с нею как следует.
На Танганке, никто не успел заметить, как это случилось, посреди улицы очутился здоровенный мужик в тулупе, обоими руками схватил коней под уздцы, остановил возок. Великий князь проворно выскочил на дорогу, выхватил саблю. Стражники повисли на тулупе, как псы.
— Саблю спрячь, Иван Василич,— густо прогудел мужик. — Я к тебе с добром. Совет хочу дать, он тебе зело надобен.
— Так не на улице бы... И не в мороз,— сказал князь, бросая саблю в ножны.
— Вторую неделю караулю тебя. Ты либо по уделам мотаешься, либо взаперти сидишь. К тебе в Кремель попасть труднее, чем в рай.
— Ладно. Садись в возок, поедем ко мне пиво пить. Там и поговорим. Как зовут-то? — спросил князь, когда возок тронулся.
— Ивашка Рун — сотник воеводы Беззубцева.
— Воевода сей в Нижнем сейчас.
— И я оттудова.
— Стало быть, он тебя послал?
— Не совсем. Видишь ли, государь, в минувшую весну мы ходили на Суру и...
— Знаю, знаю.
*
— Меня ранило. Конь занес меня в дебри лесные, и я совсем уж было душу богу отдавал, но спасла меня и выходила одна черемисская девка. И вот теперь я к тебе пришел, дело важное принес.
— Ну, коли важное, то и большое. Дома поговорим.
В хоромы к князю они вошли с заднего крыльца, чтобы их никто не увидел. «Инако поговорить не дадут»,— объяснил князь.
В теремной палате остановились, князь закрыл дверь на засов, сел на скамью, протянул ногу:
— Скинь тулуп, помоги раздеться. И дабы время не терять — рассказывай.
Рун подошел к князю задом, зажал промерзший сафьяновый сапог между ног, князь толкнул его ногой в ягодицы, другую ногу выдернул из сапога.
Помогая князю переодеваться, Ивашка начал говорить:
— От реки Суры до Свияги, почитай, двести верст и всюду там по правому берегу Волги в лесах дремучих живут народы, черемисы, чуваши и мордва зовомые. И все они Казани подъясачные люди. Я, государь, трижды с ратью под сей город ходил, и всегда мы эту черемису считали, как татар, и, далеко не доходя до Казани, вступали с ними в брань. И оттого к городу приходили поистрепанными, поистомленными и силы для взятия крепости уже не имели.
— Истинно! — воскликнул князь, одевая зипун из легкой шелковой ткани. — Дальше говори.
— А меж тем, среди тех черемис есть племена, кои казанцев зело не любят и властью их тяготятся. Я в одном таком племени жил, дружбу с людьми черемисскими водил, языку ихнему обучался и многое узнал.
— Говорят, они ратники злолютые? — спросил Иван Васильевич, застегивая поверх зипуна турский кафтан, кызылбашский, камковый.
— И стрелки гораздые. Но владетель одного рода мне совет дал — воевать Казань не с весны, как мы постоянно делаем, а зимой. Весной и летом хан настороже, болота непроходимы, реки требуют перевозов и идти зело тяжко. А зимой хан рати наши не ждет, черемиса по кудам своим прячется, болота замерзшие, реки переходимы. И сказал тот владетель, что он наши рати проведет прямым путем через Сурский лес мимо Малой Цивили на Казань. Разумеешь?
