Аркадий Крупняков - Вольные города
...А вечером, позвав к Ивашке деда Славко, атаман начал разговор:
— Вольный город, о коем мы вместе мечтал следует забыть. Не здесь этот город возводить надо и не так. Нам такая затея не по зубам.
— А кому по зубам? — спросил Ивашка мрачно.
— Всему русскому люду надо за волю битйся. Вся Русь*у ордынцев под пятой, а мы только о себе думаем.
— К чему этот разговор — не пойму?
— А к тому, чтр недалеко то время, когда Москва плечи рас
правит и хана Ахмата с себя стряхнет. Вот нам бы Москве помочь, тогда — может быть...
— Если у великкнязя силы на ордынцев есть, он и сам справится без нас, а уж если одолеет его хан — мы, голытьба, ему не спасители.
— Не скажи, Иваша. Теперь я около турков потерся, многого наслушался и кое-что знаю. Ихний султан хитрый, стерва, а советники его еще хитрее, и я знаю, что они* надумали. Они хотят хана Ахмата с Иваном, князем Московским, столкнуть — пусть-де подерутся. Ныне княжество Московское силой великой наливается, оно скорее всего Орду развеет...
— Ну и слава богу,— гусляр перекрестился.
— Не больно и слава, много сил придется Москве на ордын
цев положить, ослабнет Москва, и тогда туркове тут как тут.
— Мы-то тут причем? — Ивашка до сих пор сидел угрюмый, а сейчас у него вдруг появился к разговору какой-то интерес.
— А при том, что султан меня сюда для этого и послал. Чтобы я всю вольницу степную собрал, да когда Ахмат на Москву уйдет, все бы его улусы растрепал и пограбил.
— Ну, а дальше что султан для нас придумал?
— Вы, говорит, люди простые, бедные, вы, говорит, татар ненавидите, а князей да бояр ненавидите еще больше. И мы, говорит, пустим вас на Москву первыми. Сброю вам дадим, все дадим— князей да бояр бейте, сами на их место вставайте и нам служите. Мы, говорит, дань с вас брать не будем, только, говорит, братьев наших не трогайте—каванского хана, ногайского и протчих.
— Врет, баранье сало!
— Вестимо, что врет. Но я согласился. Для того, чтобы к вам приехать, чтобы все это обдумать, обсудить. Вот теперь давайте думать...
— Отца Ефима бы позвать,— сказал Славко.
— Ни в коем разе. Разговор, сами понимаете, тайный, никто, окромя нас троих, знать не должон. А поп ваш — человек пришлый, и кем послан, мы не знаем. Вот Ионашу взять: вроде с первых ден наш ватажник, а на деле сперва ханский соглядатай, теперь султанский. Да и меня все тот же Ионаша в туретчину запродал.
— Да неужто?! — Ивашка аж привстал.— Ему голову оборвать надо! И каков хитрец! Первым твоим защитником тут был...
— Убег, мерзавец. Но не о нем речь. Как дальше с ватагой быть?
— Ты больше нашего знаешь— ты и говори.
— Я так мыслю: на нас с колом — мы с дрекольем, на нас хитростью и подлостью—мы и того тошней. Неужто султана не обманем, а?
— Ну говори, говори.
- — Ватагу мы ему соберем — пусть дает нам оружие, деньги. Хана Ахмата побьем и пограбим, а то закисли вы тут со своими овечками...
— Потом што? — нетерпеливо молвил Ивашка.
— Потом будет самое главное: Москве помогать.
Ивашка долго молчал, морщил лоб, скреб бороду.
— Ну, даст бог, Москве мы поможем,— заговорил он,— турок отгоним, а сами куда? Вот мне куда податься? Снова к хромому дьяволу, моему князю старому? Может, мне эта Москва-то и не к чему?
— Да ты русский человек али нет?
— Ты, дед, молчи. Теперь твое дело у хана ли, у пана ли — все одно в гусли играть. А я сам ищо в силе, да и Андрюшка во» растет. Его тоже князю в прибыток?! Вестимо, я русский, вестимо, свое Подмосковье и сплю и вижу, истосковался весь. Но я хочу, чтобы мы все: и ты, атаман, и ты, дед, и все наши други-ватажни- ки — кровь проливали не зря.
— Думал я и об этом,— сказал Сокол.— Было время, когда по Дону плыл. Бери-ка ты, дед, снова посох, проси у Ивашки в паводыри Андрейку да пробивайся-ка на Москву. Расскажи князю Ивану нашу задумку и выговори нам спокойную посадскую жизнь.
— Я тя, Вася, понимаю, окромя меня идти некому, только силы мои теперь не те,— промолвил дед, но в голосе его Василько заметил радость,— не дойду, того и гляди.
— Может, Андрейку послать одного? Возрос парень, смышлен.
— Нет, нет. Я тоже пойду. Андрюшку хромать научу—два убогих, кому мы нужны? Может, хоть кости свои на родной земле схороню.
— До истока Дона вас проводим. От истока до реки Прони пешком. А по Проне до Оки. Там лодку купите — денег дадим. Как, Иваша, ты мыслишь?
— А турки, что скажут, когда узнают, что дед куда-то ушел?— спросил Ивашка, видимо согласившись с планом атамана.
— Об этом ты подумай. Тебе поганых околпачивать не впервой. Помнишь, как Джаны-бека обманул?
—- Пойду, позову Андрюшку,— сказал Ивашка и поднялся.— Уж если мне не доведется, может, сын на родные места поглядит.
* * *
Становище ждало круга. Появился атаман — стало быть, жди перемен. Слухами полны все лачуги, землянки, норы.
Первыми подняли тревогу питуки: куда-то исчез Ионаша и хмельное покупать негде. Потом узнали — корчмарь, оказывается, засадил когда-то атамана в цепи и потому удрал. Через день еще новость: вместо него корчмарем будет Андрейка Булаев. При большом стечении народа молодого купца с гусляром проводили в Кафу за товаром.
Спустя день прошел слух: Василько замыслил большой поход на Орду и думает скликать всех ватажников, раскиданных по Дону, и даже будет звать Микеню с ватагой. Наконец, круг собрали, и все слухи подтвердились. Атаман Сокол сказал на круге, что ватажникам в соседстве с ордынцами не житье, да они и сами это понимали, поэтому зовет Сокол в поход на Ахмата с тем, чтобы его из степей выгнать. Ватаге будет помогать турецкий султан, который с ватажниками хочет жить в дружбе.
Зов в поход, как и прежде, начинается со слов «Вольному________
воля». Споров на кругу было мало, ибо отец Иохим этот зов благословил как дело богоугодное и христианское. Несогласных было еще меньше — сказано было на кругу, что отнимать у неверных наворованное не грешно. А сие означало: можно грабить.
Плохо верилось в одно — в турецкую помощь. С чего бы, думали ватажники, султан встанет супротив своих же бусурманов. Но на третий день после круга пристали к становищу три большие фелюги с оружием, и привез это оружие сам паша Авилляр. Пробыл он у них всего сутки, пообещал ватажникам денег и куда-то уехал с атаманом. Ивашка Булаев рассказал казакам, что уехали они разведать местность. А через неделю стало известно: лодку, на которой выехали в Кафу дед Славко и Андрейка, нашли на берегу ниже стана в верстах двенадцати, перевернутой и разграбленной. Андрюшку и старца злодеи, видно, утопили. Ивашка послал много людей на розыски, но те вернулись ни с чем. Пало подозрение на молодцов из шайки Микени: лодку нашли недалеко от его стана. Сам Микеня не отпирался. Только сказал:
— Может быть, и наша оплошка вышла. Упредить надо бы.
Ивашка страшно бранился. Ходил не в себе.
ПОСОЛ СУЛТАНА
Нынче в Бахчисарае тревожно.
Теперь хан Менгли-Гирей в Крыму не хозяин. Теперь в Кафе живет наместник султана, молодой сын Баязета — Мухаммед. Что он скажет, то и хан должен делать. А попробуй, не согласись — сразу пришлют из Стамбула шелковый шнурок. Это означает: кровь хана священна, ее проливать нельзя, вот тебе шнурок — удавись сам и уступи место другому хану, более послушному. За то, что хан царю Московскому шерть дал и до сих пор дружбу эту держит, тоже султан может огневаться.
У султанского наместника еще молоко на губах не обсохло, а он кричит на хана, будто на простого слугу. Кичится силой Османской державы, а чтобы защитить хана — этого нет. В прошлом году налетел на Бахчисарай брат хана Ахмата Зенебек, Менгли- Гирея из нового дворца выгнал, а наместник Баязета пальцем о палец не ударил, чтобы ему помочь. Пришлось хану самому собирать по всему Крыму войско да того Зенебека вытурять. Мухаммед, вместо того, чтобы обеспокоиться, хана назвал сонным зайцем и сказал, что отпишет отцу: хан-де, мол, Бахчисарай чуть было не проспал.
Хану стало ясно, что теперь друзей у него, кроме князя Ивана, нет, должность ханская ненадежна и надо договариваться с Московитом на случай нужды. И пошел в Москву гонец с письмом хана. А в письме сказано:
