Пауль Куусберг - Происшествие с Андресом Лапетеусом
И в следующие дни Лапетеус думал так же. Отоспавшись и протрезвившись, он, правда, ощущал некоторую неловкость за свое поведение — какого черта понадобилось ему обнимать Реэт, а потом, надувшись, уйти, — но решение покончить с ней представлялось самым разумным. Он сразу же уехал в Выру, а после возвращения инцидент с Реэт Силларт в самом деле показался ему уже прошедшим эпизодом.
Но как-то вечером, когда он допоздна задержался на работе и считал, что во всем министерстве нет никого, кроме него и дежурного, вдруг постучали в дверь — на пороге появилась Реэт Силларт.
Лапетеус удивился. Но тут же обрадовался ее приходу.
— Я приготовила себе кофе. Не хотите ли? Я принесу вам сюда. Мы всегда во время дежурства кипятим кофе.
— Вы сегодня дежурите?
— Да. Товарищ Синикас попросил поменяться с ним.
Она держалась так, словно между ними ничего не произошло.
Кофе они выпили не в кабинете Лапетеуса, а в приемной министра. Кофейник был там и стаканы тоже.
— У нас есть одеяло и подушка, у меня даже ночная рубашка с собой, — рассказывала Реэт Силларт.
Они пристроились на диван, где обычно сидели ожидавшие приема у министра.
«Зачем она это говорит?»— подумал Лапетеус. Он с трудом подавлял волнение, все сильнее охватывавшее его. Но держал себя в руках. Хотя Лапетеус видел темные точечки в глазах Реэт, а ее округлые колени почти касались его и хотя Реэт порой закладывала руки на затылок и, смеясь, откидывалась на спинку дивана, он владел собой.
В тот поздний вечер они беседовали долго. Лапетеус подумал, что если он теперь обнимет Реэт и привлечет ее к себе, она не оттолкнет его. Более того, ему казалось, что она именно этого и ожидает.
С тех пор они встречались чаще. Инициатива всегда исходила от Реэт. Он несколько раз целовал ее, но дальше объятий они не шли. Лапетеус догадывался, что она играет им, и снова решал порвать отношения. Но приходила Реэт, куда-нибудь звала его, и он не отказывался.
Лапетеус уже знал, что Реэт Силларт двадцать шесть лет, что ее родители умерли во время войны — естественной смертью, как она сказала. О дяде Реэт не любила говорить. Лапетеус, впрочем, и не расспрашивал. Из рассказов Реэт выяснилось, что Мурук приходится братом дядиной жене. И Саммасельг оказался родственником — сыном материной старшей сестры, двоюродным братом. Постепенно Лапетеус притерпелся к родственникам Реэт, к ее подругам и знакомым, но по душе ему они так и не пришлись. Казались мещанами, и он не скрывал этого от Реэт. Она смеялась и говорила, что не все такие железные люди, как он. Напоминала слова Ленина о том, что социализм придется строить с самыми обычными людьми. С тем человеческим материалом, который имеется, а не с какими-то ангелами.
Реэт Силларт была очень деловая женщина. Для своих лет удивительно разворотливая и настойчивая. Ничего она не делала наобум. Если чего-нибудь хотела, то никогда не ожидала подходящих возможностей, а немедленно начинала действовать. И все умела раздобыть — будь то одежда, мебель, любая безделушка. Использовала связи, заводила знакомства, оказывала услуги. Теперь Лапетеус не сомневался, что главная роль в строительстве дома принадлежала не дяде, а Реэт. Что именно она добывала оцинкованную жесть, сухой паркет и кафельный кирпич. Иногда Лапетеус верил, что, если нужно, Реэт использует и свою молодость.
Своими чувствами она владела превосходно. Лапетеус убедился, что ее невозможно сбить с толку. А вот сам он все больше подпадал под ее влияние. И все сильнее увлекался ею. Как-то он встретил у Реэт того самого волосатого юнца, который под столом преспокойно целовал свою соседку. Реэт была дома одна, и волосатый молодой человек с самодовольным видом спускался по лестнице. С тех пор Лапетеуса терзало подозрение, что он не единственный поклонник Реэт. Что есть и такие, с кем Реэт разделяет свою постель, кому она не отказывает ни в чем.
Отношения с Реэт отнимали у него много времени. Он стал избегать командировок. Реэт заметила это и одобрила.
— Зачем вам все делать одному? Ваша энергия достойна лучшего применения. Здесь вас не ценят.
Лапетеус понял, что она хотела бы видеть его на какой-то другой должности. В этом их желания совпадали. Его тоже не удовлетворяло больше его теперешнее место.
2
И из-за Хельви Каартна Лапетеусу пришлось пережить несколько неприятных и беспокойных минут. Нет, она не пыталась снова сблизиться с ним. Она потревожила Лапетеуса совсем по-другому. Через Мадиса Юрвена.
— Вы служили в одной дивизии с товарищем Каартна?
— Да, — вынужден был признаться Лапетеус.
Неожиданный вопрос Юрвена привел его в замешательство. Сразу же припомнилось, как Юрвен когда-то спросил у него, женат он или холост. Всплыло в памяти и то, чего он тогда боялся. Почему Юрвен вдруг заинтересовался его прошлым? Лапетеус успокаивал себя. Ведь с тех пор прошло немало лет. О его моральном разложении не может быть и речи. Даже мысль об этом показалась ему абсурдной. Больше того — Юрвен хорошо относится к нему. На всякий случай Лапетеус решил говорить совершенно откровенно.
— Да, — повторил он. — Мы были тогда хорошими друзьями.
— Тем лучше. Тогда вы сумеете всесторонне охарактеризовать мне товарища Каартна.
— Мне это… как-то странно делать. Ведь мы, повторяю, были с ней в те годы хорошими друзьями. Очень близкими.
Недоверчивый, суровый взгляд Юрвена несколько смягчился.
— В принципиальных вопросах, товарищ Лапетеус, все личные мотивы нужно всегда оставлять в стороне. Вы прежде всего коммунист и только потом… чей-то хороший друг.
Лапетеус быстро сказал:
— В послевоенные годы мы встречались очень редко и случайно.
— По некоторым причинам нас интересует поведение товарища Каартна во время войны. Ее, так сказать, тогдашняя политическая физиономия.
— В этом отношении я могу охарактеризовать ее только положительно. Она ненавидела фашистов, служебные обязанности медсестры выполняла образцово. О ее теперешней деятельности ничего не могу сказать.
— У нее, как вы сказали, были очень близкие отношения с вами?
— Да.
— Какие отношения были у товарища Каартна с
Пыдрусом?
— Они знали друг друга.
— Вам известно, что Пыдрус был одним из рекомендовавших товарища Каартна в партию? В кандидаты ее приняли до войны, в партию же она вступила в мае тысяча девятьсот сорок второго года, причем одну рекомендацию ей дал Оскар Пыдрус. Кстати, помните, что вы положительно охарактеризовали и этого закоренелого врага народа?
Лапетеус напряженно думал. Трудно было догадаться, чего хочет Юрвен, куда он целится. Не прозвучала ли в последних словах косвенная угроза? Но все размышления и предположения, которые мелькали в голове, в конце концов перевесил один вопрос: знает ли Юрвен, что Пыдрус рекомендовал в партию и его, Андреса Лапетеуса?
— Тогда я не знал всех фактов. Пыдрус во время войны был комиссаром батальона, нашим, так сказать, политическим и партийным воспитателем. Для меня его действия были вне критики.
Сам того не замечая, Лапетеус также перестал называть Пыдруса «товарищ».
— Мы обязаны критически относиться к деятельности любого человека. Партия сильна благодаря принципиальной критике и самокритике, не считающейся ни с чьими заслугами или постами. Вас я ни в чем не упрекаю. Вы тогда были еще молодым коммунистом. Я только посоветовал бы вам теперь все взвесить поосновательнее. Подумайте спокойно, припомните.
Юрвен поднял телефонную трубку и куда-то позвонил. Говорил что-то о показательной агитации и об обмене опытом передовиков. Лапетеус смотрел на стол, где большая рука Юрвена покачивала пресс-папье. Незавидное положение. Что сказать об отношениях Пыдруса и Хельви? Она уважала Пыдруса. Это так. И он уважал Хельви. Лапетеусу припомнились слова Пыдруса: «Ты или слеп, или обычная скотина». Эти слова и теперь еще задевали его. Но все это сейчас неважно. Никаких особых связей между Хельви и Пыдрусом не было. Или все же? Что говорил Хаавик? Лапетеус догадывался, что Юрвен в чем-то подозревает Хельви, но в чем именно — этого он не знал.
Юрвен закончил разговор, и Лапетеус сказал:
— И меня Пыдрус рекомендовал в партию.
Рука Юрвена по-прежнему покачивала пресс-папье.
— Мне нравится ваша откровенность. Пыдрус дал несколько десятков рекомендаций. Среди рекомендованных им есть честные, принципиальные товарищи, своей работой подтвердившие, что они достойны высокого звания члена партии. Но, к сожалению, есть и другие.
Лапетеус молчал.
— Ладно, товарищ Лапетеус. Пусть этот разговор останется между нами. Кстати, вы довольны своей работой?
— По правде говоря, не очень. В первые годы она увлекала меня. Теперь чувствую, что еще шаг, и я стану рутинером.
