Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
Теперь же, вернувшись в муниципалитет после похорон и ленча в доме Джо Чапина, Конрад вдруг снова почувствовал себя маленьким человеком. Но это ощущение быстро прошло. Он сидел в кожаном, с высокой спинкой, кресле, которое могло вращаться так, чтобы Конраду удобно было разглядывать висевшие на стенах фотографии, включая солидного размера снимок Джо Б. Чапина, который Джо подарил Конраду после нескольких настойчивых просьб. Надпись на фотографии была довольно непримечательной: «Конраду Л. Йейтсу от его приятеля Джо Чапина». Конраду же хотелось, чтобы Джо дописал на ней что-нибудь о том, как он уговорил Конрада остаться в Гиббсвилле, но теперь уже было поздно. Поздно было и для многого другого. Ему хотелось, чтобы Джо и Эдит один раз — один-единственный раз — пришли к ним домой на обед. Он надеялся и в некоторой мере даже ожидал, что Джо пришлет ему на Рождество какой-нибудь маленький подарок, особенно в тот год, когда он за оказанные ему услуги заплатил фирме «Мак-Генри и Чапин» весьма солидную сумму. Но в тот год, как и во все остальные, Джо послал ему простую стандартную открытку от мистера и миссис Джозеф Бенджамин Чапин. А электрические часы, которые Конрад купил для ответного подарка, в конце концов перекочевали в спальню Тедди Йейтса. Глядя теперь на фотографию человека, которым он восхищался, Конрад понял, что интимные надписи, красовавшиеся на снимках киноактрис и спортсменов, были несвойственны Джо Чапину, так же как ему было несвойственно посылать Конраду рождественские подарки или, если уж на то пошло, приходить к нему в гости на обед. Еще час назад он слышал, как десяток мужчин и женщин упоминали о том, что они впервые оказались в доме Чапинов. Это наблюдение навело Конрада на мысль о том, что и он сам не приглашает в свой дом многих из тех, с кем ведет дела. Однако на Рождество он раздает множество подарков, причем с удовольствием, и этим он отличается от Джо Чапина. Что ж, Джо Чапин действовал по-своему, Конрад действует по-своему. Но Конраду приятно было узнать, что они с Джо придерживаются одних и тех же взглядов на то, кого стоит приглашать в дом, а кого нет.
И под впечатлением всех этих размышлений у Конрада родилась идея почтить память Джо Чапина. Он включил селектор.
— Соедините меня с Бобом Хукером, — сказал Конрад Йейтс.
Выдающийся сочинитель города Гиббсвилля вычитывал верстку своей завтрашней передовицы. Он скользнул взглядом по остальным статьям, заметил, что под ними стояла подпись штатных корректоров, и погрузился в то, что порой называли — но так, чтобы он не слышал, — «его ежедневным шедевром». Передовые статьи Боба Хукера всегда печатались в газете самым крупным шрифтом независимо от того, помещались ли они на месте передовиц или время от времени оказывались на второй странице. Ни одна другая статья и ни один другой репортаж не печатались тем же шрифтом, и благодаря этому правилу сыщикам-стилистам не составляло труда распознать опусы Боба Хукера. Когда со статьей выступал Боб Хукер, у его читателей не оставалось никакого сомнения насчет постановлений и действий компании «Уголь и железо», Ассоциации церквей, Американского Красного Креста, Комиссии озеленения, комитета Большого Гиббсвилля или правил проведения Недели по уборке города. Поскольку все, что он говорил, автоматически приветствовалось, он с гордостью носил имя Воинственный Боб Хукер и жил в постоянном ожидании того, что его начнут сравнивать с Уильямом Алленом Уайтом и Эдом Хауи и что эти сравнения будут в его пользу. На самом деле его уже с ними сравнивали, но лишь в местных кругах на торжественных ленчах, а он ждал подобных отзывов из Нью-Йорка. Статья, проданная им в «Сатердей ивнинг пост», служила теперь гражданам Гиббсвилля постоянным напоминанием о том, что их литератор оказался достойным публикации в общенациональной прессе, и сам собой напрашивался вывод, что Боб мог публиковаться в национальной прессе, когда ему только вздумается. И все же первыми признали его талант газета «Стандард» и город Гиббсвилль. Следующую статью, предназначенную для серии «Сатердей ивнинг пост» под названием «Города Америки», Бобу вернули с такой неохотой, что прочитавшие полученное им письмо не могли понять, как у редакторов «Пост» хватило духу расстаться с таким замечательным произведением. Но старания Боба не пропали даром. «Палата коммерции» опубликовала статью в виде отдельной брошюры, и Боб получил за нее гонорар в 250 долларов.
Профессиональные усилия Боба почти никогда не пропадали даром. В его газету постоянно поступали негласные субсидии из компании «Уголь и железо» и из закромов Республиканской партии; те и другие редко отличались своими взглядами, а если и отличались, то их противоречия не были непримиримыми. Жителю города, пожелавшему узнать, какую именно машину водит Боб Хукер, вовсе не надо было заглядывать к нему в гараж — ему достаточно было взглянуть на рекламу «Стандард», и правильный вывод напрашивался сам собой. Боб Хукер освоил профессию журналиста во времена, когда сотрудникам газеты выдавались железнодорожные проездные. И теперь, как редактор и издатель газеты, он считал, что ему положены соответствующие льготы в отелях, на пароходах и в прочих заведениях, ценивших добрую волю прессы. Если ему хотелось заполучить билет на соревнование борцов тяжелого веса в другом городе, он посылал заявку через Юнайтед Пресс или газетные синдикаты. Он редко просил об одолжениях такого рода для себя самого, но парой билетов на чемпионат по бейсболу, подаренных кому следует, можно было добиться немалого. Он и его жена с легкостью подписывались под счетами в отеле «Джон Гибб» и практически никогда в клубе «Лэнтененго», где за все приходилось платить. Но даже в клубе «Лэнтененго» Боб умудрился договориться с одним профессиональным игроком в гольф, которого Хукер пообещал упоминать во всех репортажах о мероприятиях по гольфу, чтобы тот, в свою очередь, обеспечивал Боба бесплатными мячами и метками, чисткой клюшек и еще кое-чем в придачу. Не забыл он и о том, что его жене причитаются особые скидки от владельцев магазинов. Хукер знал кое-что о наценках на товары, и когда его жена покупала себе платье, костюм или меховые изделия, она платила не магазинную, а реальную цену этой вещи. И хотя владелец магазина при этом терял небольшую сумму, заключавшуюся в разнице между магазинной ценой и истинной ценой изделия, эта потеря отражалась в различии иного порядка: хозяин либо благоприятным образом упоминался в светской хронике, либо не упоминался в ней вовсе. Однако все подобного рода услуги допускались лишь между издателем и соответствующим лицом. Любого репортера, пойманного во время подкупа, мгновенно увольняли. Бутылка виски или коробка конфет на Рождество дозволялись, но более серьезные услуги не разрешались даже тем, кто занимал самое высокое положение. «И чтобы никаких взяток», — заявлял Боб Хукер каждому новому сотруднику.
Когда-то кабинет Боба Хукера — в точности как муниципальный офис мэра — был полон фотографий и сувениров. Но не в 1945 году. За несколько лет до этого, вернувшись из поездки в Дейтону-Бич, Хукер обнаружил, что в его отсутствие жена вторглась в святая святых и полностью обновила обстановку в его кабинете. Весь пол был застелен ковровым покрытием, вдоль стен установлены книжные полки, а возле окна — массивный письменный стол и кожаные кресла. Его старенький «ремингтон» десятой модели в этой новой элегантной обстановке выглядел довольно нелепо, но у его жены хватило мудрости понять, что эта пишущая машинка такая же неотъемлемая часть его комнаты, как макет автомобиля «Модель Т» в кабинете Генри Форда, крохотный паровоз в кабинете Самуэля Воклейна, катер в офисе Гара Вуда или набор инструментов в офисе Уолтера П. Крайслера. На этом «ремингтоне», второй пишущей машинке в его жизни, наследнице модели «Смит премьера», было напечатано не меньше двух миллионов собственных слов Боба Хукера. Эта машинка была одним из немногих предметов, перекочевавших из старого кабинета. Фотографии Герберта Гувера и Калвина Кулиджа, Эндрю Меллона[18] и Майка Слэттери, Джо Чапина и Джорджа Горация Лоримера[19], Э. Т. Стоутсбери[20] и Джин Танни[21],а также миссис Роберт Хукер (Китти) были вставлены в синие, из тюленьей кожи, рамки и размещены в стратегически важных точках кабинета, в которых посетители их мгновенно замечали. Остальные же фотографии — политиков, спортсменов, одноклассников Боба Хукера, членов Национальной гвардии, камнедробилки, высоковольтных вышек, первого запуска печатного пресса газеты «Стандард», — а также карикатуры и письма от важных лиц из кабинета убрали и поместили на хранение в подвал городского дома Хукеров, чтобы впоследствии развесить их в загородном доме, в маленьком кабинете издателя. Кабинет этот уже обшили сосновыми панелями, но фотографии и сувениры пока еще хранились в подвале.
