Валерий Горбунов - Секреты для посвященных
— Номер? — сказала она.
— Областное управление МВД. Капитана Трушина.
Старушка, услышав эти слова, энергично принялась за дело. Уже через минуту Вячеслав вошел в переговорную кабину, плотно прикрыл за собой дверь.
Разговор с Трушиным получился содержательным. Вячеслав пересказал ему предсмертное письмо Святского.
— Что-то в этом роде я и предполагал, — сказал Трушин. — Ограбление, скорее всего, инсценировка… Где письмо, у вас?
— Нет, у Агейкина. Я счел нужным передать ему.
— Правильно сделали. Кстати, могу вам сообщить. Проведена повторная медэкспертиза трупа Святского. Он убит.
— Понятно, — дрогнувшим голосом произнес Вячеслав. — Но нужно действовать. А то он уйдет!
— Не беспокойтесь, все необходимые шаги будут предприняты.
«Я сам предприму необходимые шаги», — подумал про себя Вячеслав, но вслух этого говорить не стал.
В трубке продолжал еще звучать глуховатый голос Трушина, а внимание Вячеслава уже переключилось на то, что происходило за стеклянной дверью будки. В помещении появилось новое лицо — полнотелая девица с кокетливо уложенными на голове волосами и густо, несмотря на жару, накрашенными ресницами. Старуха что-то гневно выговаривала ей, то и дело тыкая сухим пальцем в циферблат часов, должно быть, упрекала напарницу за опоздание. Та оправдывалась, ее высокая грудь вздымалась.
Старушка сдала вахту и удалилась, громко хлопнув дверью. Вячеслав вышел из будки и подошел к девице.
— Сколько с меня?
Она сперва погляделась в осколок зеркальца, прислоненного к чернильнице, поправила выбившуюся во время схватки со старушкой прядь и только после этого ответила:
— Шестьдесят копеек…
Расплачиваясь с полнотелой девицей, Вячеслав подумал: «Не исключено, что неизвестный действовал через нее, перехватывая почту Святского. Такая ради любимого мужика пойдет на все».
Придав лицу игривое выражение, сказал:
— У меня к вам огромная просьба… Во-первых, скажите, как вас зовут. Меня — Слава.
Мгновенно включаясь в знакомую игру, девица метнула в Вячеслава кокетливый взгляд:
— А зачем вам? Ну, допустим, Люба. Что дальше?
Она подождала продолжения.
— Я в ваших краях проживу некоторое время. Так что мы еще не раз увидимся, Люба. А сейчас прошу: напишите вот на этом бланке почтовый адрес вашего отделения.
— Хотите, чтоб выслали денег?
— Угадали. Я чувствую, что они мне в самое ближайшее время весьма пригодятся.
Она понимающе усмехнулась:
— Я вам адрес скажу, а вы запишите.
— Нет-нет. Хочу, чтобы вашей нежной ручкой.
Она взяла бланк и вывела ровную строчку. У Вячеслава сердце запрыгало в груди. Знакомый почерк! Именно этой рукой написано письмо, которое привело его в леспромхоз.
Он с трудом выжал из себя несколько приторно нежных фраз и, поинтересовавшись, где расположена местная больница, собрался уходить.
— А вы случаем не больной? — ехидно осведомилась Люба и, получив заверение, что все органы у него работают нормально, сообщила: — Под гору спуститесь, там мосток, перейдете — она и стоит. Салатового цвета.
Вячеслав отправился к конторе леспромхоза и, переведя нажатием кнопки свои часы в положение хронометра, словно судья на спортивных соревнованиях, начал засекать время, необходимое, чтобы дойти от конторы до общежития и от конторы до Дома приезжих. Затем, выбрав тихую полянку, он прилег под кустом, достал блокнот и погрузился в расчеты. Было учтено все: и только что полученные данные, и время, когда раздался барыкинский выстрел в окно и стремительно летящий пыж больно задел его мочку уха, и время появления на пятачке у здания общежития бригадира Клычева, сторожа Сидоркина, механика Зубова, а затем время встречи с бригадиром Вяткиным, разыскивавшим, по его словам, Святского, с которым расстался всего полчаса назад.
По дороге в Дом приезжих Вячеслав завернул в столовую: надо было подкрепиться. В зале было душно, жирные мухи барражировали над головами, как самолеты над полем в Тушине в день авиационного праздника. За одним из столиков сидели участковый Фроликов, бригадир Клычев и механик Зубов. «Вас-то мне и надо, голубчики», — подумал Вячеслав и, спросив разрешения, занял свободный, четвертый стул. Участковый, пожилой мужчина с простоватым честным лицом, шумно приветствовал журналиста. Клычев и Зубов вели себя спокойно.
— Извините, я прервал ваш разговор. О чем речь, если не секрет?
— Об охоте, — неохотно отозвался Клычев.
— А ведь это все едино, — отозвался механик. — И те и другие — божьи создания.
— Да ты никак верующий, Зубов? — удивился участковый.
— Без веры не проживешь, — сказал Зубов.
— Правильно, — поддержал Клычев. — Только у каждого она своя — вера-то…
Механик кивнул.
— И все-таки… — видимо, продолжая разговор, завязавшийся еще до прихода Вячеслава, сказал Фроликов, — как же ты решился в одиночку на волка пойти? Не страшно было?
— А что такое страх? — поглощая борщ и время от времени вытирая губы хлебной корочкой, сказал Зубов. — Страх — это незнание того, что тебя ждет. А я опытный охотник. О сером знаю все. Знаете, например, как надо загонять волка зимой?
— Ну? — промычал с набитым ртом Фроликов.
— Лучше это делать в середине зимы, когда снег еще не слежался, пока он глубокий и рыхлый. Для лыжника все нипочем. А волк… Сытый переярок падает, проскакав три-четыре километра. Голодный же старый волк может пробежать и все десять.
— А когда догонишь? Тогда что?
Зубов аккуратно положил ложку на дно опустевшей тарелки.
— Волка можно убить обыкновенной толстой палкой. Надо только сильно и метко ударить его по переносью. Но надежнее пристрелить серого из ружья, если оно, конечно, есть.
— Я на кабана как-то ходил… выстрелил. Он упал. Подошел, а кабан как вскочит да как бросится… Еле ноги унес, — сказал Клычев. — Не туда попал.
— Опытный охотник всегда определит, куда ранен зверь, — сказал Зубов и оглянулся в поисках официантки, не терпелось приняться за второе блюдо. — Ежели делает большой скачок передними ногами, или задними, или всеми четырьмя, значит, ранен в легкие или печень. Раненный в живот, сильно вздрагивает и бежит, сгорбившись. Раненный в зад, быстро оборачивается и кусает раненое место. Ну а коли в сердце или спинной мозг, падает, убитый наповал.
Наступило молчание. Немного погодя Зубов сказал:
— Неужели Вяткин и вправду убийца? Не верится. Такой тихий, уравновешенный человек.
— В тихом омуте черти водятся, — с набитым ртом невнятно произнес Фроликов.
— Так как же все это произошло?
Участковый, прожевав и с сожалением опустив ложку в миску с недоеденным борщом, принялся рассказывать:
— Товарищ Агейкин полагает, что дело было так… Вяткин пришел к Святскому просить денег в долг. Тот не дал. Они поссорились. Вяткин затаил злобу. Дождался в кустах, когда Святский выйдет из конторы, и шасть за ним. Довел до Дома приезжих, опять подождал. Думает: нападу на обратном пути. А тут откуда ни возьмись Костька Барыкин. Стрельнул в Святского, тот испугался и хлоп оземь. Тут, значится, и появляется Вяткин. Достает ключи, говорит Костьке — айда… Мол, получишь свою долю. Вот они и пошли. Сторожа порешили, чтобы, значится, не мешал. И сделали дело. А деньгу поделили. У них-то она и оказалась. Одного не пойму, отчего Вяткин с Барыкиным вместе не убег? Чего ждал?
— Ну, это-то ясно, — рассудительно заметил механик Зубов. — Надеялся, что во всем обвинят того, кто убежал. А он будет чист, как голубь.
— А зачем он тогда деньги стал раздавать? Вяткин-то. Спрятал бы и сидел себе тихо.
— Товарищ Агейкин до всего докопается. Говорят, большой специалист.
— За что же его тогда в нашу дыру задвинули? Если он такой спец? — осклабясь, спросил Клычев.
— Почему «задвинули»? Послали на укрепление.
— Турнули, и все тут, — не уступил Клычев.
Участковый промокнул хлебом на дне тарелки остаток борща и обратился к Вячеславу:
— У вас, Раиса говорила, хотели фотоаппарат украсть? Дорогой, наверное.
Накануне, вернувшись вечером в свою комнату, он обнаружил, что кто-то рылся в его вещах. Пленка из фотоаппарата исчезла. Он тотчас же схватился за правый карман куртки, куда обычно складывал отснятые пленки. Нащупал круглый пластмассовый баллончик, с облегчением вздохнул. Уходя из дома, он перезарядил аппарат, вставил в него свежую кассету. А отснятую унес с собой. Повезло. Она осталась цела. Он обратился тотчас же к Раисе с просьбой: съездить в райцентр и проявить пленку в фотоателье. Это нужно сделать в интересах Кости Барыкина. Она сразу же согласилась.
— Мне кажется, не аппарат хотели украсть, — сказал Вячеслав, — а отснятую пленку.
— Пленку? Кому она понадобилась? И зачем?
