Евгений Полищук - На районе
— Ну, я имею в виду охуенно. Ваще круто, короче. Лера — ништяк телка. Горячая. Опытная.
Дребезжит звонок, мы расходимся по классам. Это — событие. Еле досиживаю уроки до конца. После школы идем курить во двор. Пацаны уже знают. Муха — триумфатор. Рассказывает все в деталях. Просто слюни бегут.
— Слышь, Русь… — осторожно начинает Гвоздь — А у вас с ней теперь вообще как?
— В смысле?
— Ну, в смысле, все серьезно или ты просто покуражился?
— Я даже не знаю… — чешет репу Муха — Да нет, какой там серьезно. Она, конечно, жаркая телка, но реально старше меня. Это так, скорее покуражиться было. Я чето после лагеря понял, что пора бы уже, в общем, с кем-нибудь…. А то пятнадцать лет скоро, а все — девственник. Ну вот, целью задался — цели достиг… Как-то так.
Молчим. Курим. Всем все понятно. Немножко неудобно, но понятно.
— Ну, слушай… — неуверенно говорит Гвоздь — Раз такое дело… Может, ты и нас с Валерией познакомишь?
— В смысле? — не догоняет Муха.
— Ну, в таком смысле… Мы же друзья. Друзья, вроде как, должны делиться…
— Бля… — выдыхает дым Муха — Ну вы даете… Я даже не знаю. Она, конечно, баба веселая, но не до такой же степени.
— Не-не, да мы не настаиваем — испуганно замахал руками Гвоздь — Не гони. Ничего такого не думай. Ты просто следующий раз, когда на хату ее пригласишь — нам маякни. Мы, если что, подтянемся. Выпьем, пообщаемся. А там — как карта ляжет… Может, и взаимный интерес появится. Ну, если ты не обламываешься, конечно.
— Да я-то не обламываюсь. А вот как Лера будет себя вести — не знаю.
— Да ладно, что загадывать — говорит Гвоздь — Как будет — так будет. Ты, Муха, в общем, как договоришься следующий раз — сообщи, если не обломно.
— Сообщу-сообщу. Если договорюсь.
— Ага.
Докуриваем и идем по домам. Ужинаю, играю в Diablo и ложусь спать. Ночью снится Лера. Она ужасно похожа на Памелу Андерсон. Интересно, какого цвета у нее волосы?
Проходит неделя, все уже как-то забыли про Леру. Муха ничего не говорит, да и спрашивать как-то неудобно. Когда, мол, мы уже с твоей подругой пойдем, проветримся? И вообще, все это как-то неправильно.
Вечером гоняем в футбол в металлической сетке около школы, высыпали первые дожди. Кеды стали промокать, дешевые мячи с оптовки — стираться в два раза медленнее.
После футбола зашли попить воды к Гвоздю. Выпили две полторашки, раскинули картишки. Сначала в сику, потом в сто одно. Тут Муха и говорит:
— Парни, я тут Лере звякнул вчера.
— И? — спрашиваю.
— Ну, типа, насчет встретиться.
— И как?
— Нормально. Что-то мялась сначала, потом согласилась. Так что, в общем, завтра.
— Что, прям завтра? — не понимает Иван.
— Ну да, прям завтра. А тебе че, к дню рождения надо было подогнать?
— Дебил что ли.
— Ну и не задавай тупых вопросов тогда. Договорился на шесть вечера. Сначала погуляем недолго, выпьем чего-нибудь, а потом уже на хату.
— А нам что делать?
— Что-что делать. С кулаком общаться. Сидите там где-нибудь неподалеку. Я с ней как-нибудь аккуратно разговор про это заведу. Если нормально отреагирует, я выйду, как бы покурить на балкон и вам отмаячу.
— Ага. Ништяк — спокойно сказал Гвоздь — Так и сделаем. Мы тогда во дворе будем тереться, и ждать сигнала.
— Забились.
Доигрываем и расходимся по домам. Стаскиваю потную футболку и грязные кеды, моюсь в душе, думаю о Лере. Она по-прежнему похожа на Памелу Андерсон. Пью чай, смотрю телик и ложусь спать. Все будет завтра. Сердце колотится так, что хоть в школу не иди.
Шесть уроков пробегает как будто за шесть секунд. Все время смотрю в окно, ни о чем не могу думать.
Ближе к четырем встречаемся во дворе. Все подбили нормально лавэ. Я сказал маме, что иду на день рождения к другу. В принципе, почти не соврал.
Берем ноль пять водки, шесть бутылок пива, буханку белого хлеба с майонезом и Колокольчик. На троих самый раз. Будет с чем подождать Муху. Все какие-то серьезные и молчаливые, особенно Иван. Быстро распиваем водяру и кружим по району.
До боли знакомые двенарики и пятнарики удивленно смотрят на нас. Голова начинает расплываться. Встречаем знакомых чуваков, они тоже хотят выпить. Отдаем бутылку пива в обмен на полпачки “Русского Стиля”, с трудом отмазываемся от совместной попойки и заруливаем в соседний с Мухиным подъезд. Времени почти полшестого. Надо подождать еще полчаса. Курим.
— А вы гондоны взяли? — вдруг спрашивает Гвоздь.
Мы с Вано переглядываемся. Все понятно.
— А если ниче не выгорит? Может, там как-нибудь на месте успеем сгонять?
— Вы че, придурки? — ржет Гвоздь — Как НА МЕСТЕ? Она лежит, вся готовая, а ты — ей “секундочку, милая, ща в аптеку сгоняю и скоро буду”.
— Пойдем тогда в аптеку — угрюмо говорит Иван — Только у меня денег вообще не осталось.
— У меня тоже — говорю.
— Насобираем что-нибудь — говорит Гвоздь — Все лучше, чем с пустыми руками.
Насобирали тридцать рублей. Идем в аптеку, как раз за моим домом. Опасливо заходим внутрь. Тетка за прилавком недоверчиво косится в нашу сторону.
— Что брать будем? Эти слишком дорогие — тычет Иван пальцем в разноцветные Contex — Может, Гусарские возьмем? Поддержим отечественного производителя!
— Давай Гусарские — говорит Гвоздь — Сколько они там стоят?
— Тридцать три рубля.
— Блядь! — пересчитывает деньги Гвоздь — У нас тут ровно тридцать. Трех рублей не хватает. Вот же мы дебилы, а! Не могли раньше подумать.
— Да ладно, у Мухи там стопудово лишние останутся. Смотри, они тут меньше чем по три в пачке не продаются. Стрельнем, если что.
— Не катит. А если не останутся? Развернемся и домой пойдем? На прощание ручкой помахав? Давай, короче, самые простые возьмем, вот эти.
Гвоздь показывает на гондоны по два рубля тридцать копеек. Простые, русские, одиночные гондоны в бесцветной пачке с надписью “Презервативы”. Жесть. Чешем репы.
— Они же стремные, пиздец. А вдруг порвутся? — говорит Иван — Тогда что делать?
— А ты, Ваня, аккуратнее — говорит Гвоздь — Сильно свой мотор не разгоняй и не порвутся.
— Что еще делать? — говорю — Выбора у нас нет. Либо эти, либо вообще ничего.
— Добрый день, можно нам пять презервативов по два тридцать? — засовывает Гвоздь свою кудрявую голову в окошко.
Пожилая продавщица в грозящем разъехаться по швам синем халате возмущенно фыркает, смеряет нас презрительным взглядом, но достает с полочки пять гондонов. Гвоздь, ничуть не смущаясь, засовывает их в карман, отдает две десятки, берет сдачу, и мы выходим на улицу.
Время почти семь. Муха уже должен был нагуляться и двигаться в сторону хаты. Пора караулить его на улице. Идем в наш подъезд, распиваем последнее пиво. Курим.
— Что, не ссыкотно? — спрашивает Гвоздь.
— А хули тут ссать-то? — говорю — Ща все заебись будет. Я в Муху верю, он пиздеть — мастер.
— А если делиться не захочет? — говорит Иван.
— Захочет — захочет, куда он денется — сплевывает Гвоздь на пол — Он уже согласился. Назад дороги нет.
— Ага.
Закуриваем еще по одной и молчим.
— Пойдем, может, на лавочке посидим? Там как раз балкон видно — предлагает Иван.
Выходим из подъезда. Темнеет. Солнце уже заходит за тучи. Чуть дует прохладный ветерок, но мне не холодно, хоть и в тонкой кофте. Наваристый ерш из водяры и пива уже бурлит в крови. Вокруг пинают резиновый мяч малыши, в конце двора знакомые чуваки играют в квадраты, толкают коляски молодые мамаши. А мы тут сидим на взводе и ждем Муху. А он, сука, все не выглядывает. И вообще непонятно, они уже пришли в хату или нет. Может, он нас все-таки кинул? Или у нее сегодня не получилось? Вот хуйня.
— Слышь, может они еще гуляют? — с надеждой спрашивает Иван.
— Я ниебу, может и гуляют — говорит Гвоздь — А, может, он там наверху уже шороху наводит. Короче, ждем еще полчаса и уходим. Сегодня вроде за теплицей чью-то днюху отмечают, если что — туда можно макануть.
Я сосредоточенно смотрю вверх, на седьмой этаж. Туда, где балкон, покрытый синим строительным материалом и какими-то досками. Снизу виден кусок старой лыжи, торчащей из-под брезента. Этой лыже, наверное, уже лет двадцать. Вряд ли Муха на ней катался, скорее всего — родаки. Закуриваю и отвлекаюсь на пару секунд от балкона.
Вдруг Ваня вскакивает и тычет пальцем вверх. Сверху высовывается знакомая голова. Муха улыбается во все лицо, делает подгребающие движения руками и выдыхает дым. Значит — можно заходить.
— Ну че, пойдем?! — вскакивает со скамьи Гвоздь — Ай да Муха, ай да сукин сын!
— Ща-ща пойдем. Не торопись. Дай докурю — отвечаю.
В голове нехило шумит, мелкой дрожью подергиваются руки. Резко начинает хотеться срать. Это от сигареты или от волнения?
Заходим в подъезд, вызываем лифт. Всегда нажимаю на кнопку вызова внешней стороной согнутого пальца — на случай, если кто-то туда уже плюнул. Все равно неприятно, но хоть подушечки пальцев чистые. Едем на седьмой этаж. Пиво нежно урчит в животе.
