Анатолий Афанасьев - Последний воин. Книга надежды
— Смотря как глядеть. Иной числится в работниках, а пользы от него — один вред.
— Справедливо заметили. И главное, такого выгнать нельзя. Не за что. Он же ничего не делает. Зато трудящегося человека, который себя сжигает на алтаре общественного блага, легче лёгкого сшибить с места. Я недавно любопытную статейку читал в газете…
Не успел Пашута досказать про статейку — Варя в коридоре возникла. Как же она была хороша в лёгком свитерке, в тугих джинсах, утренняя, толком не проснувшаяся. Просияла, углядев Пашуту.
— Ждёшь, Паша?
Он навстречу поднялся:
— Пойдём завтракать?
— Пойдём.
Дежурная им вслед посмотрела с недоумением, пыталась смекнуть, кем они друг дружке доводятся. Не муж, не жена, не отец с дочерью. А кто же тогда?
В буфете удачно в уголке пристроились, Пашута принёс от стойки сосиски, булочки, кофе. Ему опять не очень верилось, что это с ним наяву происходит. Собственно, ничего пока не происходило, но дивное томление тлело в груди, точно вина натощак выпил. Девушка молча принялась за еду и ему кивнула со смущённой улыбкой: ешь, мол, и мне не мешай. Видишь, как я голодна.
Она жила минутой, как привыкла, а он так не умел. Он предвидел, какой у них впереди трудный день.
— А после завтрака чего будем делать? — спросил он на всякий случай. Варя с готовностью задумалась.
— Ты же, Паша, обещал меня в Москву отправить?
Господи, как она легко от него отказывалась. Ну, а на что он мог надеяться? Что она с ним к Раймуну на хутор поедет?
— У тебя там, на квартире, что-нибудь осталось?
Кивнула:
— Сумочка, тряпки. Да чёрт с ними!
На нежной коже, там, где синяк, отслоилась голубая тень. Ещё вчера Пашута выведал у неё, где работает Дмитрий Иванович — в ресторане «Гренада» заместителем директора. Это небольшое заведение близ Невского проспекта. В нём любят бывать иностранцы.
Пашута осторожно бросил пробный шар.
— Надо бы к Дмитрию Ивановичу заглянуть.
— Ты что?! Зачем?! — Она вилку отложила. — Ты что придумал, Паша? Ты же видел, что это за люди.
— А чего — люди обыкновенные, расторопные, но ты послушай меня, Варенька. Надо здесь концы оборвать. Иначе они тебя в покое не оставят.
— Не понимаю, — теперь в глазах её блеклая тучка страха. — Чего ты хочешь? Разве это всё вообще тебя касается? Сама разберусь.
Пашута пригладил свой ёжик, залюбовался на миг её насторожённым лицом, заговорил вкрадчиво:
— Ты в большое дерьмо вляпалась, Варя, из него сама не выпрыгнешь… Не надейся. А ещё про себя объясню. Я много чего повидал на свете, поверь. И всё у меня уже было налажено, чтобы скоротать век без волнений. Но вдруг потянуло куда-то. Так сильно потянуло, мочи нет. Будто кто позвал издалека. Объяснить не могу, ну, точно наваждение. Я с насиженного места сорвался, покатился неведомо куда. Сбрендил то есть. Это с мужиками бывает. Но редко. Какая-то причина должна быть. А у меня не было… И вот теперь я думаю, это ты меня позвала. Как тебя увидел в Риге, так и понял. Точно молния в голову шарахнула… На рынке второй раз судьба свела, значит, нет ошибки.
Варенька от удивления раскраснелась. Конечно, дико такие слова слушать, да ещё в буфете, где торговый люд толчётся, где матерком от столов шибает, как сквозняком. Но голос Пашуты её заворожил. Спросила с опаской:
— От меня ты чего хочешь, Паша?
— Не понимаешь?
— Переспать, что ли, со мной нацелился?
Скучно стало Пашуте. Подумал: пожалуй, кончен бал. Может, и к лучшему. Достал бумажник, из бумажника выколупнул полусотенную, протянул девушке:
— На, бери. Ну бери, чего ты!
— Ты что, обиделся?
Пашута оставил зелёную купюру на столе, двинул к выходу. По пути наткнулся на ротозея с подносом: поднос с чашками — на пол, ротозей — в амбицию, зашумел чего-то на весь буфет.
— Заткни хлебало, — посоветовал ему Пашута, — Протез выронишь.
Ротозей послушно умолк.
Варя догнала его в коридоре, схватила за рукав.
— Ты что психуешь, Павел Данилович? Объясни несмышлёной девушке по-хорошему. Не надо из себя Вертера строить, тебе не идёт. Хочешь, я тебя поцелую?
Пашута ей сказал:
— Всего сразу не объяснишь, Варенька… Ты иди пока, накинь шубейку, припудрись. А я тебя на улице подожду.
Варя от смеха согнулась чуть не до полу, во все стороны солнечные зайчики посыпались.
— Ты чего?
— Ой, Паша!.. Этот там, в буфете, ползает… уморил ты меня, Паша, как не стыдно!
От каждой улыбки, от каждого её движения с ним перемены делались: то боль в груди смертная, то взлетает от радости к потолку. А ведь это скрывать полагается.
— Иди, иди, — легонько подтолкнул девушку в спину. — Иди, хохотушка, люди смотрят.
— Паша, — сказала, посерьёзнев. — Дай два часа сроку, рано ведь ещё. Дай!
— Куда ты пойдёшь?
— В парикмахерскую пойду, в душ пойду. Что же я в поросёнка-то превратилась. Я теперь должна быть ослепительно хороша, раз ты меня к себе приблизил.
К ресторану «Гренада» добрались они в первом часу. По дороге Пашута усыплял её волнение солдатскими анекдотами, и она впрямь забыла про всё на свете. Что значит молодость. Рассмешить её легко, и в омут столкнуть ничего не стоит. Но у входа в ресторан заартачилась. Пашута велел ей в такси ждать, а она с ним идти решила.
— Нет, Павел Данилович, один ты не пойдёшь, и не надейся.
— Не зли меня, Варя.
— А хоть лопни от злости. Один не пойдёшь. Не надо меня держать за дешёвку. Я девушка из приличной семьи.
— Тем более тебе не надо.
— Зря время теряешь, Паша.
Пошли вместе. Миновали зал ресторанный, очутились в узком коридорчике. Никто на них внимания не обратил. Нашли дверь с надписью: «Зам. директора Нечаев Д. И.». Пашута глянул на девушку: всё в порядке, в глазах страха нет.
Толкнул дверь, заглянул в щёлочку — ага, повезло. Вот он, вожачок, за столом, деловой, лысина блестит ярко. Бумаги листает. Пашута сперва Варю впустил, потом сам шагнул, — и тут опять удача, на двери задвижечка, он её сразу и защёлкнул за собой.
Если Дмитрий Иванович, их увидя, заподозрил неладное, то никак этого не выказал.
— Явились, голубчики, — окликнул благодушно, но с предостережением. — Оба пожаловали. Какие вы, однако, неразлучные… Эх, Варя, не думаешь ты о себе, совсем не думаешь…
Тут он осёкся, больно затейливо начал. Пашута, как в давние годы, в маршевой роте на тренинге, двумя прыжками пересёк комнату, занёс правую ногу чуток влево, для проверки упора, махнул прицельно. Вместе со стульчиком взвился в воздух Дмитрий Иванович, воспарил подобно ласточке, и с хрустом приземлился в углу.
— Ключи давай, падаль! — приказал Пашута.
Дмитрий Иванович после неожиданного и тяжёлого перелёта остался всё же в добром здравии, но когда заговорил, стало заметно, что челюсть у него перекосило.
— Ой, Варвара, а ведь тебе кранты будут! — прошамкал. Зря он к ней обратился с угрозой. Пашута подтянул его за шиворот, сказал заботливо:
— Убью тебя, сука! Ты что, не понял?
Пашута не напускал тумана. Не сомневался, со второго раза вышибет дух из сморчка. Шутки кончились вчера. Когда Дмитрий Иванович, скользнув по Пашуте недоброжелательным взглядом, это сообразил, в нём что-то надломилось. Лик его постарел, и пот проступил на лбу серым пятном.
— Какие тебе ключи, парень?
— От квартиры и от этой двери.
— Вот, в кармане.
Варя сказала:
— Павел Данилович, врежьте ему ещё разок.
— Хватит с него пока.
Упрятал в ватник связку на серебряном брелоке, приказал:
— Подымайся, гад!
Дмитрий Иванович послушно пополз вверх по стене. Пашута расстегнул ему брюки, приподнял и ловко вытряхнул из штанов. Ремнём перетянул руки за спиной. Потом выдернул телефонный шнур и обмотал им ноги сморчка.
— Узлы у меня вечные получаются, — похвалился Варе. Бедняжка повизгивала от восторга. Действительно, зрелище было поучительное. Пашута управлялся с её обидчиком, как с куклой, тот и пикнуть не смел.
Но когда уже были у двери, всё же не выдержал, открыл рот. Голос донёсся змеиным шипением:
— Погодите, ребятки, праздник у вас недолгий.
— Дольше твоей жизни, — обнадёжил его Пашута.
Коридор был по-прежнему пуст. Пашута запер дверь.
Выскользнули на улицу без приключений. И тут же к ним подкатило такси. Хороший знак. Сели на заднее сиденье, поехали. Варя помедлила мгновение, потом к нему прижалась, спряталась у него под бочком. Он обнял её за плечи, чувствовал, дрожь её колотит.
— Паша, а они нас не поймают? — шепнула жарко в ухо.
Погладил её по плечу, успокаивая:
— Мы им не по зубам, Варенька.
— Вон ты какой! Хвастунишка! А вдруг там Жора-капитан? Он же каратист. Ты же не знаешь.
— Все мы каратисты — бутылкой сзади по голове.
Водитель, бледный ленинградец, слухом обладал отменным.
