Иван Машуков - Трудный переход
— Подкулачник! — сказал Слободчнков.
— Нет и не подкулачник, — не согласился Трухин. — Это из тех людей, что "сами по себе". И судить о нём нужно не только по словам, а больше всего по делам. Мне говорили, что Парфёнов хорошо работает. Это немаловажно. Через отношение к труду многое можно увидеть в человеке. Да я бы вообще предложил, уже если говорить о Парфёнове, вызвать вам его бригаду на соревнование. Как вы на это смотрите?
— На соревнование? — протянул Слободчиков. Для него такой поворот беседы был совершенно неожиданным.
— А что? — сказал Трухин. — Почему бы и не вызвать? Начали бы соревноваться комсомольцы с вербованными. Это был бы хороший почин.
— Давай, Колька, вызовем! — вдруг загорелся Витя Вахрамеев. — Степан Игнатьевич правильно говорит! Мы сколько раз на комсомольском собрании постановляли организовать соревнование среди вербованных, а толку нет. Давай начнём!
Слободчиков поломался, но в конце концов согласился с предложением начальника лесоучастка.
— А Сергей напишет об этом поярче, — обратился Трухин к Широкову. — Стенгазету надо новую вывесить… О пьянке написать, что она подстроена врагами, которые хотели поссорить вербованных крестьян с комсомольцами.
Так же оно и было на самом деле. Как-то ловко подбросил нам эту контрабанду, и как раз в такой момент, когда сезон только начинается и надо развёртывать дело. Хотели нам ноги подбить, а мы через это перешагнём и ещё выше станем!
Трухин поднялся. Широков с давно знакомым чувством уважения посмотрел на него. "Как ловко всё повернул Степан Игнатьевич!" Этому умению из обычных как будто посылок делать необычные, но единственно верные выводы у него можно было поучиться. Сергей представил себе в положении Трухина бывшего секретаря райкома Марченко. Тот, конечно, такими "мелочами", как разбор ссоры, не стал бы заниматься, а поручил расследовать кому-нибудь из подчинённых, потребовал "материал" и изрёк приговор. Стукалов создал бы "дело". А Трухин жестокому столкновению между сибиряками и комсомольцами придал новое и неожиданное значение.
Когда Трухин ушёл, Сергей остался с Вахрамеевым и Слободчиковым, чтобы помочь им составить социалистический договор.
— Ну, крутихинские, болит башка-то? — кривился Никита Шестов, оглядывая лица Егора и Терехи, сумрачные в тёмном утреннем лесу.
— Да уж болит! — сердито проговорил Парфёнов, примериваясь к большой пихте. "Эх, как мы гуляли-то! Неладно", — с осуждением к себе думал он.
Сибиряки вышли на свою делянку и очень удивились, увидев перед собой комсомольцев. Впереди выступал Витя Вахрамеев, за ним шли Слободчиков и Койда. Слободчикову было мало приятно видеть Тереху Парфёнова, но он переломил себя. В свою очередь Парфёнов не показал и виду, что недоволен Слободчиковым и помнит старое. С похмелья он всегда испытывал чувство стыда перед людьми и был склонен к раскаянию.
Комсомольцы подошли и остановились. Витя заговорил. Он предлагал сибирякам заключить договор на социалистическое соревнование.
— А зачем это? к чему? — хмуро спросил Тереха. — Мы и так не худо работаем.
Витя быстро оглядел Егора и Власа и обратился уже к ним.
— Товарищ Парфёнов правильно сказал: можно работать и без договора… — говорил Витя.
Он стоял перед сибиряками — простой русоволосый паренёк в зимней шапке и ватных брюках, в больших валенках; к ним было обращено его круглое молодое лицо. Позади Вахрамеева переминались с ноги на ногу на одном месте его спарщики. Было холодно, дул колючий ветер. Не обращая на это никакого внимания и глядя прямо на высокого бородатого мужика Тереху Парфёнова, Витя думал в эти минуты лишь о том, чтобы как-нибудь яснее и понятнее объяснить сибирякам ясный ему самому смысл соревнования.
— Можно работать и без договора, — повторил Витя. — Да вы, кажется, так и работали. — Он помедлил, как бы ожидая подтверждения, затем продолжал. — Но всё же я думаю, что договор нам надо заключить. А почему? Да потому, что мы с вами тогда будем относиться к труду более сознательно. Лучше будем работать, всё время помня, для какой великой цели трудимся. Это и простои сократит и перекуры убавит… Перекуры очень много лесу отнимают, — говорил Витя, всё более воодушевляясь. — Мы как-то подсчитали по одной бригаде вербованных, что они за день больше часа проводят за перекуром. За три дня — три часа, а за неделю или полторы — полный рабочий день. Получается, что они за неделю около тридцати кубометров прокуривают! А сколько простоев наберётся, если подсчитать по всем бригадам? Понятно, куда это выходит?
— Понятно, — сказал Егор. Он воспринимал всё очень серьёзно.
Тереха молчал. Он был согласен слушать Витю Вахрамеева и даже поступать так, как тот предлагает, но со Слободчиковым не хотел бы иметь дела. Влас смотрел на комсомольцев с явным любопытством.
А Витя Вахрамеев продолжал рассказывать сибирякам о пятилетке, о социалистическом соревновании.
— Договор заключить мало, — говорил Витя. — Надо по-ударному работать и помогать друг другу… Некоторые думают, что если, скажем, мы вперёд выйдем, то хвастаться будем, своими успехами гордиться, а о тех, с кем соревнуемся, забудем. Это не дело…
Тереха пропустил эти слова Вити мимо ушей. Если уж соревноваться, то кто кого обгонит, а так — какой же интерес? — думал он. Терехе даже на одну минуту показалось сначала, когда он слушал Витю, что и всё это дело-то напрасное — соревноваться с молодыми парнями. Разве могут ребятишки выдержать против настоящих мужиков? Но задорный вид Коли Слободчикова словно подстегнул Тереху. "Погоди, ужо увидим, какие вы есть работники", — из-под кустистых бровей взглянул он на комсомольца лукаво. На этом он мысленно и остановился. Когда Витя кончил свою краткую речь, он спросил сибиряков:
— Как вы смотрите насчёт договора? Мы ждём вашего ответа.
— Мы согласны! А? Как вы, мужики? — живо повернулся Тереха к Веретенникову, к Власу, к Милованову.
Вот уж не ожидали они такой прыти от своего бригадира! А Коля Слободчиков насторожился: уж не новый ли подвох?
— Только ты, парень, скажи: это какой договор? На бумаге? — спросил Тереха.
— На бумаге, — ответил Вахрамеев, который, зная нелюбовь мужиков к бумажности, держал отпечатанный по форме договор в кармане.
— Ага, — сказал Тереха. — Тогда другое дело — раз на бумаге. Подпишемся, чтобы крепко было. А то мы весной на штурме тоже соревновались, а вроде как понарошку! — Он никак не мог забыть, что ему тогда не заплатили.
— Нет, нет, тут настоящий договор, — проговорил Витя Вахрамеев, бережно вытаскивая из кармана договор. Развернул его и стал зачитывать обязательства. Листок шуршал от ветра, руки у Вити были красные. Но слова он произносил ясно.
— "Выполнять нормы не менее чем на сто двадцать процентов… Не иметь ни одного прогула… Содержать в сохранности инструмент…"
Тереха всё внимательно прослушал и затем, обратившись к Вите, стал дотошно выспрашивать его об условиях соревнования.
— Сто двадцать процентов… это как? Ты, парень, нам объясни, — гудел он.
Егор посмеивался про себя над Терёхиной обстоятельностью.
— Не бойсь, не обманем! — засмеялся вдруг Коля Слободчиков, которому дотошность Парфёнова тоже показалась забавной.
— А ты, парень, держись! — повернулся к комсомольцу Тереха. — Ловок на словах, посмотрим, каков ты на деле! Тоже подписку дай! — строго закончил он.
Затем с серьёзным и даже суровым видом снял рукавицы, заткнул их за пояс, взял у Вити листок, попросил карандаш и, сказав:
— Кажи, где тут расписываться-то? — большими буквами вывел свою подпись — за всю бригаду.
С первого дня соревнования Тереха неукоснительно стал требовать от десятника сведений о выработке. Если рубщики, придя вечером в бараки, пили чай и вскоре заваливались спать, то десятники сидели ещё с лампой в своей каморке в одном из бараков и подсчитывали выработку. А их то и дело торопил молодой паренёк — комсомолец, которому организация поручила заполнять доску показателей.
Десятником у сибиряков была Вера.
Вечером она подсчитывала выработку. Глядя на неё тёмными поблёскивающими глазами под строгими бровями, большой, бородатый сидел на лавке Тереха. Он уже минут десять торчал в каморке десятников и не уходил, а терпеливо ждал, когда Вера кончит подсчёт.
— Ну? — проговорил Тереха, заметив, что она подняла голову от стола.
— Семь с половиной кубометров, товарищ Парфёнов, — сказала Вера. — А норма — шесть. Значит… — и Вера назвала процент выработки.
— Семь с половиной… — повторил Тереха. — А у этих сколько? У комсомолов-то, будь они неладны? — Парфёнов махнул рукой, и что-то похожее на смех послышалось Вере.
Она взглянула на Парфёнова, а тот и верно смеялся. В густой, с сильной проседью чёрной бороде сверкнули Терёхины белые зубы. Вот удивились бы крутихинцы, если бы увидели этого вечно хмурого и чем-то озабоченного мужика смеющимся! Но Тереха смехом своим маскировал неловкость, нежелание своё показать кому бы то ни было, как ревниво он следит за показателями на доске.
