Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья
Нужный ей дом художника был, пожалуй, лучшим на улице. Два этажа на высоком цоколе здания, словно разорванного посредине. Две наружные лестницы вбегали к площадкам флигелей слева и справа. А посреди, вместо стен и крыши, — огромные рамы со стеклами. «Здесь, наверное, ателье художника, — догадалась Ксения. — Хорошо придумано». Стеклянную стену затягивали серые и зеленые холщовые занавеси. Свет шел через крышу, вероятно. Оба флигеля увенчивали башенки с флюгерами — затейливыми, мастерски выкованными из черного металла. Дом казался пустым, вымершим. Ксения, остерегаясь собаки, осторожно открыла калитку и шагнула в сад.
Ее встретила седовласая, сухопарая и чуть сутулая дама в очках, возникшая внезапно на дорожке, — точно ждала.
— Значит, это вы звонили вчера? — спросила она, очень подробно и очень откровенно рассматривая Ксению. — Хорошо, что вы приехали точно в указанное время. Очень хорошо! Но знаете, с вами хочет и должен побеседовать сам Мэтр...
— Я готова, — улыбнулась Ксения. — Но скажите подробнее, пожалуйста, о какой работе, собственно, идет речь?
— Это потом, все потом! — отмахнулась дама, и ее глаза под очками словно увеличились. — Главное, чтоб вас принял, чтоб согласился сам Мэтр... Но — увы! Сегодня он должен был с утра уехать. Извините. И, если сможете, приходите завтра, в это же время.
— Что же, — растерянно сказала Ксения. — Я приду...
Назавтра история повторилась. Ксения приехала в одиннадцать. Зная, что будет представлена Мэтру и от этого испытывая уже непонятную робость, она много времени провела перед зеркалом, решая, какой шарф больше подойдет к ее серому пальто, лиловый или розовый. Остановилась на лиловом. Долго причесывалась, против обыкновения напудрилась... Потом слегка подмазала губы и долго собиралась до Парижа в автобусе. Потом — до Шарентона уже под лениво начавшимся дождем, думая, что от немудреных ухищрений с туалетом и косметикой за долгий путь мало что осталось. Она устала, и у нее испортилось настроение.
Однако и сегодня оказалось, что Мэтр не сможет ее принять: у него маршан — важный покупатель.
— Речь идет о последней картине Мэтра. Ее хотят приобрести сразу несколько галерей. И поэтому... Мадам? Мадмуазель?.. Простите, ваша фамилия? Ах, мадмуазель Белопольски! Вы должны понять и извинить Мэтра. Я прошу вас приехать завтра. Пожалуйста. Я очень сожалею, поверьте, — на этот раз седовласая дама была несколько растеряна. Ей действительно было неловко, но... — Поймите, — взывала она, — в доме слово Мэтра, его время, его занятия живописью — все свято, все требует беспрекословного подчинения.
С трудом Ксения заставила себя сдержаться. Черт возьми! Второй раз тащиться из Сен Женевьев де Буа через весь Париж, чтобы опять уйти ни с чем! Проклятье!.. Но этот прекрасный дом... И запах красок, который проникает даже сюда, вниз, из мастерской. И неведомый, но заинтересовавший ее Мэтр. Это становилось просто любопытным.
— Как имя Мэтра? Хотя бы, — бесцеремонно спросила Белопольская.
Седая дама с ужасом взглянула на Ксению. Ее стрекозиные глаза стали огромными, как блюдца:
— Вы не знаете, куда пришли? Не знаете имени Мэтра? — вопрошала она, непроизвольно повышая голос от негодования. — Но его знает весь мир!
— А я вот не знаю! — дерзко ответила Ксения. — Как вы произнесли? Мэтр N? Да... Кажется, я видела две-три его картины. И что?! Но поскольку я очень нуждаюсь в работе, я приду и завтра, мадам. Предупредите своего хозяина, прошу вас...
«В третий и последний раз», — так решила для себя Белопольская. Она появилась на улице Гравей ровно в одиннадцать, уже взвинченная, сердитая, готовая к новой отсрочке. Чем ближе подходила она к дому, тем сильнее охватывала ее злость, охватывала неотвратимо, и не было, казалось, уже сил сдержать ее, не выплеснуть. Именно здесь, в этом прекрасном и таком благоустроенном доме... Кого здесь не хватает еще, чтобы преклоняться и благоговеть перед Мэтром? Уборщицы? Судомойки? Экономки или секретаря?..
Ей даже захотелось, чтобы хозяина не оказалось дома. Тогда она обязательно скажет этой седовласой стрекозе все, что думает о хваленой французской вежливости, о чувстве человеческого достоинства и порядках в этом доме.
Все оказалось так, как она и предполагала. Смущенная и растерянная мадам начала встречу с извинений:
— Но это так неудачно, так неловко, мадмуазель... Обычно у нас такое не случается. В это время... Тут просто рок — редкий, исключительный случай вашего невезения. Но вы должны понять: Мэтр — не обыкновенный человек. Мы обязаны прощать многие его поступки... Даже его причуды, мадмуазель.
— Не понимаю. Он умер, что ли? — грубо спросила Ксения. — Заболел?
— Как вы могли сказать такое! — замахала руками дама. — Бог мой, как вы могли! Он спит. Он очень устал после ночной работы. Прошу вас, тише. Говорите тише.
— Ах, тише! Ах, устал? — Ксения сама не узнавала своего голоса: столько в нем было ярости и негодования. — Но знаете ли вы, как устала я?! Как мне надоело ездить сюда, в эту дыру, в ваш прекрасный дом. Вы и ваш обожаемый Мэтр отвратительны мне. «Он занят!», «Он спит!». Здесь не ценят достоинства человека. Это непристойно! Позорно! Ноги моей здесь больше не будет!
В это время на площадке лестницы появился высокий, неопределенного возраста человек с гривой красивых седых волос, падающих на плечи, и молодым, бронзовым от загара лицом с повелительным выражением.
Некоторое время он стоял незамеченный и слушал, потом, воспользовавшись паузой, крикнул:
— Вы приняты, мадмуазель. Простите! Жозефина объяснит все. Все ваши обязанности. Жду утром! — и быстрыми шагами удалился куда-то вправо.
Ксения хотела еще что-то сказать, спросить, но потом рассмеялась, радостная, махнула рукой, кивнула Жозефине — «до завтра!» И на следующий день ровно в десять утра приехала на виллу Мэтра.
«Приказ по РОВСу.
26 января генерал Кутепов в 10 часов 30 минут утра вышел из дому и более не возвращался.
Ввиду безвестного отсутствия Председателя РОВСа генерала от инфантерии Кутепова я, как старший заместитель его, вступил в должность Председателя РОВС.
Генерал Миллер.
27 января 1930 года...»
«...Наши проклятые враги нанесли нам исключительно тяжелый удар. Но пусть знают они, что и теперь от этого удара мы не зашатаемся... Каждый должен внести свою лепту в фонд для розыска генерала Кутепова...
Генерал Миллер».
Из беседы с Г. К. Миллером:
«... — Я могу только настойчиво рекомендовать русскому обществу соблюдать полное спокойствие. В то же время всемерно помогать французским следственным властям, другим органам и представителям печати в производимой работе по выяснению всех обстоятельств случившегося. Повторением непроверенных слухов и небылиц люди могут работать на руку нашим врагам, распространяющим всякую ложь с целью запутать поиски и внести сумятицу в ряды белых.
Генерал Кутепов очень не любил охраны. Он надеялся на себя и был бесстрашным человеком. К тому же охрана редко может предупредить покушение. Если монархи и президенты государств, несмотря на все принятые меры, имея к услугам весь полицейский аппарат, делаются жертвами террористических актов, то насколько беззащитнее русские эмигранты, хотя бы и глава эмиграционной организации!.. Генерал Кутепов берег чужое время и совестился пользоваться им в своих надобностях»...
(Журнал «Иллюстрированном Россия», 1930, № 7)
«...На похищение нашего Вожди мы даем ответ большим, поголовным вступлением в ряды РОВСа. Пусть призыв 1930 года навсегда войдет в историю под названием Кутеповского призыва!
(Журнал «Часовой», 1930, № 25)
Парижские газеты напечатали сенсационную новость: правительство Франции в качестве награды тому, кто укажет местопребывание генерала Кутепова (живого или мертвого) или наведет полицию на след похитителей, выделяет миллион франков.
Участие тысяч добровольных сыщиков весьма затрудняло поиск профессионалов. Каждый день рождались новые сенсации — одна неправдоподобней другой...
ИЗ ЦЕНТРА В ПАРИЖ «ДОКТОРУ»
«На Ваш запрос: генерал Миллер Евгений Карлович окончил кадетский корпус, кавалерийское училище, Академию Генерального штаба.
Военный агент в Бельгии, Голландии, Италии.
В 1909 году командир 7-го гусарского полка, генерал-майор, затем — начальник кавалерийского училища; начштаба Московского военного округа, начальник штаба 5-й армии. В 1915 году пожаловано звание генерал-лейтенанта. Гражданскую войну провел на севере России (Архангельск, Мурманск). Крайний монархист.
С июля 1920 года по апрель 1922-го — главноуполномоченный по военным и морским делам Врангеля в Париже. С апреля — начальник штаба главнокомандующего Русской армией, отличающийся либеральными взглядами. С июня 1923 года — в распоряжении великого князя Николая Николаевича. С 1929 года — старший помощник председателя РОВСа. Упрям, целеустремлен. Однако не всегда тверд в достижении своих целей. Порой бесхарактерен, неуверен в себе. Типичный штабист, исполнитель.
