Сюзанна Брокман - Переломный момент
Типа «Привет, как поживаешь? Давно не виделись. Хотел спросить, свободен ли ты вечером...»
Вот только дверь открыл не Стивен, а Брайан. Полицейский Брайан, который выглядел странной мускулистой копией Джулза. Крепко сбитый, симпатичный, темноволосый и кареглазый. Забавный и дружелюбный. И со всей очевидностью по уши влюбленный в Стивена, который в свою очередь был так счастлив, что просто сиял.
– Так что я остался и поужинал с ними обоими, – сказал Кэссиди Джине, вот только, стойте – ее же не было рядом.
И все же она не ошиблась насчет Стивена. Он был идеальным. Джулз мог бы быть на месте Брайана. Упаковывать вещи, собираясь в Массачусетс на свою свадьбу.
– Я имею в виду, он идеально подходит Брайану, – просветил Джулз голоса.
Черт, как жарко. Почему внезапно стало так ужасно жарко?
И почему внезапно голоса принялись кричать на него на непонятном языке?
Множество голосов, и все говорили одновременно, обращались друг к другу – довольно впечатляющий дешевый трюк, ведь голоса были частью Джулза. Темной стороной, правда, но когда это его темная сторона успела записаться на курсы повышения образования, а светлая сторона ни сном ни духом?
«Эй, – возмутился Джулз, – если вы не заговорите по-английски, я продолжу вас игнорировать».
Но, ух ты, вдруг его голоса обрели ноги. Много ног. Голых, обутых в поношенные сапоги и сандалии.
Ступни и ноги, и... Джулз попытался разглядеть, но солнце светило слишком ярко.
Один из голосов наклонился, превратившись из расплывчатой тени в мутное, раздвоенное лицо.
Азиат: темные волосы. темные глаза, убийственные скулы, усы Фу Манчу над говорящим ртом.
– Прости за рубашку.
Но его губы продолжали двигаться, как в плохо дублированном фильме.
– О`кей, – сказал Джулз. – Ты определенно не существуешь.
Появилось другое лицо – лица.
– Избегай этой гадкой Пегги Райан.
– Не смешно, – заявил Джулз. Очень, очень не смешно. Именно это Робин, который был ему так дорог, сказал вместо «Прощай», когда они в последний раз были вдвоем. – Убирайся!
Вернулось первое лицо.
– Надеюсь, когда-нибудь мы сможем быть друзьями.
Достаточно значит достаточно.
– Уйдите к черту от меня! – выпалил Джулз, и они все убрались. Он потянулся за оружием, неуклюже пытаясь вытащить пистолет из этой духовки – кожаной куртки.
Одна из ног примерилась к его голове, словно та была футбольным мячом. Джулз не мог пошевелиться, но что с того? Галлюцинация не могла ему навредить...
Хрясь.
Джулз и услышал, и почувствовал удар, ощутил, как его отбрасывает назад, а тело следует за головой. Что, вероятно, было хорошо.
Новая боль смешалась со старой. Вспыхнули и поплыли зведочки. Но прежде чем серость сменилась чернотой, в поле зрения опять появился Фу Манчу, склонился ближе.
– Цель! – заявил он, словно комментатор международного футбольного матча.
Джулз пытался заговорить. «Американец», – хотел он сказать. И «посольство». «В Дили». Но мир погрузился в черноту.
* * *
– Может быть больно, – предупредил Джоунс.
Может быть? Может?
Словно все, что было до этого, не причиняло боли.
Макс лежал с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, обливаясь потом.
Иисусе, Мария, Иосиф.
– На три, – заявил Джоунс. – Готовы? Один, два...
– Держись, – мягко проговорила Джина около его уха. – Макс, ничего страшного, если ты закричишь.
– Нет, – с трудом выдавил Багат.
– Да. И открой глаза. Я где-то читала, что если открыть глаза, то меньше болит. Когда глаза закрыты, ты сосредоточен на боли и...
Макс открыл глаза. Джина была прямо перед ним – ее глаза, ее лицо. Она сидела на стуле, который приволокла Молли, держала его руки в своих ладонях и выглядела немного бледной, – Мне нет нужды кричать.
– Я поспорила с собой, что ты не закричишь. Не позволяй мне выиграть.
Что?
Макс попытался убрать ладонь из ее рук – он слишком сильно их сжимал, – но она не позволила.
Он многое испытал в жизни, а последние пять минут были просто адскими. Но даже они не шли ни в какое сравнение с последними днями.
– Три, – сказал он Джоунсу. – Просто сделайте это.
Матерь божья! Макс не удержался и зажмурился.
– Открой глаза, – убеждала Джина. – Давай, Макс, кричи.
– Давай, Макс, – вмешалась где-то рядом с источником его боли Молли. – Мы все закричим вместе с тобой.
– Не хочу... пугать тебя. О боже, Джина...
– Нет. – Голос девушки дрожал. – Ты не хочешь напугать себя. Меня-то ты не пугаешь. Ты так до сих пор и не понял? Я вообще тебя не боюсь.
– Почти закончил, – объявил Джоунс, и боль немного ослабла.
Конечно, она тут же вернулась с новой силой.
– Боже, – вновь выдохнул Макс.
– Знаешь, ты тоже самый лучший друг, который у меня был, – поведала ему Джина.
Все еще прошедшее время. Он открыл глаз и сразу же увидел ее. С царапиной на щеке, пересекающей идеально гладкую кожу, вероятно, полученной во время их идиотских метаний по джунглям. Скорее даже рубцом – выступающим и розоватым, – хотя Макс видел, что там, где хлестнувшая ее ветка рассекла кожу, выступило несколько крошечных капелек крови.
Глаза блестят от слез, как бы она ни пыталась их сдержать. Одна слезинка скатилась по щеке.
Чудесное изобилие жизни. Джина была так полна им, так восхитительно жива, жизнь просто сочилась сквозь нее.
Сквозь ее губы.
– Хотя мне, наверное, стоит использовать другие слова, – сказала она. – Что-то вроде «любовь всей моей жизни».
Возможно, каша в голове частично объяснялась проклятой горящей задницей, но необходимо выяснить время, которое Джина употребила.
– Был? – вымучил Багат. – Или?..
Джина выдержала пристальный взгляд с той же решимостью, которая так впечатлила его в самый первый раз, когда он говорил с ней по радио в угнанном авиалайнере.
– Какая тебе разница? – спросила она. – Ведь ты специально не позвонил мне, когда умер Аджай, чтобы я тебя оставила.
– Почти закончил, – снова сказал Джоунс.
– Не повторяй это, мать твою, пока действительно не закончишь! – Скорее вой, чем крик, но Джина оказалась права. Это до чертиков его напугало.
– И я сыграла как по нотам, – продолжала Джина. – Ведь так?
– Да, – прошипел Макс сквозь стиснутые зубы. – Я эгоистичный осел, ладно? И я твердил тебе об этом с самого начала.
– Это так ты говоришь себе? Что ты эгоист? Это принять легче, чем правду: что ты боишься?
– Проклятье!
– Ну и что бы произошло, Макс, если бы ты подпустил меня ближе? Что бы произошло, если бы ты не только позволил себе оплакать Аджая, но и разделил это чувство со мной?
