Нора Робертс - Память о смерти
– Может оказаться кстати. Давай сперва прокрутим то, что есть. У меня времени не было прослушать все от начала до конца.
Ева прослушала запись. Гомон голосов, включая ее собственный, Бакстера, Трухарта. Переклички, перепроверки. Голоса Заны и Бобби, обсуждающие, куда бы им пойти. Шорох – это они надевают пальто.
– Я так рада, что мы идем гулять! Нам обоим это пойдет на пользу. – Это Зана.
– Невеселая вышла поездка. Особенно для тебя. Бобби.
– О, милый, не стоит беспокоиться обо мне. Я одного хочу: чтобы ты позабыл обо всех этих неприятностя хоть на пару часиков. Помни: у тебя есть я, у меня есть ты. Это самое главное.
Они вышли. Зана что-то весело стрекотала насчет елочки.
Они вышли на улицу, и Ева сразу услышала Нью-Йорк. Гудки, голоса, звуковая реклама, ни с чем не сравнимое пыхтение двухэтажного автобуса. Все это было фоном для новой порции болтовни. О погоде, о небоскребах, об уличном движении, о магазинах. Иногда сюда же примешивались голоса Бакстера и Трухарта. Они уточняли направление, отпускали посторонние замечания.
– Эй, видал плакат? «Бог – человек, и Он на моей стороне». – Голос Бакстера.
– Неизвестно, что за человек, сэр. Бог может оказаться женщиной и соблазнить вас тем, что недоступно. – Трухарт.
– Неплохо, малыш, – пробормотала Ева. – Видит бог, можно со скуки подохнуть, выслушивая всю эту муть. «Дорогой, ты только взгляни на это! О мой бог!» и прочая хрень.
– Хочешь, прокрутим вперед? – предложил Рорк.
– Нет. Вытерпим все до конца.
Ева пила кофе и терпеливо слушала бесконечный треп о покупке маленькой елочки и украшений к ней. Слушала, как хихикала Зана, когда Бобби заставил ее отвернуться и закрыть глаза, пока он покупал ей сережки. А потом – как она ворковала, что не откроет свой подарок до Рождества.
– Мне сейчас плохо станет.
Бобби и Зана заговорили о ланче. Куда пойти, что сделать?
– Боже, сделай что-нибудь! – взмолилась Ева. – Туристы, они меня убивают.
Опять хихиканье, опять ахи-охи, на этот раз из-за сосисок. Из-за кишки, набитой фальшивым соевым мясом, с отвращением подумала Ева, но тут же насторожилась и выпрямилась.
– Останови запись! Что она только что сказала?
– Если хочешь, я прокручу назад, хотя, должен признать, восторги по поводу меню уличного разносчика – это чересчур даже для меня.
– Нет, ты послушай, послушай, что она говорит. Как она это говорит.
– И почему соевая сосиска кажется такой вкусной, если она зажарена на улице в Нью-Йорке? Богом клянусь, нигде не найти таких вкусных жареных сосисок, как в Нью-Йорке.
– Остановить запись. Откуда она это знает? – спросила Ева. – Она не говорит: «Держу пари, нет такого места». Или: «Никогда в жизни не пробовала такой сосиски». Или еще чего-то в этом роде. Нет, она заявляет: «нигде не найти». Со знанием дела, с ностальгией в голосе. Такими словами, таким тоном не будет говорить женщина, пробующая в первый раз сосиску в тесте на углу Манхэттена. А ведь она именно это сказала, именно это решило спор в пользу уличной тележки. «Ой, я никогда раньше не пробовала, вот будет здорово!» Лживая сучка.
– Не стану спорить, но это могло быть просто оговоркой.
– Могло, но вряд ли было. Давай дальше.
Ева прослушала разговор о шляпах, шарфах и о том, что хочется еще немного погулять. Надо перейти улицу. Пролила кофе. Забота, обеспокоенность в его голосе, потом облегчение.
А потом крики, визг, гудки, тормоза. Рыдания.
– Боже, боже, кто-нибудь, вызовите «Скорую». Леди, не трогайте его, не пытайтесь его двигать.
Потом Бакстер, быстрый, энергичный, выдвигается на место, берет дело в свои руки.
– Ладно, теперь мне нужны только они двое. Никаких фоновых шумов с того момента, как они покупают сосиски, и до того, как появляется Бакстер.
Рорк завел программу, включил.
Опять разговор – легкий, беспечный. Бобби говорит с ней ласково, снисходительно, как с избалованным ребенком, подумала Ева. Потом внезапный ахающий вздох, его мгновенный отклик. Раздражение в ее голосе. Потом крики.
– Еще раз, – приказала Ева. – С того места, где она пролила кофе.
Она следила и за графическим изображением голосов: дыхание, громкость, тон.
– Вот, вот, ты слышал?
– Кто-то втягивает в себя воздух. Как будто ахает. Естественно, раз он валится на проезжую часть.
– За секунду до этого. За миг. Может, он поскользнулся, но, может, его и толкнули. А теперь слушай ее. Тот же отрезок, в той же последовательности.
Ева подалась вперед всем телом. Она слушала, и сцена развернулась перед ее мысленным взором.
– Втягивает в себя воздух. Короткий, глубокий вдох. Быстрый. За секунду до того, как он ахает. Вот, смотри на графике. Потом крошечная пауза, она выкрикивает его имя и поднимает визг. – Взгляд Евы стал острым и жестким. – Она сама толкнула его на проезжую часть, зуб даю! Возможность есть, соблазн велик, минутный порыв. Давай пройдемся по фоновым шумам, по голосам индивидуально, в той же последовательности. Вдруг еще что-нибудь выплывет.
Это была скучная работа, но она не успокоилась, пока не прослушала все варианты.
– Все выстраивается, – холодно заявила Ева. – Для меня выстраивается. Предъявить ей обвинение я не могу. Даже если бы мне удалось протолкнуть это через Уитни, прокурор меня высмеет и выставит из кабинета. Но у меня сомнений нет. Сейчас весь вопрос в том, как это доказать.
– Он любит ее.
– Что?
– Он любит ее, – повторил Рорк. – Это слышно по голосу. Это убьет его, Ева, с землей сровняет. И это после смерти матери. Если ты права, а у меня нет причин в тебе сомневаться, его это просто уничтожит.
– Мне очень жаль. Но лучше уж узнать смертельную правду, чем жить с убийцей, обманываясь каждый день.
Ева не могла, не хотела, не желала думать о том, какую боль эта новость причинит Бобби. Пока еще не могла. Только не сейчас.
– Я не слишком продвинулась по своему списку, но уже обнаружила одну пропавшую сумку. Завтра я получу полное описание сумки и всего остального, чего не будет в описи. Мы найдем эти вещи у Заны. Завтра я вызову ее на допрос. Вот там-то я ее и достану. В комнате для допроса. Прямых улик у меня нет, куча косвенных, все разрозненно. Но это буду я против нее в комнате для допроса. И я своего добьюсь.
Рорк внимательно следил за ее лицом, пока она говорила.
– Мне не раз приходилось слышать по разным поводам, что я бываю страшен. Могу сказать то же самое о вас, лейтенант.
Жесткая ухмылка искривила губы Евы.
– Что ж, ты, наверное, прав.
20
Утро началось с того, что Ева по телефону принялась подгонять и торопить лабораторию. Она ругалась и в конце концов перешла на крик. В запасе у нее была еще и взятка: билеты на хоккей прямо над судейской трибуной, но к прянику прибегать ей не пришлось: кнут принес ей желанный результат.
