Хизер Сноу - Сладкая иллюзия
Дерик убрал руку Эммы со своего кулака и сжал обе ее руки в теплых ладонях.
– Чуть раньше ты сказала, что я могу начать новую жизнь. Я всегда стремился к этому, хотя до сегодняшнего дня даже не верил, что подобное возможно. Но ты дала мне надежду, Эмма. И теперь я верю, что с тобой у меня это получится.
Эмма почувствовала, как в ней зарождается улыбка, прежде чем она заиграла на ее губах.
– О Дерик, у тебя все получится.
– Но не здесь, – тихо ответил виконт. – Не в Дербишире. Не в Англии. – Он еще крепче сжал руки Эммы, словно хотел притянуть ее к себе. – Едем со мной.
Улыбка замерла у Эммы на губах, а грудь сдавило настолько сильной болью, что стало невозможно дышать. Поехать с ним? Она всегда, сколько себя помнила, хотела стать его женой. Даже когда не смела больше мечтать об этом. И вот ей представилась возможность осуществить мечту. Но… покинуть Англию?
– Я не могу. Мой брат…
– Может поехать с нами.
Эмма решительно замотала головой.
– И оставить целых два титула? Плохо уже то, что ты собираешься отказаться от своих обязанностей. А что будет с нашими землями, крестьянами и нашей ответственностью за них?
На подбородке Дерика задергался мускул. Эмме было не по себе из-за того, что она указала ему на уклонение от собственных обязанностей после всего, что он сделал для своей страны. Но ведь она говорила правду! Благородное происхождение всегда накладывает определенные обязательства, и от этого никуда не деться.
Голос Дерика зазвучал тихо и напряженно.
– Найми компетентного управляющего, как сделал я.
Эмма горько усмехнулась и выдернула руки из рук Дерика. После этого она отвернулась и стала смотреть на огонь. Она вообще была готова глядеть куда угодно, только не на стоящего рядом человека.
– Мои люди заслуживают лучшей участи: заинтересованных землевладельцев, которые пекутся об их процветании. Кроме того, у меня есть работа…
– Которую ты можешь продолжать в Америке. – Дерик оказался у Эммы за спиной. В его голосе звучала такая мольба, что Эмма дрогнула. Его теплое дыхание согревало ее шею, отчего по телу пробегали волны желания, прогонявшие отчаяние. – Переписка займет гораздо больше времени, но тем не менее ее можно осуществлять. Моего друга графа Стратфорда можно уговорить представлять твои интересы в парламенте. Он общественный деятель, и твои изыскания наверняка его заинтересуют.
Дерик положил руки на плечи Эммы и медленно развернул ее к себе.
– Или еще лучше. Работай на Америку. Только подумай: это молодая страна, нащупывающая пути развития, не такая цивилизованная как Англия. Представь, тебе удастся использовать свои изыскания для того, чтобы сформировать законы. В Англии же ты потратишь жизнь на попытки изменить законы, формировавшиеся сотнями лет.
Эмма мысленно проклинала Дерика за его соблазнительные речи, за использование против нее ее же собственной тактики, за то, что взывал к ее логике, хотя логика была тут совсем ни при чем. И все же…
– Нет, – прошептала Эмма, и ее голос сорвался. – Нет, – повторила она уже более твердо. – Я знаю свое место, и оно здесь.
Дерик крепче сжал плечи Эммы.
– В таком случае я тебе завидую. – Взгляд его изумрудных глаз, казалось, прожигал ее насквозь. – Потому что я не знаю, где мое место. Уверен только, что не здесь. Я не могу жить дальше, постоянно притворяясь кем-то, кем на самом деле никогда не был. Неужели ты этого не понимаешь?
– Нет, – закричала Эмма. – Я вижу человека, который не может жить дальше, став самим собой! Мне плевать на твое происхождение, Дерик! Ты англичанин до мозга костей. И твое место здесь, как и мое.
Эмма знала, что на лице Дерика отражается ее собственное разочарование и тоска. Еще никогда в жизни она не ощущала такого отчаяния, такой неспособности хоть как-то повлиять на ход событий. Ведь жизнь не уравнение, которое можно решить, приложив немного усилий. Она не могла сложить или вычесть, умножить или разделить обе его части на какую-то величину, чтобы вычислить неизвестное. И мысль об этом отзывалась в ее сердце острой болью.
Когда же в глазах Дерика потух свет, Эмма поняла, что проиграла.
– Нет, Эмма. – Дерик опустил руки и отвернулся. – Мое место не здесь.
Глава 22
Округлые витиеватые буквы виконтессы Скарсдейл так отличались от ее собственных ровных и аккуратных, что строчки сливались у Эммы перед глазами в одно сплошное пятно.
Она устроилась на кушетке в кабинете замка и читала, как ей показалось, уже несколько часов. Слуги разбудили ее рано утром, потому что Дерик нетерпеливо ждал в гостиной, намереваясь отвезти ее в замок и отправиться на поиски Хардинга.
Эмма испытала какое-то извращенное удовлетворение при виде его изможденного лица. Очевидно, последние часы ночи он провел так же, как и она, – один, без сна и в страданиях. Но потом, конечно, она ощутила чувство вины. Она совсем не желала Дерику этой съедающей душу боли, от которой страдала сама, хотя именно он был виноват в том, что они оба мучились.
Эмма вздохнула и подогнула под себя ноги. Один из дневников леди Скарсдейл лежал забытый у нее на коленях. Была ли вина Дерика больше, чем ее собственная? Неужели его желание покинуть Англию было более предосудительным, нежели ее желание остаться?
Да, черт возьми, было. Дерика ничто не связывало с Америкой, в то время как вся ее жизнь прошла в Дербишире. Ее любимый в течение четырнадцати лет кочевал по континенту, она же не выезжала никуда, кроме Лондона. Дерик умел приспосабливаться, а она…
Эмма боялась уехать. Тут, в своем маленьком мирке, она все держала под контролем. Ее жизнь была организована по установленным ею же самой правилам. Даже беспорядок в доме, как, например, свалка в гардеробной или хаос в кабинете, был творением ее собственных рук. Здесь Эмма точно знала, кто она такая. В родном доме, где все имело смысл, она чувствовала себя комфортно и спокойно.
И в этом не было ничего ужасного, ведь так? И стоило ли ей бросать все лишь потому, что Дерик вознамерился убежать от самого себя?
Эмма заставила себя сосредоточиться на лежащем на коленях дневнике. Записи виконтессы были такими же, как она сама, – взбалмошными, поверхностными, исполненными интересной смесью остроумия и едкого сарказма. Но иногда сквозь все это проглядывала и другая женщина, которой Эмма совсем не знала: одинокая, печальная, злая.
Некоторые страницы дневника пестрели наблюдениями леди Скарсдейл за обществом маленького городка. И написаны они были в язвительно-насмешливой манере. Виконтесса явно обладала талантом писателя. Дерик уже говорил, что его мать не называла в своих дневниках имен, но Эмма с легкостью узнавала в ее описаниях друзей, соседей и даже себя. А также всех подозреваемых. Эмма выписала имена и даты, чтобы позже сравнить полученную картину с датами, важными для расследования.
