Хизер Сноу - Сладкая иллюзия
Дерик облизал губы, все еще соленые от слез, когда Эмма еле слышно охнула. Она коснулась рукой его лица и погладила по щеке.
– О Дерик, – прошептала она.
Сдвинув брови, Дерик поднес руку ко второй щеке и ощутил под пальцами теплую влагу. Стало быть, плакал он? Да. Он действительно плакал. Беззвучно, бессознательно, до глубины души тронутый красотой чувств, которые обрел в объятиях любимой.
Но вместо потрясения Дерик испытал ни с чем не сравнимое ощущение покоя, в существование которого никогда не верил. Эмма любила его. Он притянул ее к себе и едва не растаял от счастья, когда она уткнулась лицом в ложбинку на его шее.
Дерик не хотел ее отпускать. Никогда.
– Эмма, – прошептал он. – Едем со мной. – Дерик провел рукой по ее волосам, и его пальцы запутались во влажных прядях. Наверное, он совершал ошибку. Может быть, поступал нечестно по отношению к ней, но больше не желал бороться с тем, что существовало между ними всегда. И будет существовать вечно. – Едем со мной в Америку… в качестве моей жены.
Жены? Эмму охватило ликование, а ее сердце устремилось к звездам… Но потом замерло на полпути и начало стремительно падать вниз в бешеном кружении.
– В А-америку?
Должно быть, она ослышалась.
Эмма подняла голову и отстранилась настолько далеко, насколько позволяли объятия.
– Ты сказал – в Америку?
Дерик решительно кивнул.
– Именно там я решил обосноваться после того, как закончу работу в Англии.
– Но… – Эмма высвободилась из его объятий. Что он говорит? Она не могла рассуждать трезво, когда ее касалась разгоряченная кожа мужчины, а разум затуманивал исходящий от него пьянящий аромат. Эмма села на покрывало и опустила глаза. Вести серьезный разговор, будучи наполовину обнаженной, она тоже не сможет. Девушка вернула лиф сорочки на место, поморщившись, когда ткань коснулась все еще чувствительной груди. В глазах Дерика на мгновение вспыхнул огонь, как если бы он пожалел, что Эмма закрылась от него. Ее рука дрожала, когда она опустила подол сорочки и отодвинулась от Дерика. Все ее манипуляции сопровождал тяжелый вздох сожаления.
Оказавшись на некотором расстоянии от Дерика, Эмма все же смогла взять себя в руки, хотя ее мозг по-прежнему работал не так четко, как обычно. Ее все еще отвлекало восхитительное обнаженное тело мужчины, лежащего рядом.
– Но, – произнесла она снова, – твоя работа в Англии никогда не закончится. Ты можешь оставить службу, но ты виконт, Дерик. У тебя есть обя…
– Я не виконт, – грубо бросил Дерик, садясь на покрывало. Вся его беззаботность вмиг улетучилась, и теперь он разве что не дрожал от напряжения. – Я незаконнорожденный француз, Эмма, а не британский аристократ.
– Какой неслыханный вздор! – «Ну почему он так цепляется за ложное убеждение в том, что человека делает происхождение?» Эмма тут же ответила на свой вопрос: потому что так считают большинство людей. Происхождение имело в обществе огромное значение. Как же глупы люди!
Но ведь Дерик-то не глуп. Но он столько лет верил в главенство происхождения, что переубедить его будет крайне сложно. Эмма желала обнять его, но почувствовала, что таким способом проблему не решить. Дерик наверняка подумает, что она просто хочет успокоить его, вместо того чтобы признать его ущербность. Поэтому она указала на него пальцем, решив призвать на помощь логику.
– Для всех, кроме себя самого, ты британский виконт.
Дерик сердито посмотрел на Эмму.
– Это потому, что они не знают…
– А даже если бы знали? – возразила собеседница. – По закону ребенок, родившийся в браке, законнорожденный. Только одно это делает тебя Скарсдейлом.
– Хм, – фыркнул Дерик, поднимаясь на ноги. Он отошел в сторону и, несмотря на серьезность момента, Эмма не могла не восхититься его мускулистым телом. Не могла не вспомнить, как оно мощно двигалось внутри нее, и по ее животу разлилось мягкое тепло, невзирая на возникшее между ними напряжение.
– Но это совсем неважно, – упорствовал Дерик.
– Нет? – Эмма тоже поднялась с пола и подошла к Дерику, не желая позволить ему скрыться с поля боя. – Хорошо. Ты не имеешь никакого отношения ко многим поколениям Эйвлинов. Но история изобилует людьми, для которых создавались титулы. Таким образом их награждали за верную службу королю. Среди них были даже простолюдины, коим ты уж точно не являешься, – заметила Эмма, хотя подозревала, что не все предки Дерика были представителями знати. Его мать была дочерью французского графа, а вот кем был его отец? Эмма не знала. – Кому, как не тебе, обладать титулом после того, что ты сделал для страны?
– Эмма… – предостерегающе произнес Дерик, и его глаза потемнели, как небо перед бурей.
– Я права, и ты это знаешь. Только для тебя не нужно придумывать титул, потому что ты унаследовал его при рождении.
– Я родился во лжи, – закричал Дерик, поворачиваясь к Эмме лицом. – И жил во лжи. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Я сам – ложь.
Дыхание Эммы стало быстрым и прерывистым. Она протянула руку и нерешительно положила ее поверх кулака Дерика, готовая привести самое важное доказательство в своей жизни. Пусть даже и не имеющее отношения к математике.
Она могла сделать это: привести доводы и подкрепить их правильность доказательствами.
– Нет, Дерик, – мягко произнесла Эмма. – Может, ты и родился во лжи, но жил той жизнью, которая была дана тебе свыше. Да, в твоих жилах течет французская кровь, но ты доказал своими действиями, своей службой Англии, что ты такой же британец, как и все, кто родился здесь. Ты очень много сделал для своей страны.
– Своей страны, – безразлично повторил Дерик. Она достучалась до него. Эмма знала это.
– Для нашей страны.
Дерик прикрыл глаза, и его длинные черные ресницы задрожали, сделав его похожим на темного ангела.
Эмма почти переубедила его. Только нужно сделать еще пару маленьких шажков, чтобы доводы и доказательства привели его к неизбежному выводу.
– Я знаю, Дерик, что в глубине души ты любишь Англию, иначе ты не потратил бы четырнадцать лет своей жизни на то, чтобы защищать ее.
Веки Дерика дрогнули, и при виде невыносимой печали, читавшейся в его взгляде, на глаза Эммы навернулись слезы.
– Я действительно люблю Англию. И делал для нее все, что в моих силах. Делал с радостью. – Дерик приподнял от груди кулак, все еще накрытый рукой Эммы, и снова с силой себя ударил. – Но мне пришлось заплатить высокую цену. Я отдал частички своей души, Эмма, которых никогда не получу обратно.
Леди Уоллингфорд чувствовала боль Дерика, как если бы их соединенные руки нанесли удар ей. И в ее душе поселился страх. Математика подвела ее, когда она попыталась применить ее правила к запутанному миру людей. Если бы она разбиралась в них хоть наполовину так хорошо, как в цифрах! Но числам не знакомы чувства. И воспоминания, которые могут испортить все.
