Сандра Браун - Влюбленные
— То есть Хедли действительно твой крестный? Это не… не фигура речи?
— Действительно. Когда меня крестили, он держал меня на руках. Правда, Хедли утверждает, что крещение не достигло цели, — я нисколечко не стал лучше.
Амелия негромко рассмеялась.
— Я заметила, что вы действительно очень близки.
— Но иногда он бывает довольно занудлив. Совсем как настоящие родители.
— Мне с моим отцом порой тоже бывало нелегко, но его советы в большинстве случаев оказывались правильными.
При этих словах она заметно погрустнела, и Доусон, развернувшись на стуле, полез в карман висевшей на спинке куртки.
— Эй, смотри-ка, что у меня есть! — сказал он, выуживая из кармана шоколадный батончик. — Сегодня утром я взял его в мини-баре в своем номере и совершенно про него забыл. Хочешь?..
— Нет, спасибо. Я не голодна.
— Не голодна? Когда ты ела в последний раз?
Амелия задумалась, и Доусон кивнул:
— Я так и думал. Ладно, давай поделим пополам. От него не потолстеешь, зато он даст тебе силы…
Засвистел вскипевший чайник, и Доусон сказал, что предпочитает какао. Амелия приготовила ему большую кружку горячего напитка и села напротив.
— Извини, но ничего более крепкого у меня нет. Даже вина.
— Это не важно. Я теперь не пью. Из-за тебя.
— Из-за меня?
Он слегка наклонил голову и посмотрел ей в глаза.
— Ты сказала, что ни алкоголь, ни лекарства не решат мою проблему. И после этого виски и таблетки перестали на меня действовать.
Амелия покачала головой:
— Не думаю, что дело действительно может быть в чем-то, что я сказала или не сказала. Просто ты снова ведешь расследование, и новая цель держит тебя в тонусе. Ты пришел в себя.
— Может быть. Или меня изменила проведенная в тюрьме ночь… Только не проси меня послать Такеру благодарственную открытку.
— Почему вы так друг друга невзлюбили?
Доусон пожал плечами:
— Он возненавидел меня с первого взгляда. Понятия не имею почему.
— Зато я знаю. Ты выше его на полторы головы.
— Думаешь, дело в этом? — Он ухмыльнулся, но сразу же посерьезнел. — Когда Такер… подверг сомнению твою порядочность, я хотел его ударить. Чуть было не вмазал.
— Теперь это совершенно не важно. Думаю, каждый сотрудник Шерифской службы уже знает, что в то утро, когда Такер с напарником приехали сообщить мне о гибели Стеф, я была с тобой… В смысле у тебя в доме, — поправилась она и, поднявшись, взяла с кухонной стойки свой чай, а затем снова вернулась на прежнее место напротив него. Доусон же развернул шоколадный батончик, разломил пополам и протянул ей половину.
Амелия откусила кусочек, сделала глоток чаю и окинула его внимательным взглядом.
— Скажи, Доусон… что ты здесь делаешь?
— Пью какао, — тут же ответил он.
— Я имела в виду — зачем ты здесь.
Не зная, что́ ответить, он довольно долго молчал, потом спросил негромко:
— Хочешь, чтобы я ушел?
Амелия несколько раз окунула в кипяток пакетик с заваркой — и оставила плавать.
— Мы знаем друг друга всего несколько дней, — сказала она. — К тому же у меня сейчас чертовски трудное время. И я никак не могу понять, почему ты до сих пор здесь и почему…
— Я и сам дорого бы дал, чтобы это узнать, — произнес Доусон. — Можешь мне поверить: сам я ничего подобного и в мыслях не держал. — Несмотря на шутливый тон, он говорил вполне серьезно, и Амелия невольно удивилась его словам.
— Чего именно ты не предполагал?
Он пожал плечами.
— Ты, дети, сказки на ночь… Все это свалилось на меня как-то… неожиданно. — Он бросил взгляд на смешную медвежью морду на вазочке для печенья. — Само собой, это не война, но… Для такого человека, как я, лучше оказаться под обстрелом на передовой, чем в подобной домашней обстановке.
— Тогда почему ты здесь? — повторила она.
Потому, мог бы ответить Доусон, что уйти сейчас означало бы предать ее и детей, бросить их одних без всякой помощи. Да, он понимал, что поступает совершенно нелогично и неправильно. Точнее сказать — непрофессионально. Ему с самого начала следовало держать дистанцию с субъектами журналистского расследования, но он этого не сделал. Вместо этого он позволил себе сочувствовать, сопереживать этой женщине и ее детям, и в итоге сам оказался участником репортажа, который собирался писать. А теперь обратный путь был отрезан: Доусон просто не мог бросить их. Как бы он выглядел в своих собственных глазах? Циничный и жестокий авантюрист, охотник за жареными фактами. Да он и не хотел их бросать! Но не только потому, что боялся мук совести и новых бессонных ночей. Впрочем, настоящую причину, которая удерживала его подле Амелии, он затруднился бы назвать даже самому себе. Разве только одно… Он хотел эту женщину так сильно, как не хотел никого и никогда. Да, это вполне могло стать достаточно веской причиной.
Да, подумал Доусон, должно быть, в этом все дело. Увы, по иронии судьбы именно сейчас ни ему, ни ей не следовало поддаваться романтическим устремлениям и чувствам. И без того жизнь Амелии в одночасье перевернулась с ног на голову, да и со своей собственной жизнью он обошелся не лучшим образом. Любая близость могла только ухудшить положение, причем для обоих. Нет, даже мечтать о том, чтобы заняться с ней любовью, было неразумно, опасно и… непорядочно.
Но Доусон все равно мечтал.
Постоянно.
Днем и ночью.
Слегка откашлявшись, он сказал:
— Мне кажется, сейчас тебе очень нужен друг — близкий друг, на которого ты могла бы положиться. Думаю, я мог бы им стать, если не возражаешь. — Доусон усмехнулся. — Именно поэтому я до сих пор здесь.
Но он лгал — лгал, потому что все было совсем не так просто, как он утверждал. И Амелия, похоже, тоже это понимала, поскольку посмотрела на него так пристально, словно пыталась проникнуть в его самые сокровенные мысли и чувства. Наконец она отвела взгляд.
— Мне нужен друг, а тебе? Тебе нужен материал для статьи.
— Я здесь не поэтому.
— Нет?
— Черт побери, конечно нет! — Он сказал это с такой горячностью, что Амелия снова подняла голову, но в ее глазах все еще читались сомнение и подозрительность. — Вся моя журналистская объективность улетела ко всем чертям в тот день, когда я увидел тебя. И ты это отлично знаешь.
Еще несколько мгновений они смотрели друг на друга в упор, потом Амелия снова занялась своим чайным пакетиком. Краем глаза она заметила, как Доусон съел свою половину шоколадного батончика и запил какао.
— Ты ешь так много шоколада? — удивилась она. — А ты не боишься, что не сможешь заснуть?
