Майкл Прескотт - Когда отступит тьма
Эндрю стало очень тревожно. Разговор сбился с намеченного курса.
— На это у нас нет времени.
— Ненавижу, — продолжал Роберт, словно никакого ответа не было, — потому что ты ее пешка, ее обожатель.
— Чей? Эрики?
Роберт засмеялся.
— Даже не знаешь, кому служишь?
— Послушай, время уже позднее…
— Пожалуй, тебя нельзя осуждать слишком строго. Она хитрая, эта тварь. Может любого подчинить своей воле, сделать марионетку из любого мужчины, даже более сильного, чем ты. Старина Уилл Шекспир знал ее, когда выводил смуглую леди сонетов Клеопатру, эту всемирную шлюху, покорительницу своих покорителей. Она была Эсмеральдой Гюго, Смертью в жизни Кольриджа. Она обманщица, мошенница, дрянь, Леди Фортуна, всеобщая любовница-шлюха, и ты, Эндрю Стаффорд, лишь ее последний любовник на одну ночь.
Это было чистейшее пустословие, и Эндрю не хотел его слушать.
— Прекрати эту болтовню, черт возьми. Нужно делать дело.
— Дело. — Вздох. — Да, с тобой всегда дело.
— Слушай меня. Я предлагаю тебе возможность выбраться из этой передряги. Полностью, без тени подозрения и отделаться от меня напрочь. Никаких выплат, никаких страхов перед полицией. Это можно сделать. Сегодня ночью.
— Твое имя Мерлин[11]? А если нет, как осуществишь это волшебство?
— Ты получишь от меня сверток. Я получу от тебя Эрику. Честная сделка. Потом она отправится в полицию с каким-то рассказом. Мы можем что-нибудь придумать. Например, у нее случился провал в памяти, и она очнулась идущей по обочине дороги, ничего не помня о последних нескольких часах. Подробности не нужны. Ее рассказ даже не должен иметь смысла, лишь бы она изложила его под присягой. Раз нет потерпевших, значит, нет преступления.
— А как, скажи на милость, ты уговоришь жену играть в этой маленькой драме?
Эндрю вздохнул.
— Я расскажу ей, как шантажировал тебя. Это делает меня соучастником в убийстве Шерри Уилкотт. Скажу, что если тебя арестуют, за тобой последую я.
— Думаешь, она станет лгать, выгораживая тебя?
— Непременно, — ответил Эндрю, вложив в это слово всю наигранную убежденность.
— Так. Это любопытно.
Эндрю закрыл глаза. Сработало. Приманка схвачена.
Дверь лачуги с торчащим язычком замка медленно раскачивалась на холодном ветру. Элдер тихонько подошел к ней, крадясь вдоль передней стены.
Пистолет он держал обеими руками, никелированная рукоятка блестела в свете только что взошедшей луны. Оружие казалось тяжелым, его было трудно поднять, словно во сне.
Однако он мог пустить его в ход. Какую бы жалость он ни питал к Роберту, она ничего не значила, когда дело касалось стрельбы в состоянии самообороны.
Дверь была близко. Всего в ярде.
— Я знал, что ты можешь быть рассудительным, — сказал Эндрю. — Ты умен, Роберт. Умнее меня. — Тешь этого гада, ласкай его самолюбие. — Ты понимаешь, что так будет лучше всего для всех.
— Да. Да, пожалуй. Где произведем обмен?
— Возле того обрыва.
— Место очень укромное. Не будешь устраивать засады, а, умный Эндрю?
— Ты привезешь Эрику. Она твоя защита. Думаешь, я пойду на какой-то риск, если она будет на линии огня?
— Пожалуй, нет. А если я вздумаю устроить тебе засаду? Как ты можешь быть уверен, что нет?
— Придется поверить тебе, — ответил Эндрю.
Роберт засмеялся.
— Сперва любовь, потом вера. Твое духовное пробуждение просто замечательно. Продолжай в том же духе и скоро станешь кандидатом в святые.
— Сколько времени тебе нужно на путь к обрыву?
— Около часа.
— Я встречу тебя там. И вот что, Роберт, если с моей женой что-то случится, то да поможет тебе Бог.
— Бог? — Роберт произнес это слово с насмешкой. — О, я давно уже стал ее врагом. Я поднимаю взгляд к ночному небу, и она злобно сверкает на меня сверху холодными белыми глазами. Она ненавидит меня.
Эндрю ничего не понял, но подумал, что Роберт чувствует себя виноватым за прошлые грехи. И прибег к психологии.
— Верни мне Эрику невредимой, и это загладит все в твоем прошлом. Ты будешь прощен.
— Нет, Эндрю, от грешницы, которой ты служишь, прощения не жди. Я только могу заплатить ее цену, если она мне позволит. Она в душе шлюха. Могу купить ее, но не за деньги. Только кровью.
Кровью. Эндрю хотел услышать не это.
— Мы пришли к соглашению, так ведь, Роберт? Эрика будет невредимой. Так?
Колебание. Потом:
— Я приеду туда. Получишь свою драгоценную жену. Только, думаю, тебе лучше завести собаку. Собаки преданные. Они не…
Голос его оборвался.
— Роберт?
— Сюда кто-то идет, — негромко ответил он.
— Что?
— Я слышу его. Он близко. Но не беспокойся. Я с ним разберусь.
— Роберт, что за черт…
Связь прекратилась.
Эндрю уставился на трубку, потом медленно положил ее на место. Рука его задрожала снова. Но уже не от облегчения. От страха.
Потому что до разъединения он услышал холодный щелчок взводимого курка.
Надо быстро войти, не заглядывая в дверь. Из-за этой нелепости полицейские гибнут. Входи быстро, пригнувшись, готовым к действию.
Элдер кивнул в подтверждение своих мыслей, прижимаясь к стене у самой двери.
Роберт мог заниматься чем-то совершенно безобидным, и Элдер в таком случае выглядел бы сущим идиотом, врываясь с пистолетом в вытянутой руке, но лучше уж было оскандалиться, чем попасть в морг.
К тому же он был не вправе погибать, что тогда будет с Лили? Она едва узнала живущую в доме медсестру. Без мужа ей пришлось бы очень плохо, Пол не мог этого допустить.
«Поэтому действуй наверняка. На старт, внимание… Марш».
Дверь негромко стукнулась о косяк, потом лениво качнулась внутрь под новым порывом ветра, Элдер последовал за ней, широко распахнул ее и одним шагом вошел в лачугу, взгляд его обежал комнату поверх нечетко видимой мушки.
Там не было никого.
Разумеется, в лачуге Роберта телефона не было. Он предпочитал обходиться без современных удобств. Чтобы позвонить Стаффорду, требовалось покинуть лачугу и отыскать телефон-автомат.
Сознавая, что за лачугой ведется наблюдение, Роберт постарался выйти незаметно.
Это было нетрудно. Он просто опустился под окном на четвереньки, затем ползком выбрался наружу. И, невидимый в темноте, пополз в высокой траве вниз по заднему склону.
Когда Роберт благополучно спустился к подножию холма, таиться стало не нужно. Он побежал быстро, неутомимо, как волк, широким шагом вприпрыжку. Над деревьями взошла луна, рогатый полумесяц, ее холодный свет омывал лицо Роберта.
