Линда Барлоу - Измена
Он тащил ее по мраморным ступенькам по направлению к алтарю. Она увидела свечи на полу и еще она увидела веревки.
— Наконец-то, — бормотал он, — наконец-то, наконец-то…
Он подтолкнул ее к алтарю, и ей стало совсем не по себе. Она припомнила все те моменты, когда она оборачивалась к нему и ловила на себе его липкий взгляд. Неужели он все это время рисовал себе все это в своем воображении?
Сквозь свою тонкую шелковую блузку она ощутила его руки на своей груди. Он с силой сдавливал ей сосок, пока она не стала хватать ртом воздух. Энни пыталась освободиться; и, извиваясь в его руках, почувствовала, что он приходит в возбуждение. Ему нравится ее страх, поняла она. Он получает удовольствие от ее страданий. Он садист, а может быть, и убийца.
Она вытянула шею и взглянула на Мэта, лежащего на полу. Дышит ли он? Насколько тяжелым для него оказался этот удар по голове? У нее все еще стоял в ушах этот тупой звук удара, вновь поднимая в ней волну ужаса. Он умирает? Он уже умер?
Она ощутила какую-то дрожь и поняла, что у нее трясутся руки. Это, наверное, реакция на шок. Флетчер толкнул ее вперед, и она неуклюже повалилась на алтарь, наполовину свесившись с него, потом в бессилии соскользнула с его гладкой мраморной поверхности, упав на колени. Она почувствовала, как он разрывает на ней блузку и срывает ее по частям с ее тела, и она закричала, моля о помощи Бога или богиню, или кто там охраняет это место. В этом месте, по традиции, любой мог найти убежище, и здесь нельзя было причинить вред тому, кто находится под защитой Бога и Церкви. Поднять руку на кого-то, кто пришел сюда в поисках защиты, — это все равно, что поднять руку на Бога.
Он поднял ее и снова кинул на алтарь. Энни голой спиной ощутила его ровную холодную мраморную поверхность. Она посмотрела ему в лицо и увидела там возбуждение и безумие. В какой-то степени она даже сомневалась, что он понимает, что делает.
Трезубец Иеговы — внезапно пришло ей в голову. Вот кто это был. Дьявол, вторгшийся в Божью обитель.
Она сделала последнюю попытку.
— Это святотатство, — сказала она, намеренно понижая голос. — Я попросила Бога о защите. Если ты не отпустишь меня, Бог тебя покарает.
Флетчер расхохотался ей в лицо.
— Ты что, в самом деле думаешь, что я верю во всю эту чушь?
— Веришь ты в это или нет, ты не можешь сделать это здесь, на алтаре этого прекрасного собора, с женщиной, которая никогда не желала тебе зла и не повинна ни в каких преступлениях против тебя!
Что-то промелькнуло у него на лице.
— Невинных женщин не бывает, — фыркнул он.
— Может, ты и прав, — сказала она и с силой ткнула пальцами ему в глаза.
Он взвыл от боли и откатился от нее. Энни спрыгнула с алтаря и, ринувшись к ступенькам в святилище, устремилась к Мэту. Она услышала крик, смутно осознав, что кричит сама; она слышала, как позади нее со стонами возится Флетчер. Она недостаточно сильно сделала это! Боже мой, нужно было ткнуть сильнее, сильнее…
Он сзади ухватил ее за лодыжки, и она опрокинулась, продолжая по инерции лететь туда, где лежал Мэт. Он еще дышит? Но Флетчер был уже на ней. Он за волосы отдернул ее голову назад, и она почувствовала у своего рта и носа что-то холодное, влажное и едкое. Все померкло у нее перед глазами, и потолок обрушился на нее.
Флетчер задыхался от боли. Энни пыталась его ослепить! Его любимая Энни, по которой он томился все это время! Она не невинна. Она ничем, не отличается от остальных.
Боль в левом глазу, на который она надавила сильнее, была пугающе сильной. Правый глаз тоже болел, но все же не так. Он видел, но все расплывалось перед глазами. Он мог видеть Энни, которая валялась без сознания, одурманенная хлороформом, как и та, другая, чьи пронзительные стоны наконец-то затихли.
Но она скоро очнется, и у него в руках будут целых две суки.
Джек хотел было оттащить ее обратно к алтарю, раздеть и как-нибудь овладеть ею. Но она без сознания, и это будет уже совсем не то удовольствие. Он хотел видеть ее ужас, слышать ее стоны. Более, чем когда-либо, он хотел наказать ее. И он накажет, овладеет ею там, где на мили вокруг не будет ни единого человека. И там она может стонать сколько влезет, и никто ее не услышит. И там он сможет наслаждаться звуками ее стонов.
Но между тем не мешает кое о чем побеспокоиться. Устранить тут беспорядок.
Он втащил сперва Энни, а потом Кэролайла вверх по ступенькам в святилище, потом вокруг алтаря и вниз по ступенькам в крипту. Это была большая округлая комната со стенами из цементных блоков, отгораживавших ее от остальной части подвала. Она в конце концов должна была использоваться для захоронения некоторых избранных людей, — возможно, священнослужителей — тех, кого признают достойными быть захороненными в соборе. Но сейчас тут еще не все доделали. Внутренняя отделка мрамором была закончена всего лишь на две трети, и продолжались работы по укладке каменного пола.
Джек отпер дверь и распахнул ее. Боль в глазах немного утихла, но видел он все по-прежнему расплывчато. Он был собран и опять готов к борьбе. Он уже спрятал здесь одну девчонку. Теперь она уже, наверное, пришла в себя и сгорает от желания выбраться.
В крипте не было света, и сюда не пробивалось ни единого звука. Джек включил фонарик и смутно различил очертания девичьей фигуры, скрюченной на полу футах в десяти от двери. Она спит или умерла? Впрочем, наплевать. Он в ней быстро разочаровался — холодная и безмолвная, как камень. Когда он попытался вытащить из нее, где ее любовник, она впала в какое-то полуобморочное состояние. Глаза на бледном лице смотрели так, будто она за миллион миль отсюда. Она не молила, не стонала, и он быстро потерял к ней интерес. Она была ничто в сравнении с Энни. Просто ничто.
Но хватит ли им воздуху тут на двоих? Должно хватить — комната большая. Энни еще жива, и он хотел, чтобы так и осталось. По крайней мере до тех пор, пока он не научит ее хорошим манерам.
Через пять минут у Флетчера в крипте было уже не два, а три пленника.
Теперь ему нужна небольшая помощь.
Он пошел обратно к кафедре, где оставил свой сотовый телефон.
Тридцать девятая глава
Барбара Рэй пробудилась внезапно, как от толчка. Пот капельками катился у нее по лбу и подмышкам, а вдоль спины пробирался холод. Ей снился Джузеппе Бриндеши, она видела его отчетливо и ясно, будто живого. Он стоял в центре собора, там, где главный неф пересекался с поперечным нефом, в центре поперечной крестовины. Он силился ей что-то сказать, но когда он начал говорить, оглушительный грохот послышался из-под пола, не похожий, однако, на звук, который бывает при землетрясениях. И она не смогла разобрать его слов, хотя он, казалось, очень старался, чтобы до нее дошел их смысл. Потом пол собора разверзся, и оттуда, из темноты, выскочил крохотный новорожденный ребенок с бледным личиком и закрытыми глазками…
