Стефани Майер - Сумерки
— Я думаю, ты тоже должна представить меня отцу.
— Вы с ним уже знакомы, — напомнила я.
— Я имею в виду, как своего близкого друга.
Я подозрительно посмотрела на него.
— Зачем?
— А разве так не принято? — спросил он с невинным видом.
— Не знаю, — призналась я.
Мало того, что у меня еще ни с кем не было близких отношений, обычные правила казались мне мало применимыми к нашему случаю.
— Думаю, нет необходимости. Мне не хочется, чтобы ты… притворялся ради меня.
Он терпеливо улыбнулся.
— Я не собираюсь притворяться.
Я прикусила губу и размазала остатки овсянки по краям тарелки.
— Так ты скажешь Чарли, что я твой парень, или нет? — решительно спросил он.
— Так ты, значит, мой парень? — я представила себе в этой кухне Эдварда, Чарли и повисшее между ними в воздухе слово «парень», и содрогнулась.
— Ну, готов признать, что «парнем» меня можно было назвать разве что в прошлой жизни.
— Мне казалось, что ты для меня нечто большее, — призналась я, уставившись на скатерть.
— Не знаю, стоит ли посвящать Чарли во все кровавые подробности. — Он протянул руку через стол и мягко приподнял мой подбородок холодным длинным пальцем. — Но придется как-то объяснить ему, почему я постоянно дежурю возле его дочери. Я не хочу, чтобы шеф полиции Свон наложил на меня свое запретительное постановление.
— А ты будешь? — спросила я в неожиданной тревоге. — Будешь постоянно дежурить рядом со мной?
— Пока ты этого хочешь, — заверил он меня.
— Я всегда буду этого хотеть, — предупредила я. — Вечно.
Он медленно обошел вокруг стола и, остановившись в нескольких шагах от меня, вытянул руку и погладил меня по щеке кончиками пальцев. Я не смогла определить, что выражало его лицо.
— Тебе грустно? — спросила я.
Он не ответил, только очень долго смотрел мне в глаза.
— Ты поела? — наконец спросил он.
Я вскочила.
— Да.
— Тогда одевайся, а я подожду здесь.
Я никак не могла решить, что мне одеть. Вряд ли хоть в одной книге по этикету написано, что делать, когда твой миленок-вампир приглашает тебя в гости, чтобы представить своей вампирской семейке. Я испытала облегчение, хотя бы про себя назвав вещи своими именами. Я понимала, что сознательно пряталась от этого слова. Наконец, я надела свою единственную юбку — длинную, цвета хаки, простую, но нарядную. К ней в пару я выбрала темно-синюю блузку, которую он однажды похвалил. Быстрый взгляд в зеркало ясно дал понять, что сегодня мои волосы безнадежны, и я стянула их в «хвост».
— Все, — я вприпрыжку понеслась вниз. — Вполне приличная девушка.
Он ждал меня прямо внизу у лестницы и стоял ближе, чем я думала, так что я с размаху влетела в него. Он поймал меня и поставил перед собой, придерживая вытянутыми руками. Несколько секунд он разглядывал меня с этого безопасного расстояния, а потом неожиданно притянул к себе.
— Снова ошиблась, — прожурчал он мне в ухо. — Ты до предела неприличная девушка. Нельзя выглядеть так соблазнительно, это просто бессовестно.
— Соблазнительно в каком смысле? Я могу переодеться…
Он вздохнул и покачал головой.
— Ты такая нелепая.
Он мягко прижался прохладными губами к моему лбу, и комната завертелась. Запах его дыхания отключил все мысли в голове.
— Тебе объяснить, в каком смысле? — спросил он. Это был чисто риторический вопрос. Его пальцы медленно спустились вниз вдоль моего позвоночника, и я кожей почувствовала, как участилось его дыхание. Мои руки бессильно лежали на его груди, и я снова почувствовала головокружение. Он медленно наклонил голову и очень осторожно прикоснулся своими прохладными губами к моим. Его губы слегка раздвинулись, и я потеряла сознание.
— Белла! — встревожено позвал он, подхватив меня под руки.
— Ты… довел меня… до обморока, — упрекнула я его заплетающимся языком.
— Ну что мне с тобой делать? — яростно простонал он. — Вчера я поцеловал тебя — и ты на меня кинулась! А сегодня — отключилась!
Я вяло рассмеялась, позволив ему поддерживать меня, пока не прошло головокружение.
— Многовато проколов для того, у кого все получается, — вздохнул он.
— В этом вся проблема, — меня еще шатало. — У тебя все слишком хорошо получается. Слишком-слишком-слишком хорошо.
— Тебя тошнит? — спросил он, вспомнив про «группу крови».
— Нет — это что-то другое. Я не знаю, что случилось. — Я смущенно покачала головой. — Кажется, я забыла дышать.
— Тебе нельзя никуда ехать в таком состоянии.
— Я в порядке, — не согласилась я. — Твои родственники все равно решат, что я больная, так что какая разница?
Он долгим взглядом попытался оценить выражение моего лица.
— Мне безумно нравится сочетание этого оттенка синего с твоей кожей, — неожиданно выдал он. Я покраснела от удовольствия и отвернулась.
— Слушай, я правда очень стараюсь не думать о том, что сейчас собираюсь сделать. Так что давай уже поедем, ладно? — попросила я.
— И ты волнуешься не потому, что тебя тащат в дом, полный вампиров, а потому, что ты боишься этим вампирам не понравиться, верно?
— Да, ты прав, — немедленно ответила я, желая скрыть свое удивление тем, как небрежно произнес он запретное слово.
Он покачал головой.
— Что-то невероятное.
Пока он вел пикап в сторону выезда из города, я вдруг осознала, что не знаю, где он живет. Мы миновали мост через реку Калауах, и дорога повернула на север. Мелькавшие мимо дома располагались все дальше от дороги и становились все больше по размеру. Потом ряд домов закончился, и с обеих сторон потянулся влажный лес. Я все думала, начать ли задавать вопросы или посидеть тихо, как вдруг он свернул на проселок. Дорога, еле различимая в зарослях густого папоротника, была без указателя. Лес наступал с обеих сторон, и дорога, которая вилась змеей, огибая огромные древние деревья, была видна лишь на несколько метров вперед.
Наконец, в густых лесных зарослях показался просвет, и мы неожиданно выехали на небольшой луг (или, возможно, газон). Лесной сумрак царил даже здесь, на открытом пространстве, так как шесть первобытных кедров своими широкими кронами закрывали от солнца целый акр. Деревья простирали ветви прямо к стенам дома, и благодаря постоянной тени и сырости портик, огибавший первый этаж, пришел в полную негодность.
Не знаю, что я ожидала увидеть, но только не это. Изящному трехэтажному дому могло быть лет сто — он принадлежал к той породе вещей, что неподвластны течению времени. Простой прямоугольной формы и прекрасных пропорций, дом был окрашен в мягкий, словно выцветший белый цвет. Его двери и окна были такими же старыми, как стены (или, возможно, искусно отреставрированными). Я не видела поблизости ни одной машины, кроме своего пикапа. Где-то рядом слышался шум реки, скрытой темным пологом леса.
