Стефани Майер - Сумерки
— Нет, конечно.
— Что еще хочешь узнать?
— Почему ты можешь читать мысли — только ты один? А Элис — видеть будущее… почему так случилось?
В темноте я почувствовала, как он пожал плечами.
— Мы сами не знаем. У Карлайла есть теория… он думает, что мы приносим в следующую жизнь какие-то преобладающие в нас человеческие черты, и они многократно приумножаются — так же, как обостряются, например, наши слух и обоняние. Он думает, что человеком я уже был восприимчив к мыслям окружающих, а Элис обладала даром предвидения.
— Что он сам и остальные принесли в следующую жизнь?
— Карлайл — сострадание. Эсме — способность страстно любить. Эмметт принес силу, Розали… — несгибаемость. Ну или можешь назвать это ослиным упрямством, — коротко засмеялся он. — Вот Джаспер — очень интересный экземпляр. Он был очень харизматичен в прошлой жизни, мог влиять на окружающих так, что они начинали видеть мир его глазами. А сейчас он может управлять эмоциями тех, кто рядом с ним — например, утихомирить массовую драку или наоборот, завести сонную толпу. Это очень изысканный дар.
Я размышляла о невозможных вещах, которые он описывал, стараясь понять. Он терпеливо ждал.
— А с чего все это началось? Я имею в виду — Карлайл изменил тебя, кто-то, должно быть, изменил его, и так далее…
— Ну, а ты как появилась? Эволюция? Или акт творения? Не могли ли мы возникнуть в результате эволюции, как другие виды хищников и жертв? Или, если ты, как и я, не склонна верить, что этот мир вдруг взял и возник сам по себе, так ли сложно предположить, что одна и та же сила создала нежную рыбу-ангела и акулу, детеныша тюленя и касатку-убийцу, то есть, оба вида вместе?
— Давай скажем прямо — это я детеныш тюленя, да?
— Да.
Он засмеялся, и что-то коснулось моих волос — его губы?
Я хотела повернуться к нему, чтобы точно убедиться, что это были губы, но нужно было вести себя хорошо. Мне не хотелось доставлять ему новые неудобства.
— Ты уже готова заснуть? — спросил он, прерывая короткое молчание. — Или есть еще вопросы?
— Еще пара миллионов.
— У нас есть завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… — напомнил он мне. Я улыбнулась, погрузившись в эйфорию от этой мысли.
— Ты уверен, что не исчезнешь утром? — мне хотелось быть уверенной. — В конце концов, ты же просто миф.
— Я тебя не покину.
Кажется, он обещал это.
— Можно еще вопрос, последний?
Я покраснела. И темнота бы не помогла — он, должно быть, ясно ощутил внезапный жар моей кожи.
— Что такое?
— Нет, забудь. Я передумала.
— Белла, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Я не ответила, и он застонал.
— Знаешь, я думал, что со временем привыкну не слышать твои мысли и перестану переживать по этому поводу. Но становится все хуже и хуже.
— Это очень хорошо, что ты не слышишь мои мысли. С меня хватит того, что ты подслушиваешь меня по ночам.
— Ну пожалуйста! — в его голосе было столько убеждения, что трудно было устоять.
Я помотала головой.
— Если ты мне не скажешь, я буду думать, что это гораздо хуже, чем оно, возможно, есть на самом деле, — зловеще предупредил он.
— Пожалуйста! — снова умоляющим тоном.
— Ну ладно, — начала я, довольная, что он не может видеть мое лицо.
— Да, что?
— Ты говорил, что Розали и Эмметт скоро поженятся… Это значит… то же самое, что у людей?
Он не на шутку развеселился.
— Так ты про это?
Я заерзала, не в силах отвечать.
— Да, думаю, в общем, то же самое, — ответил он. — Я говорил тебе, что у нас остались все человеческие желания, просто другие желания, более мощные, заглушают их.
— А-а, — все, что я смогла сказать.
— Ты с какой-то целью спросила об этом?
— Да, мне хотелось знать… когда-нибудь ты и я… мы сможем…?
Он вдруг посерьезнел, судя по внезапной неподвижности его тела. Я, его зеркальное отражение, замерла тоже.
— Не думаю… что это для нас возможно.
— Потому что ты можешь не выдержать, если мы будем… так близки?
— Это, разумеется, тоже проблема, но я подумал о другом. Просто ты очень мягкая, очень хрупкая. Я вынужден просчитывать каждое свое движение, когда мы вместе, чтобы не поранить тебя. Я мог бы легко убить тебя просто по нелепой случайности. — Его голос превратился в тихий шепот. Он положил свою ледяную ладонь на мою щеку. — Если я что-то сделаю второпях… если хоть чуть-чуть ослаблю внимание, может оказаться, что я захочу прикоснуться к твоему лицу, а по ошибке проломлю тебе череп. Ты не понимаешь, до чего ты ломкая. С тобой рядом мне нельзя будет забыться ни на секунду.
Он ждал моего ответа, и, поскольку я молчала, встревожился.
— Ты испугалась? — спросил он.
Я подождала с минуту, чтобы не сказать неправды.
— Нет, все в порядке.
Он, казалось, что-то обдумывал.
— Знаешь, мне тоже интересно… — начал он, голос его зазвучал более легкомысленно. — Ты когда-нибудь?.. — он оборвал фразу, надеясь, что я и так пойму.
— Конечно, нет. — Я покраснела. — Я же говорила, что еще никогда у меня не было таких чувств ни к кому, даже близко.
— Я знаю. Я спрашиваю потому, что читаю мысли других и знаю, что любовь и желание не всегда ходят рука об руку.
— Для меня всегда. Именно в таком сочетании они для меня и существуют, — вздохнула я.
— Это прекрасно. У нас есть, по крайней мере, одна общая черта.
Он действительно был очень доволен.
— Твои человеческие инстинкты… — начала я. — Ты вообще находишь меня привлекательной в этом смысле?
Он засмеялся и слегка потрепал мои почти высохшие волосы.
— Я же мужчина, хоть и не человек, — заверил он меня.
Я невольно зевнула.
— Теперь я ответил на все вопросы, давай спи, — велел он.
— Не знаю, смогу ли.
— Хочешь, чтобы я ушел?
— Нет! — почти вскрикнула я.
Он засмеялся и вновь принялся мурлыкать ту самую незнакомую колыбельную — глас архангела, еле слышно трубящего в мое ухо.
Небывало длинный день, полный эмоционального и умственного напряжения, вымотал меня гораздо сильнее, чем я смела признаться самой себе. Я тут же провалилась в сон в холодных объятиях Эдварда.
Неяркий свет еще одного пасмурного утра в конце концов разбудил меня. Я проснулась с мутью в голове, моя рука неловко лежала на лице, прикрывая глаза. Что-то властно пыталось ворваться в мое сознание — может быть, недосмотренный сон? Я со стоном повернулась на другой бок, надеясь еще поспать. Вдруг неожиданно нахлынули воспоминания о вчерашнем дне, и я окончательно проснулась.
