Александра Кравченко - Муж во временное пользование
— Не волнуйся. Слава Богу, ты уже в какой-то степени застрахована от нападений.
Нина ответила ему удивленным взглядом.
— Теперь не в их интересах тебя убирать, — пояснил Ярослав. — Твои показания уже зафиксированы. Устранять тебя после этого — значит, признавать, что ты сказала чистую правду. На такое компания Хустовского не пойдет.
Через минуту Ярослава тоже вызвали в кабинет Григоренко, чтобы он дал показания в качестве свидетеля.
Еще раз прокрутив в памяти свой разговор со следователем, Нина осталась довольна собой. Кажется, она нигде не сбилась и все сказала правильно. Теперь не мешает проработать варианты своего поведения на очных ставках. Все обвинения Олега необходимо свести на нет и сделать это убедительно, твердо. Нина вдруг поняла, что входит в азарт «борьбы», чего никогда не случалось с ней раньше, в прошлой жизни. «Прошлая жизнь», с ее уютным библиотечным мирком, уплывала прочь, становилась лишь воспоминанием.
Когда они с Ярославом возвращались домой, уже наступил вечер. Уходящий день был так полон событиями, бурными эмоциями, частой сменой настроений, что Нина даже рассмеялась, подумав об этом и сделав вывод, что сегодня она жила полной жизнью.
— Чему ты смеешься? — удивился Ярослав.
— Просто у меня опять поднялось настроение. Казалось бы, я сейчас должна чувствовать себя, как выжатый лимон, но это не так. У меня словно ниоткуда взялась энергия. И у тебя тоже? Я же вижу, как блестят твои глаза. Нам предстоит сегодня бурная ночь. Ведь хождение по лезвию ножа всегда обостряет страсть. Я права?
И вдруг, остановившись посреди тротуара, Нина поцеловала Ярослава. Он обнял ее, прижал к себе, и в ту же секунду Нина почувствовала, как напряглось его тело. Почти бегом они бросились к машине и всю дорогу ехали молча, поглядывая друг на друга блестящими, нетерпеливыми глазами. Уже в лифте они стали целоваться как сумасшедшие, а, едва войдя в квартиру, накинулись друг на друга, словно жаждущий путник на родник в пустыне.
Глава девятнадцатая
Проснувшись утром, Нина несколько минут лежала с закрытыми глазами, снова мысленно переживая подробности прошедшей ночи.
Любовь Ярослава каждый раз открывала ей что-то новое и в нем, и в самой себе.
Раньше Нина полагалась на его опыт, чувствуя себя теоретиком и учеником мастера. Теперь же сама становилась изобретательной и страстной жрицей любви.
Безумная ночь прошла, и Нина с трудом возвращалась в реальность из заоблачного мира осуществленных желаний. Ее переполняла нежность и, вместе с тем, печаль. Ей хотелось верить, что впереди будет много дней и ночей любви, но она знала на собственном опыте, как изменчива судьба, как хрупка человеческая жизнь…
Сейчас, в утреннем свете, Нина думала и о последствиях прошедшей ночи. Ей хотелось, чтобы частица этого прекрасного безумия осталась в ней, в ее теле. Она была почти уверена, что в такую ночь должна зародиться новая жизнь.
— О чем ты думаешь? — голос Ярослава прозвучал у самого уха, и тут же его губы нетерпеливо заскользили по ее плечам, груди.
— О том, что жизнь продолжается, — сказала Нина, отвечая ему такими же поцелуями. — И наша любовь… она должна подарить нам новую жизнь. Понимаешь?
— Ты говоришь о ребенке? — Ярослав оперся на локоть и посмотрел Нине в глаза… — Ты думаешь, что…
— Да. Я верю, что он начал зарождаться. Именно сейчас у меня самые благоприятные дни для зачатия. И эта ночь… кажется, я вся раскрылась тебе навстречу.
— Да, любимая, я это почувствовал. Впервые твое тело так отвечало на мою любовь. Я счастлив, что пробудил в тебе женщину. Это сводит меня с ума, а иногда… чуточку пугает. Как бы мне не пожалеть, что я сам развратил тебя.
Последние слова Ярослав пробормотал сквозь зубы, откинувшись на спину и прикрыв глаза.
— Ты меня не развратил, а… раскрепостил, — возразила Нина, склонившись над ним и трогая губами его лицо.
И вдруг Ярослав вскочил, прижал Нину к себе и посмотрел ей в глаза обжигающим взглядом.
— Если ты когда-нибудь мне изменишь… Если я узнаю, что ты с кем-то так, как со мной…
Его голос звучал глухо и хрипло, и Нина даже обрадовалась, почувствовав неподдельную искренность порыва Ярослава.
— Только не смейся надо мной. Для меня это слишком серьезно.
— И для меня это не шутки. Уж поверь! Если я когда-нибудь узнаю, что ты, Ярослав, с кем-то… о-о, тебе тоже мало не покажется!
— За меня можешь быть спокойна. Я всего в жизни повидал и перепробовал, а потому все о себе знаю. И я уж точно уверен, что кроме тебя мне никто в мире не нужен. А вот ты… ты еще, может быть, и себя-то толком не знаешь.
— Боишься, что, став опытной женщиной, я захочу еще кого-то кроме тебя? — в фиалковых глазах Нины мерцали таинственные, лукавые искорки.
— Говорят, такое случается с женщинами.
— Говорят!.. Это говорят те мужики, которые сами не умеют любить. И женщины от них уходят не в поисках приключений, а потому, что им не хватает любви. Но тебе опасаться нечего… если, конечно, сам не изменишься.
— Охотно верю твоим словам, потому что мне хочется верить, — вздохнул Ярослав, с нежностью взяв ее лицо в свои ладони.
Потом, когда они встали, Нина вспомнила о похоронах Игоря и загрустила.
Ей хотелось думать о счастье, о будущей жизни, но реальность не оставляла места сладким грезам. Воспоминание об Игоре не позволяло расслабиться и уйти от борьбы.
Сегодня на похоронах она, наверное, увидит Таню. Эта женщина так много потеряла в жизни… Надежда на будущее материнство заставляла Нину особенно остро чувствовать горе той, пока еще незнакомой Татьяны, которую ей так хотелось поддержать.
На похоронах Игоря было много журналистов. Одни пришли как его друзья и коллеги, но для большинства, это была работа — каждый готовил для своей газеты или телепередачи репортаж о нашумевшем в городе событии. Немало было и милиции. Но Нина не замечала ни вездесущих камер и микрофонов, ни милицейских форм, ни официальных представителей. Ее взгляд все время устремлялся к толпе ближайших родственников, окруживших гроб. Среди них она сразу же заметила тоненькую фигуру в строгом черном платье и косынке из черных кружев. В толпе она стояла одна: никто не брал ее под руку, не обнимал за талию, не говорил утешительных слов. Даже в самой осанке женщины, в своеобразном наклоне головы, в стиснутых руках было столько одиночества и потерянности, что Нина сразу же поняла: это она, Таня.
Дернув Ярослава за руку, Нина шепотом спросила:
— Татьяна там?
— Да, она стоит немного в стороне.
— Ты правильно о ней сказал когда-то: «Хрупкая, как Офелия». Я ее сразу же узнала. Давай к ней подойдем.
