А. Харрисон - Тихая жена
Тодд выходит из магазина без покупок и выезжает на скоростную дорогу, окна опущены, играет «Все равно»[2]. Он поет только в машине, когда не слышит сам себя благодаря шуму ветра и двигателя. Он знает все песни с этого альбома наизусть и горланит, набирая скорость. Альбом вышел двадцать лет назад, когда Тодд был юным наглецом, опьяненным собственными возможностями и обещаниями. Он познакомился с Джоди в том году, когда «Нирвана» вытеснила в хит-парадах Майкла Джексона, и теперь каждая их песня для него все равно что машина времени, переносящая его обратно, в грохочущую музыку его любви.
Впервые он увидел ее на Стейт-стрит, когда их столкнувшиеся машины перегородили обе полосы, идущие на восток, так что все движение встало, машины гудят, вокруг собралась толпа, льет дождь, ее мокрые волосы прилипли к лицу, майка тоже насквозь, так что вверх от пояса она все равно что голая. Несмотря на ее ослепительные груди – небольшие, но идеальной формы, соски под проливным дождем вздымались как пинакли, больше Тодда поразило то, как она держала себя, насколько была спокойна и невозмутима, полна королевского достоинства. Ни до ни после он не встречал женщину, хотя бы наполовину столь же царственную, как Джоди.
Прибыв на строительную площадку, он видит Клиффа в пыльной спецовке, с обвисшим ремнем для инструментов, он стоит и курит. Вообще Клифф крупный мужчина, разговаривает медленно, и когда он стоит, всегда кажется, что он пускает корни. Он ровесник Тодду, но его косматые седые усы добавляют ему лет десять. Когда подъезжает водопроводчик, они все втроем заходят в дом и осматривают квартиры. Разговор крутится вокруг труб, канализации и всякого прочего в том же духе – тема интересная, если вы Тодд Джереми Джилберт из «Ти-Джей-Джи Холдингз» и в кредитах по самые уши. Он купил буквально заброшенное строение, оставшихся жильцов ему пришлось выгнать, что его не особо порадовало, но теперь дом хоть начал на что-то походить. Они натыкаются на рабочих, выносящих старую проводку и ставящих новые перекладины, и надо сказать, что работа не кипит так живо, как хотелось бы Тодду. Хотя он работает с Клиффом уже почти двадцать лет, ему до сих пор приходится все контролировать. Издержек, выплачиваемых им ежедневно лишь для того, чтобы здание могло оставаться в его собственности и чтобы его не трогали банки и муниципалитет, хватило бы, чтобы целый год содержать какую-нибудь африканскую деревеньку.
Направляясь обратно в город, Тодд звонит Наташе с надеждой, что она согласится с ним пообедать, но она уже как раз ест сэндвич.
– Ты ешь сэндвич во время нашего разговора?
– Пока разворачиваю, скоро откушу кусочек.
– Отложи его на потом, сходим к Франческе.
– Не могу. Мне на занятия.
– А после работы встретимся?
– Я буду сидеть с детьми с четырех до семи.
– Я подъеду.
– Плохая идея.
– Позже я занят, ты же знаешь.
– Давай завтра пообедаем вместе.
– Это же значит, что я сегодня тебя не увижу.
– Разве не переживешь?
– Что у тебя за сэндвич?
– Ржаной хлеб с салями. В «Мэнниз» купила. С двойной горчицей.
– Ты сидишь?
– Я же сказала, на занятия иду.
– Прямо сейчас идешь?
– По Морган на север. Только что прошла библиотеку. И я опоздаю, если мы сейчас же не попрощаемся.
– Расскажи, в чем ты.
Наташа притворяется, будто недовольна, но Тодд знает, что ей это нравится. Такое тонкое внимание с учетом ее индивидуальности и эротический подтекст. Он воображает себе ее тугой рюкзак, как лямки обхватывают плечи, как ее идеальные зубы впиваются в мягкий хлеб с мясной прослойкой. Она уже на последнем курсе, весной получит степень бакалавра в области истории искусств. О работе Наташа еще не задумывалась; ей хотелось бы выйти замуж и завести семью. И по этому поводу она сказала ему, что из него бы получился прекрасный отец. Тодда очень вдохновляет подтекст этого заявления – что она не бросит его ради кого-нибудь помоложе, – но сам он не думает о будущем, лишь признается себе, что с Наташей у него не просто короткий роман, а нечто иное. Флинг[3] для него как спорт, форма отдыха, не мешающая привычной жизни, не сбивающая с курса. А эти отношения хаотичны, требовательны, вызывают привыкание и внушают опасения. Иногда Тодд клянется себе, что прекратит изменять, но вообще он сравнивает себя с утопающим, влюбившимся в силу течения.
Уехать на выходные было ее идеей. Наташа нашла пригородный пансион на Фокс-ривер, семнадцать акров леса, бассейн с подогревом, шеф-повар из Франции, сама забронировала номер и уговорила Тодда поехать. Там они смогут вернуться в постель после завтрака и вместе принять душ перед ужином. Смогут отправиться в лес и заняться любовью на залитой солнцем поляне. В отличие от привычных перекусов тайком они смогут удовлетворить свои аппетиты неспешно… и так далее, и тому подобное.
«Или ты предпочтешь остаться дома с Джоди?» – спросила Наташа.
Тодд предпочел бы, чтобы она Джоди в это не вмешивала. Их совместная жизнь не имеет к этому никакого касательства, это все равно что параллельная вселенная, где все всегда идет гладко и так будет продолжаться и впредь, это нечто безупречное, трогательно уходящее в прошлое и обещающее благоустроенное будущее. Однажды он допустил ошибку, сказав Наташе, что Джоди в постели все равно что холодная манная каша. Он не хотел принизить Джоди, скорее, подбодрить Наташу. Тодд мужчина щедрый, он легко принимает чужое несовершенство, особенно когда дело касается женщин. У него словно особый дар принимать все, как есть, и работать с этим. Принимать все в Джоди. Принимать все в Наташе.
Например, ему приходится мириться с тем, что у Джоди несколько научных степеней. Она не просто бакалавр, как Наташа, Джоди защитила еще и докторскую и пару магистерских. Тодду не мешает то, что она такая умная, но бесит, что ребята все время его подкалывают, будто Джоди выше его. Хотя он сам никогда не видел в этих степенях однозначной ценности. Образование – это залог некоторых возможностей – без него выше вероятность, что пойдешь работать в «Макдональдс». Но святой Грааль в Америке – деньги, а не диплом.
Наташа заходит пообедать в английский паб, превозмогая в себе желание взять пиво. Когда Тодд возвращается в офис, Стефани отдает ему прейскуранты, которые он просил найти, а также список людей, которым надо позвонить. Он разговаривает с ними, растянувшись на диване, а потом засыпает. В полпятого просыпается и отправляется в спортзал.
Тодд начал ходить туда недавно. Сначала – чтобы побороть депрессию, поскольку врач сказал, что в ходе интенсивных тренировок вырабатываются эндорфины, собственные анальгетики организма. Поначалу ничего подобного он не ощущал, да и проходить мимо бара по пути в спортзал было непросто, но после встречи с Наташей все изменилось. Теперь Тодд занимается с тренером, и с гирями, а не на тренажере, носит бинты на запястьях и спортивные майки.
После часа напряженной работы он чувствует прилив энергии и легкое возбуждение. Приняв душ, обматывает бедра полотенцем и звонит Наташе, хотя в раздевалке полно народу и нет никакой возможности для интимной беседы. По сути, приходится контролировать даже мысли, ведь он не хочет размахивать флагом своей страсти в комнате, полной голых мужиков.
Тодд выжидает, когда она трижды скажет «алло», и только потом здоровается.
– Ты что, извращенец? – спрашивает Наташа.
– Так и есть, – соглашается он.
– Ты же знаешь, что у меня определитель номера.
Тодд решает, что в следующий раз позвонит с автомата.
Поручив свой «Порш» лакею, он входит в фойе «Дрейк Хоутел». Дин Ковакс уже здесь, в баре. Этот винтажный ночной клуб с кожаными креслами цвета бургундского вина, сверкающим деревом и старосветской мужской изысканностью – все равно что второй дом, комфортный и соблазнительный. Сейчас он буквально ломится от желающих отдохнуть после работы, лирический шум голосов то нарастает, то стихает. Тодд пробирается к Дину, похлопывает его по спине и садится на свободный стул слева от него, тоже больше походящий на кресло.
– Привет, дружище, – говорит Дин, делая последний глоток бочкового пива. – Я тут начал без тебя.
– Ах ты старый подлец. На шаг впереди меня.
– Я всегда был на шаг впереди тебя, дружище, – он машет рукой бармену и показывает два пальца.
Дин набрал вес и теперь, с круглым лицом и двойным подбородком, стал походить на ребенка с пухлыми щечками. На нем легкий синий костюм, не требующая глажки рубашка, края которой расходятся на пузе, хотя не видно ничего более страшного, чем чистая белая майка. Галстук он снял и убрал в нагрудный карман пиджака. Последние двенадцать лет Дин руководит отделом сбыта компании, производящей пластмассу, и весьма доволен своей работой.
Бармен ставит перед ними две кружки пива. Тодд жадно делает большой глоток, потом вытирает пену с губ тыльной стороной ладони. Он так устал после тренировки, что хочется просто расслабиться, впитывая алкоголь и атмосферу бара. Дин – продавец по природе своей, так что Тодду достаточно лишь спросить о выручке, и его будет уже не остановить. «Когда мы виделись последний раз, у нас был спад», – друг заглатывает наживку и начинает рассуждать об удельном весе на рынке, конкурентоспособности, и Тодд может отдыхать, слушая вполуха. Ему было бы интереснее узнать о продукции и развитии компании – даже про пластмассу можно сказать много любопытного, – но Дина вдохновляют цели, квоты, доходы и перспективы.
