Татьяна Устинова - Мой генерал
Паника, скрученная у горла в спираль, потихоньку таяла, как будто оказалась ледяной.
— Ты сказала, что ловить мальков в луже — гнусно.
— А ты сказал, что не глушишь их динамитом.
— Нам надо разобраться со всеми делами, — вдруг сказал он серьезно, — и заняться нашими собственными. И я должен тебя попросить.
— Что?..
— Пока мы не закончили, постарайся не устраивать мне сцен, ладно? Я пугаюсь и не могу нормально думать.
Марина открыла и закрыла рот.
Никогда в ее жизни не было человека, который мог бы будничным тоном попросить ее «не устраивать сцен».
Впрочем, и от этого человека она только что чуть не сбежала. Как это он успел ее поймать и вернуть?
— Я постараюсь, — пообещала она тоном первоклассницы, которая клянется больше «никогда-никогда» не лезть на школьный забор.
Тучков Четвертый ловко вынул ее из халата и за руку повел в сауну, и тут выяснилось, что она очень замерзла, даже зубы застучали, и они долго грелись, шушукались, тянули пиво, молчали — и все это оказалось так легко!
В корпус «люкс» Марина брела за Федором, спотыкаясь и чуть не падая. Ей очень хотелось спать, так что в глазах плавали темные круги — от сауны и переживаний.
На широкой лестничной площадке с ковром и креслом Федор вдруг остановился. Марина немедленно привалилась к нему — засыпать.
— Стой, — приказал он негромко, отлепил ее от себя и заглянул вниз.
На два лестничных пролета ниже, в холле первого этажа, резались в пинг-понг. Цокал мячик, топали ноги, болельщики ревели и хохотали, игроки вскрикивали победно и коротко и выли протяжно и разочарованно.
— Господи, неужели ты еще хочешь играть? — пробормотала Марина, старательно тараща слипающиеся глаза.
— Нет.
Он еще заглянул через полированные перила, подвел ее к креслу и усадил.
— Подожди меня.
С нее мигом слетел весь сон.
— Ты куда?
— В номер к Павлику Лазареву.
— Зачем тебе к нему в номер?!
— Мне нужно.
— А… Павлик дома?
Федор усмехнулся коротко:
— Павлик играет в пинг-понг. Слышишь, орет? Я быстро.
— У тебя есть ключи?
— Мне не нужны ключи.
— А как ты туда войдешь?
— В дверь, — ответил Тучков сердито.
— А ты знаешь, где он живет?
— Мы же утром смотрели тетрадь регистрации! Там не только номера его машины, но и номер его комнаты, Маруся. Не задерживай меня. Счет пять-три, у меня есть минут десять.
— Я с тобой, — решительно объявила Марина.
— Мне некогда с тобой спорить.
— Вот именно. — Она выбралась из кресла. — Куда? Налево, направо?
— Направо, черт возьми.
— Пошли. Какой номер?
Федор помолчал, и она поняла, что он ругается — про себя, конечно!
— Двести пятидесятый.
Ковровая «кремлевская» дорожка глушила шаги.
— Вот смотри, здесь. Только ключа-то у нас нет!
Федор Тучков сунул ей в руки оба рюкзака — один из них был очень мокрый, — оглянулся, как заправский жулик, и присел на корточки перед номером двести пятьдесят. В пальцах у него оказалась давешняя проволока, которая вонзилась в коня по имени Мальчик. Он держал ее как-то странно, как будто сигарету, и ковырялся очень недолго.
За поворотом коридора послышались голоса. Кто-то шел к ним.
Марина оглянулась, потом вновь посмотрела на Федора. Он продолжал ковыряться.
Раз, тихий щелчок, и дверь открылась.
— Быстрей. Входи.
Он бесшумно затолкал ее внутрь и прикрыл за собой дверь. Под дверью протопали резвые ножки, и какие-то барышни — те, о которых Федор Тучков говорил, что они «райские цветы», — промчались мимо. По недалекой деревянной лестнице обрушился град из барышниных каблуков.
— Федор, смотри, тут что-то на полу.
Бумажный, сложенный вдвое листок белел под ногами. Марина на него наступила.
Тучков прошел в чужую комнату, как в свою собственную, вышел на балкон, огляделся и вернулся. Марина подняла листок.
— Что там?
— «Ничего не получается, уезжай. В.», — прочитала Марина. — Господи, Федор, это записка!
— Я догадался.
— Значит, все-таки он, — выговорила она и взялась за лоб. — Но он не мог утопить твоего Чуева, потому что он только вчера приехал!
— Чуев не мой. — Федор Тучков зашел в комнату, открыл гардероб и стал там шарить.
— Павлик не мог утопить твоего Чуева, и Вадима он не мог убить. Потому что его там не было! Не было! Он появился только потом, когда Вадим уже упал. Там были Оленька и Геннадий Иванович! И коробок ты нашел! Тот коробок, Геннадия Ивановича!
Федор вытащил из гардероба какие-то штаны и внимательно их осмотрел.
— Что ты ищешь?
Он молча сунул штаны на место.
— Что? Пистолет?
— Или следы его присутствия.
Под дверью снова раздались шаги. На этот раз неспешные, солидные. Марина замерла.
Стук в дверь обрушился на нее, как первый удар грома, возвещающий о божественном правосудии.
Федор замер перед распахнутым гардеробом, но лишь на секунду, а потом опять стал копаться. Марина зажмурилась и перестала дышать.
— Павлик! — позвала из-за двери Валентина Васильна. — Павлуш, ты спишь, что ли?! Сыночек!
Рюкзак поехал из липких от страха ладоней, и Марина поняла, что сейчас она его непременно уронит. Федор мельком глянул на нее.
Валентина еще раз приналегла на дверь и забарабанила изо всех сил. Марина перехватила рюкзак и поддержала его коленкой, чтобы не уронить. Нежная мать потопталась под дверью, а потом ушла — тяжелые шаги отдалились и замерли.
— Что на нем было, когда он пугал тебя пистолетом? — как ни в чем не бывало спросил Тучков Четвертый.
— Шорты, кажется, — просипела Марина и все-таки уронила рюкзак. Он упал с мокрым мягким звуком. — Мы утром его видели в этих шортах, на стоянке. Помнишь?
Ни слова не говоря, Федор Тучков закрыл гардероб и оглядел кресла. В креслах тоже валялась какая-то одежда, и он стал проворно в ней копаться, как собака в куче мусора.
— Федор, пошли отсюда.
— Угу.
Марина прислушивалась так, что звенело внутри головы.
— Федор?
— Сейчас.
— А записка? Что с ней делать?
— Пусть лежит, где лежала. Оставь.
Шаги надвинулись внезапно и очень быстро, неожиданно быстро. Зазвучали голоса.
— Черт побери, — пробормотал Тучков едва слышно.
— Павлик, а я решила, что ты спишь, — говорила Валентина Васильна в коридоре, с каждой минутой все ближе и ближе, — упарился, да и завалился дрыхнуть, а ты в спорт играешь!
— Мам, у тебя есть поесть?
— Есть, как не быть. И колбаска, и сырок, и хлебушек, все есть. Кушать хочешь, да?