Паулина Симонс - Красные листья
— Такое могло случиться? В самом деле? — Джим произнес это с такой надеждой, с таким ожиданием, что Спенсер почувствовал почти физическое отвращение.
— Нет, — грустно проговорил Спенсер. — Нет. Но не бери это сейчас в голову. Мне важно знать: ты понял, наконец, насколько важны твои показания? А измерять ей сейчас температуру бесполезно. Даже вредно, Это ничего не даст. Ни тебе, ни нам. Она замерзла, и основательно, и уже девять дней пролежала под снегом на глубине больше метра.
— Но вам все же известно, когда она… — произнес Джим, и его голос дрогнул, как если бы эти слова было неприлично произносить в присутствии Кристины.
— …Когда она умерла? — закончил за него Спенсер, оценив деликатность Джима. — Ты думаешь, нам это известно? Нет, дружок, нам пока не известно ничего.
Джим стряхнул с ресниц слезы. Спенсер сделал знак служителю, что все закончено.
«Остается надеяться, что этот служитель не заснет где-нибудь в публичном месте, — подумал Спенсер, — иначе его обязательно примут за покойника и привезут сюда».
Серо-белое покрывало было расправлено, а затем скрыло ее ноги, обнаженную нижнюю часть тела, восхитительной формы окоченевшие груди и, наконец, лицо и влажные черные волосы. Спенсер поежился.
— Пошли, — произнес он. — Я, пожалуй, вот что сейчас сделаю: отправлю тебя домой. Мне нужно поговорить с твоими друзьями, Альбертом и Констанцией. А тебя я попрошу прийти завтра. В комнату Кристины заходить не смей. Завтра с утра мы проведем там обыск по всем правилам. Ты все понял? Иди домой и молись, чтобы все, что ты нам рассказал, подтвердилось. В этом твое спасение. А теперь пошли.
— Зачем ты это сделал? — прошептал Уилл по пути в машину. — Это же против правил. Мы были обязаны его задержать.
— Разве ты не видишь, — прошептал в ответ Спенсер. — Это же жалкий юнец, наложивший в штаны от страха. Я не верю, что это его рук дело.
— Не веришь? Почему?
— Потому, — сказал Спенсер: — Если он убийца, зачем ему было заходить потом в комнату Кристины? С какой целью? Это бессмысленно.
— Джим, — сказал Спенсер уже в машине, — мы заедем опять в полицейское управление, ты там побудешь немного, а потом пойдешь домой. Хорошо? Я только хочу спросить тебя еще раз: собака на праздники Благодарения была с тобой?
— Нет, — отозвался с заднего сиденья Джим.
Они возвратились в полицейское управление. Рабочий день уже закончился, и здесь почти никого не было. Альберт и Конни продолжали сидеть каждый в своей комнате.
Спенсер просунул голову в комнату Конни:
— Как дела?
— Господи! — воскликнула она. — Так долго.
— Еще только несколько минут. Хорошо? — сказал Спенсер. Сначала он хотел поговорить с Альбертом.
— Вы когда уходили, тоже говорили «только несколько минут», — проворчала Конни. — Послушайте, я хочу есть. У вас найдется что-нибудь?..
— Нет, Конни, у нас тут нет съестного, — сказал Спенсер, закрывая, дверь. — Здесь ведь не ресторан. — Тем не менее, он принес ей чашку кофе.
Они с Уиллом зашли к Альберту. Тот встретил их молча и внешне выглядел абсолютно спокойным. Казалось, вынужденное сидение в этой комнате его вовсе не тяготило. Спенсер знал, что внешняя собранность и спокойствие вовсе не означают спокойствия внутреннего. Это лишь качество характера. На часах было восемь. До окончания работы еще очень далеко, а Спенсер уже чувствовал себя изнуренным. Он поправил пистолетную кобуру, так чтобы можно было удобнее сидеть, а затем подумал и снял вовсе.
— Вам нужно, чтобы кто-нибудь ее опознал? — спросил Альберт.
— Ее уже опознал Джим Шоу, — медленно произнес Спенсер, открывая блокнот. — Теперь нам нужно, чтобы кто-то, желательно из родственников, завизировал протокол вскрытия, а потом позаботился об упокоении ее тела. Вы можете это взять на себя?
Альберт покачал головой и печально сказал:
— Я думал, может быть, вам нужно, чтобы кто-то еще осмотрел ее.
Некоторое время Спенсер его молча рассматривал.
— У нас есть положительное опознание, — произнес он, наконец. — Для этого нам никто больше не требуется.
Альберт пожал плечами, слегка пошевелился и устремил свой прямой взгляд на Спенсера. Спенсер смотрел на него. В манере Альберта вести себя, в том, как он смотрел прямо перед собой, в его своего рода стоицизме, было что-то впечатляющее, осмысленное. Не так уж часто в этой части страны умирают молодые люди. Это ведь не Нью-Йорк. И Кристина была не просто посторонним человеком, а приятельницей Альберта. Но, тем не менее, он был спокоен. Он не выглядел таким подавленным, как Джим, и не избегал взгляда Спенсера.
Спенсер еще только собирался заговорить, как его опередил Альберт. Он выразил огромное сожаление по поводу случившегося и сказал, что готов оказать любую посильную помощь.
— Хорошо, Альберт, мы, конечно, воспользуемся вашей помощью, — проговорил Уилл Бейкер, занимая место напротив Альберта, рядом со Спенсером.
— Джиму Шоу дались очень трудно и разговор с нами, и опознание, — добавил Спенсер.
— Это трудно для всех нас, не только для Джима, — сказал Альберт, и каким-то образом у Спенсера ни на мгновение не возникло сомнений, что Альберт говорит искренне. Спенсер включил магнитофон.
— Альберт, прежде чем мы перейдем к Кристине, расскажите немного о себе.
— Что бы вы хотели знать?
— Ну, во-первых, откуда вы?
— Клертон, Пенсильвания.
Спенсер кивнул:
— Никогда не слышал о нем. Где ваши родители?
— Не знаю. Может быть, все еще там. Я не имею с ними связи.
— Вы не имеете связи со своей матерью?
— Нет, не имею.
— Почему?
Альберт пожал плечами:
— Просто так.
— Но для вас было важно наколоть на своей руке ее инициалы.
— Она была моей матерью, детектив.
— А братья, сестры?
— Нет.
— Почему вы выбрали Дартмут?
Альберт слегка улыбнулся и с иронией сказал:
— Потому что мой отборочный тест был не настолько высоким, чтобы поступить в Гарвард.
Спенсер не улыбнулся и строго переспросил:
— Но почему именно в Дартмут?
Альберт перестал улыбаться и уже серьезно сказал:
— Я не выбирал Дартмут. Это он выбрал меня.
Магнитофон тихо шелестел, а Спенсер изучал Альберта.
Они сидели молча. Сейчас Альберт выглядел иначе, чем несколько часов назад. Как-то более симпатично. Причем все было на месте: и татуировка, и серьга, и длинные волосы, и непроницаемые черные глаза. Снаружи Альберт был собран и невозмутим, но и «внутри» Спенсер тоже страха пока не углядел. Ни страха перед ним, ни перед допросом, ни перед тюрьмой. Всем своим видом Альберт показывал, что ему нечего скрывать.
