Лаура Ван Вормер - Публичное разоблачение
Полагаю, это ужасно, но когда, подъехав к дому, я увидела машину Дага, мне захотелось завыть. Хотя у него все еще оставался ключ от моего дома, он им не воспользовался, а сидел на заднем дворе, бросая теннисные мячи на крышу моего дома.
— Привет, — сказала я.
— Привет, — последовал ответ.
Даг выглядел ужасно: небритый, глаза опухли.
— Извини, Салли, но я тебя люблю.
Сказал просто, протянув ко мне руки ладонями вверх.
— Ты встретила человека, по которому сходишь с ума, но я тебя просто не могу отпустить. Не могу.
Он говорил не как помощник прокурора. А как Даг, в которого я влюбилась много лет назад: неуверенный, но решительный, застенчивый, но целеустремленный.
— Пошли в дом, — пригласила я, и мы вошли в кухню. — Я приготовлю чай со льдом.
Даг сел за кухонный стол. Вид у него был такой, словно он впервые пришел в мой дом.
— Даг, — сказала я, — я не ведаю, что творю. — Он ничего не ответил. — Это правда, что я встретила человека. Но я не имею ни малейшего представления, к чему это может привести. — Я бросила старенький контейнер для льда в раковину. (Когда-нибудь разозлюсь и куплю себе новый пластиковый контейнер вместо металлического, который достался мне вместе с холодильником тысяча восемьсот двенадцатого года.) — Знаю только одно — что внесла непоправимое в наши отношения. Не уверена, что ты снова сможешь доверять мне.
Стоя у раковины, спиной к нему, я ожидала ответа. Он последовал незамедлительно:
— Буду. Потому что ты никогда больше так не поступишь. Я это знаю. Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза. Такой виноватой ты себя чувствуешь. К тому же, Салли, у нас никогда не было друг к другу твердых обязательств.
Я повернулась к нему.
— У меня перед тобой были.
— Скорее всего их не было, иначе не сошлась бы с другим.
Я снова повернулась к раковине, чтобы выложить лед в кувшин. Мне хотелось, чтобы Даг перестал быть таким милым.
— Произошло, как у меня было с Джейн, когда мы вместе работали, — сказал он. — Мне хотелось переспать с ней, помнишь?
Как забыть такое? Я ненавидела его за это, однако не винила. Потому что наша сексуальная жизнь была тогда в аномальной фазе. Страсть исчезла, осталась лишь привычка. Я и до сих пор не уверена, что у нас произошла перемена. То прилив, то отлив и еще что-то другое. Наши чувства перешли в иную стадию, серьезную, а тела разъединились. Я уже не могла отдать ему всю себя, даже если бы очень захотела.
— Все дело в том, — тихо начал он, — сможешь ли ты находить меня таким же привлекательным, как раньше, или во мне есть что-то, что тебя категорически не устраивает.
Дело не в этом. В Даге нет ничего такого, что не устраивает меня, однако я знаю, что, стоит мне пуститься в объяснения — чего ждал от меня Даг, — дело закончится признанием, как сильно я его люблю. А если мы заговорим о любви, то он поймет, что все еще держит меня на привязи, о чем я всегда говорила, когда мы снова сходились.
И конечно же, это будет самый легкий выход из положения, не правда ли? Быть благодарной Дагу за то, что он хочет, чтобы я вернулась, продолжать наслаждаться его любовью, что я и делала многие годы, и игнорировать чувство недовольства собой, которое я испытывала постоянно, когда мы сходились.
На этот раз мне этого делать не хотелось. Это несправедливо по отношению к Дагу. Это несправедливо и по отношению ко мне. Возможно, он даже не понимает глубины моего предательства. Я сделала это без капли сожаления, просто ради секса. К тому же даже не знала этого мужчину!
Конечно, мне хотелось убить Спенсера, потому что вчера я без проблем могла поговорить с Дагом и сказать ему, что нам не следует больше пытаться быть вместе.
Я люблю Дага как своего давнего бойфренда. Мне нравится заниматься с ним сексом. Но пылко увлечена идиотом Спенсером. И у меня такое ощущение, что я открыла для себя мир других людей, о существовании которых не подозревала.
Мне казалось также, что дело может кончиться тем, что я буду с обоими, потому что вся ситуация служит признаком того, что пыталась внушить мне мать, — я должна повзрослеть.
Правильно говорится, что сложные люди имеют сложные проблемы. Я решила, что с сегодняшнего дня мне следует проще относиться ко всему.
Я налила себе стакан чаю со льдом и села за стол рядом с Дагом. Скотти тыкался в меня мордой, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Могу сказать тебе, — начала я, — что не знаю, куда иду, но совершенно уверена, что не туда, где мы были вместе.
— Знаю. — Даг повесил голову.
Я взглянула на него, и тогда он улыбнулся чуть ироничной улыбкой и отпил ледяного чая.
— Я пришел сказать, что даю тебе шесть месяцев. Срок закончится в январе. До этого мы не будем встречаться, а затем поговорим и определимся: что мы чувствуем по отношению друг к другу. Если сможем быть вместе, я буду настаивать на нашем браке. Тогда мы решим, оставаться ли нам здесь или уехать жить в Нью-Йорк. А может, еще куда-нибудь.
Не знаю почему, но я расплакалась. Что подействовало на меня — усталость ли, слова Дага или раздражение, но слезы хлынули потоком. Раньше он говорил, что мысль, чтобы снова жениться, сродни горячему утюгу на грудь.
Конечно, к январю у такого человека, как Даг, может появиться несметное количество кандидаток, желающих заполнить вакуум. Я все больше начинала понимать, что этот вакуум не так уж и велик. Подруга, с которой можно переспать в ночь с субботы на воскресенье, это не жена.
Во всяком случае, я плакала потому, что слова Дага заставили меня вспомнить, как я любила его с нашей первой встречи.
«Ты должна повзрослеть, — нашептывал мне голос матери. — Поведение девчонки не сделает тебя счастливой».
«Бедная мама», — подумала я, взяв Дага за руку.
Вскоре мы уже обнимались, прощаясь. Когда Даг ушел, я снова заплакала, и на этот раз слезы с моего лица утер Скотти.
Наконец я умылась, собралась с духом и прошла в гостиную, чтобы приступить к работе. В это время зазвонил телефон, и я, дура, схватила трубку.
— О, Салли, слава Богу, что застал тебя. Я в ужасном состоянии. Я оставил тебе сотню сообщений.
Я взглянула на автоответчик и по сигналам определила, что их было восемь. Я начала понимать, что Спенсер мастак преувеличивать и драматизировать.
— Я должен был рассказать тебе о Верити, — выпалил он. — И ты наверняка должна понять, почему я был так напуган… ну, после того, как мы вместе провели ночь, едва зная друг друга. Я был совершенно уверен, что ты убежишь и никогда ко мне не вернешься.
Контраст его слов с разговором Дага, состоявшимся час назад, не в пользу Спенсера. Он лепетал как несмышленый угловатый подросток. Его мать, думаю, тоже давно советовала ему повзрослеть.
