Лиза Клейпас - Обольсти меня на рассвете
Уин хотела сказать ему, что она рада тому, что он не готов на такие жертвы. Она была счастлива, безумно счастлива, оттого, что он любил ее как мужчина женщину, со страстью, которая не оставляла места ничему другому. Но, еще до того как она успела ему об этом сказать, Меррипен намылил руку и скользнул ладонью между ее бедрами, касаясь того места, где все еще побаливало.
Он прикасался к ней с любовью. И по-хозяйски уверенно. Глаза ее наполовину закрылись. Его палец скользнул внутрь. Свободной рукой Меррипен обнял Уин, поддерживая спину, и она безвольно опустилась на его предплечье, откинув голову на твердую грудь. Даже это вторжение отзывалось болью. Плоть ее еще не привыкла к этому. Но горячая вода успокаивала, и Меррипен был так нежен и ласков, что она расслабилась, согретая животворным теплом.
Уин вдыхала утренний воздух, смягченный горячим паром, напоенный запахом ароматного мыла, дерева и меди. И опьяняющим ароматом ее любовника. Она повернула голову, скользнув губами по его плечу, ощущая солоноватый вкус его кожи.
Его теплые пальцы поглаживали ее, покачиваясь в воде, словно стебли речного камыша. Его умные пальцы очень скоро обнаружили, где ей сильнее всего хотелось их почувствовать. Он играл с ней, раскрывая ее, медленно исследуя выпуклую мягкость чувствительных мест внутри. Вслепую она протянула руку и перехватила его крепкое запястье. Под пальцами она ощущала движение суставов. Он вошел в нее двумя пальцами, большим пальцем совершая круговые движения, нежно прикасаясь к ней.
Раздался плеск воды — Уин начала ритмично приподниматься, толкаясь снизу вверх, навстречу его ладони. Третий палец оказался внутри, она напряглась и вскрикнула, протестуя — это было слишком много, она не могла… Но он прошептал, что она может, что она должна, и осторожно растянул ее там, ловя губами ее стоны.
Уин чувствовала, что теряет ориентацию в пространстве и времени. Распахнутая навстречу его руке на своем водяном ложе, она отдалась на волю ощущений, которые дарили его пальцы. Она чувствовала себя жадной и необузданной в своем греховном желании получить еще и еще больше наслаждения, которое заставляло забыть обо всем на свете. Лишним тому доказательством было то, что она его даже слегка поцарапала, цепляясь за его запястье, и он тихо застонал, так словно ему это было приятно. Крик сорвался с ее губ при первом пароксизме разрядки. Она попыталась сдержать этот крик, но уже следующий рвался из горла, за ним следующий, и по воде бежала рябь от сотрясавшей ее дрожи. Оргазм удлинялся за счет того, что Меррипен продолжал, повинуясь ее ритму и деликатно усиливая его, проталкивать в нее пальцы до тех пор, пока она не обмякла, тяжело дыша.
Усадив Уин в ванне так, чтобы она спиной прислонилась к краю, Меррипен ненадолго оставил ее. Она отмокала в горячей воде. Ей было слишком хорошо, чтобы обратить внимание на исчезновение Меррипена. Тем более ей не пришло в голову спросить у него, куда он пошел. Вернулся он с большим полотенцем и, наклонившись, подхватил ее на руки как ребенка и поднял, достав из ванны. Поставив ее на ноги, он принялся ее вытирать. Она стояла, не мешая ему ее вытирать и не вмешиваясь в процесс. Наклонившись к его плечу, чтобы он вытер ей спину, она заметила маленькие красные отметины на его коже, неглубокие, но все же отметины. Наверное, она должна была прийти в ужас от того, что сделала, извиниться перед ним, но все, чего ей хотелось, это повторить опыт. Еще раз попробовать его на вкус. Насладиться пиром. Это было так на нее непохоже, что Уин углубилась в себя, чтобы обдумать эту неожиданно обнаружившуюся сторону самой себя.
Меррипен отнес ее назад в спальню и уложил на только что застеленную свежим бельем кровать. Она скользнула под одеяло и стала, подремывая, дожидаться его прихода. Ждать, пока он вымоется и сольет воду из ванны. Такого блаженства она не испытывала много-много лет. Ощущение ее было сродни тому, которое она испытывала ребенком, когда просыпалась рождественским утром. Она тихо лежала в кровати, предвкушая все то замечательное и радостное, чему вскоре предстояло произойти, и сердце ее переполнялось радостью предвкушения.
Уин приоткрыла глаза, почувствовав, что Меррипен забрался в постель и лег рядом. Тело его показалось Уин почти горячим по сравнению с прохладой простыней. Подвинувшись к нему, чтобы устроиться поуютнее у него на плече, Уин глубоко вздохнула. Он ласково гладил ее спину.
— У нас будет когда-нибудь такой вот домик? — пробормотала она.
У Меррипена, конечно же, уже был на это готовый ответ.
— Год мы поживем в усадебном доме — возможно, даже не год, а два, до тех пор пока не завершатся работы по восстановлению поместья и Лео не встанет на ноги. Затем я найду участок земли, подходящий для фермерства, и построю на этой земле дом для тебя. Надеюсь, он будет немного больше, чем этот. — Рука его скользнула вниз, к ее ягодицам. Меррипен медленно водил по ним ладонью. — Жизнь наша не будет роскошной, но комфортный достаток я могу обеспечить. У тебя будет кухарка, лакей и кучер. И мы будем жить рядом с твоей семьей, чтобы ты могла навещать родных когда пожелаешь.
— Мне нравится, — проговорила Уин. Ее переполняло счастье. Даже дышать было трудно. — Не жизнь, а рай. — Она не сомневалась в том, что Меррипен способен о ней позаботиться, как не сомневалась она в том, что может сделать его счастливым. Вместе они заживут хорошо и счастливо, хотя жизнь их не будет такой, как у всех, — в этом она была уверена.
Тон его сделался серьезным, даже мрачным:
— Если ты выйдешь за меня, то никогда не сможешь занять в обществе подобающее тебе место.
— Для меня нет лучше места, чем рядом с тобой; места твоей жены.
Он обхватил ее голову рукой и прижал к плечу.
— Я всегда хотел для тебя большего.
— Лжец, — прошептала она. — Ты всегда хотел, чтобы я была твоей и только твоей.
Меррипен засмеялся.
— Да, — признался он.
Потом они затихли, предаваясь неге, лежа, обнявшись, в залитой утренним светом комнате. Они были близки до этого. Очень близки. Они знали друг друга так хорошо, и при этом совсем не знали друг друга. Физическая близость создала новое измерение для их близости. Уин чувствовала себя так, словно она не только приняла в себя его тело, но и часть его души. Она спрашивала себя, как могут люди заниматься этим без любви, каким пустым и бессмысленным должен быть для них этот акт в сравнении с тем, что было у них с Кевом.
Босой ступней она проводила по поросшей жесткими волосками икре Кева, ощущая под пальцами ног скульптурные мышцы.
— Ты думал обо мне, когда был с ними? — осторожно спросила она.
